Страница 4 из 32
– Если ты не сможешь… – Собственно, ни о каком «если» речи не шло – я собирался в любом случае ее убить. – Просто выключи аварийный маячок. Вероятно, ты все еще пребываешь в криосне, но пробудилась до минимального уровня сознания. Ты наверняка можешь обратиться к командному дереву своей капсулы. Найди способ отключить сигнал и прекрати голосовую передачу.
Снова наступила тишина – задержка, вызванная разделявшим нас расстоянием. Она тянулась столь долго, что мне показалось, будто загадочная незнакомка восприняла мое предупреждение со всей серьезностью.
– Мне страшно, – наконец проговорила она. – Я не помню, что случилось. Сперва был корабль, а потом это. Я даже не…
– Замолчи.
– …помню, кто я.
– Слушай меня внимательно. Здесь небезопасно. Мой долг – защищать мой народ, а ты несешь угрозу.
– Где я?
– Дрейфуешь вдалеке от тех мест, где тебе когда-либо хотелось оказаться. А теперь выключи сигнал.
– Мне так холодно…
Двадцать секунд спустя маячок смолк – то ли выключился сам, то ли она все-таки сумела добраться до командного дерева. Я позволил себе облегченно вздохнуть. Оценить последствия случившегося я не мог, но был рад уже тому, что мне больше не бьет по ушам идущий с консоли сигнал и что не придется тратить ракету.
– Думаю, он больше не работает.
– Хорошо, – выдохнул я. – А теперь…
– Пожалуйста, помоги мне.
Я рассчитал новый курс, отозвал ракету и велел ей снова идти на орбиту-отстойник. Мы с ней должны были пройти через одну и ту же область пространства, но в разное время и с разными скоростями, так что перехватить ее в этот раз не было никакой надежды. Но даже без боеголовки ракета стоила того, чтобы ее сохранить.
Чтобы добраться до места, откуда исходил женский голос, требовалось три недели. Снова забравшись в гибернатор, я закрепил в нужных местах катетеры и датчики, после чего настроил автоматику так, чтобы она оживила меня, когда шаттл окажется в двух часах пути от дрейфующего объекта.
Ее капсула свободно парила, давно покинув облако обломков. Она медленно кувыркалась, поворачиваясь ко мне всеми сторонами. Внешне походила на продолговатый ящик с закругленными углами; из торца торчало сплетение шлангов и проводов. Модуль для криосна – но не привычной мне разновидности. По повреждениям в конце капсулы, противоположном голове пассажирки, я предположил, что ее сорвало с какой-то опоры или шасси, возможно выполнявшей некую функцию, которую капсула не могла обеспечить сама. Как долго она способна поддерживать жизнь своей пассажирки без поступающих через эти обрубленные корни питательных веществ? Мне подумалось, что та должна обладать отменным здоровьем, чтобы протянуть несколько суток, не говоря уже о неделях, которые потребовались мне, чтобы до нее добраться.
Я подплыл ближе, пользуясь лишь пассивными датчиками шаттла и полагаясь на окружающее освещение. Меня не оставляла мысль, что это может оказаться волчья ловушка, хитроумная имитация-приманка. Но чем больше сокращалось расстояние между нами, тем менее вероятным казался подобный вариант. Слишком уж реально и убедительно все выглядело. На поверхности капсулы виднелись вмятины, и царапины, и множество пузырей в тех местах, где обшивка, должно быть, подверглась воздействию чудовищного жара. В уцелевшем ее конце располагалось прямоугольное окошко, примерно там, где должно было находиться лицо пассажирки. Стекло защищала металлическая решетка. Дизайн капсулы выглядел грубоватым и старомодным.
Капсула продолжала кувыркаться. Под стеклом что-то мелькнуло – или нет?
На мгновение возникло безмятежно спящее лицо, залитое красноватым светом Михаила.
Я подвел шаттл к капсуле на расстояние нескольких метров. Если это бомба, я уже чересчур близко – не важно, в метрах или километрах. Открыв оружейный отсек, я опустил салазки, используя захваты, чтобы поймать капсулу и остановить ее вращение. Задача оказалась не из простых, но после двадцатиминутной возни, сопровождавшейся потерями и погонями, мне наконец удалось в достаточной степени укротить капсулу, чтобы затащить в корабль. Хорошо, что там не было ракеты, иначе в отсеке просто не оказалось бы места. К счастью, два эти объекта не слишком различались формой и размерами.
Загерметизировав шлюз, я открыл внутренний люк. Капсула лежала окошком ко мне, но из-за внезапного переноса в воздушную среду стекло под решеткой заиндевело, не позволяя проникнуть сквозь него моему взгляду.
Я заранее подготовился, надев наушники. Закрепив на оболочке капсулы магнитный держатель, поднес к губам микрофон.
– Слышишь меня? – неуверенно спросил я. – Меня зовут Мигель де Рюйтер, и это я говорил с тобой три недели назад. Я доставил тебя на борт моего корабля. На обшивке твоей капсулы установлен радиопередатчик, работающий на той же частоте, на которой мы уже общались. Ответь, если хоть что-нибудь из сказанного до тебя дошло.
Ответа из капсулы не последовало, но я на это и не рассчитывал. Я совершал привычные действия, почти смирившись с тем, что пассажирка уже мертва – или, что то же самое, ее невозможно вернуть к жизни. Смерть приходила во многих обличьях. В самой глубокой точке криосна мертвы были все – никаких мыслей, никаких клеточных процессов. Но человека все же удавалось оживить – если капсула работала штатно. Если же случался сбой, по клеткам тела могла пронестись разрушительная волна, раздирая их изнутри и разрывая связи между ними, кодировавшие все то, что мы считали самым дорогим для себя. Теплый труп с превратившейся в серую кашу нейронной сетью был ничем не лучше холодного.
На других планетах, в лучшие времена, всегда оставалась надежда. В Солнечном Доле проблемой становилось даже удаление зуба или вправление перелома. Восстановление же поврежденного мозга абсолютно выходило за пределы наших возможностей.
– Отдыхай, – сказал я, будто это имело какое-то значение. – Теперь ты в безопасности, летишь со мной на мою планету.
Я оставил магнитный держатель на месте, не выключая радиоканала.
Пройдя в переднюю часть шаттла, я начал готовить его к полету домой. Несколько запусков маневровых двигателей, пара коррекций курса, немного еды в брюхо – и я уже мог снова лезть в гибернатор. О том, что делать с жутким трофеем, пусть теперь беспокоятся другие.
– Поговори со мной.
Голос доносился с консоли, передаваемый через магнитный держатель. Метнувшись обратно в оружейный отсек, я схватил перчатку и, как сумел, стер иней с зарешеченного окошка.
– Я здесь, – сказал я в микрофон. – Ты… хорошо себя чувствуешь? Помнишь что-нибудь из случившегося за последние три недели?
– Где я?
Голос все так же казался отстраненным и не вполне реальным. В нем было нечто чересчур чистое, кристальное, вроде мелодии, издаваемой бокалом, когда по нему проводят влажным пальцем.
– На корабле. Я тебя спас.
– Спас меня?
Я напряг зрение, пытаясь лучше разглядеть лицо за окошком. Но стекло слишком запотело изнутри, и лицо парило под ним, будто темноглазая луна, проглядывающая сквозь перистые облака.
– Что-то случилось. Ты была на корабле – намного большем, чем этот. Произошла катастрофа… Твой корабль взорвался при входе в нашу систему.
– Катастрофа?
– Отказ двигателя. Похоже, тебя взрывом вышвырнуло наружу. Я поймал сигнал твоей капсулы. Только твой.
– Были и другие, – отстраненно проговорила она, будто к ней только теперь начали возвращаться воспоминания. – Ты должен их отыскать. Не могла же я быть единственной.
– Вряд ли кто-то еще уцелел. Даже если и так… боюсь, найти их невозможно. У тебя работал передатчик, но больше ни у кого его не было.
– Я хочу выбраться из этой штуки. У меня все онемело.
– Ничем не могу помочь, пока мы не прилетим в Солнечный Дол. Там о тебе позаботятся.
– Что такое Солнечный Дол?
Я перешел к другому концу криокапсулы, на который пришлось больше всего повреждений; там торчали чисто срезанные многочисленные шланги и провода.