Страница 10 из 16
— Пойдём, деточка.
Придерживая, отец повёл меня в часовню. У дверей я остановилась и прижалась к его груди. Он не отстранился, хотя и застыл в неловкой позе с разведёнными руками. Всего несколько секунд сострадания. Момент украденного тепла, который я никогда не забуду.
— Обещай, что не будешь меня презирать, если я сдамся своему горю, — попросила я. — Дело в том, что я успела его полюбить.
— Обещаю, — твёрдо сказал отец. — Но помни, что Тироль — достойный мужчина, а значит, богиня Алали подарит ему бессмертие. Она пустит его в Реаль, где он будет счастлив.
Жители Шиана привыкли к мысли о том, что будут жить вечно. Все мы надеемся, что выглядим достойными в глазах богини, и что она впустит нас в волшебный параллельный мир — Реаль, где свершатся все, даже самые невероятные мечты. Однако даже если смерть является всего лишь переходом в следующий, более совершенный мир, она всё равно означает расставание.
— Надеюсь, что Тироль будет счастлив в Реале. Но ведь я осталась здесь. Одна. Без него. А Тироль забрал с собой моё сердце.
Открывая дверь, ведущую в заполненную гостями часовню, отец прошептал:
— Надеюсь, что однажды ты простишь меня за этот контракт. Обещаю, что никогда… слышишь, никогда больше не вмешаюсь в твою жизнь.
Тишина.
Пятна лиц в цветочном обрамлении.
Солнечные зайчики пляшут на драгоценностях. Кольца, диадемы, ожерелья — праздничное месиво.
Смаргиваю слёзы — и вижу улыбающееся лицо матери. Неужели ей так приспичило навязать мне свободу, что она не способна на сочувствие?
В первом ряду — два пустующих места. Здесь должны были сидеть родители Тироля.
Отец вёл меня между рядами гостей, и я лепетала приветственные слова. В ответ до меня доносились перешёптывания: "кошмар", "бледная", "любит", "горе", "испортил", "порча".
Они правы. Этот день испортил всю мою жизнь. Да, я бледная, да, я его люблю. Горе, кошмар, конец всех надежд. Называйте это, как хотите. Знаю, что богиня Алали дарит достойным людям бессмертие, и что смерти, как таковой, не существует, но всё равно страдаю. Ведь я осталась одна. В передних рядах рыдали мои подруги.
— Ох, Шели! — Самия погладила меня по руке и прижалась к ней мокрой щекой. — Держись! Мы с тобой!
Надо же, как. Несмотря на зависть и наши разногласия, подруги сочувствуют мне больше, чем родная мать.
Я вышла из часовни, почти вслепую, и резко выдохнула цветочный воздух из лёгких. Сегодняшний день должен был стать началом моего счастья.
Отец отвёл меня в спальню и заставил выпить полстакана бренди. Холодная жидкость обожгла глотку, и кашель тут же перешёл в рыдания. Мне не терпелось забраться в постель, поэтому горничные торопливо сорвали с меня платье и корсет и выдернули шпильки из причёски. Жемчужины, украшавшие мои волосы, упали на пол и запрыгали по паркету. Вот так, с мелодичным звоном свадебных колокольчиков распалась моя жизнь.
Я выпила ещё немного бренди и какие-то предложенные лекарем капли. Бедняга метался от меня к матери Тироля и обратно, пытаясь усмирить неизлечимое горе. Единственное, чем он мог нам помочь — это временное беспамятство. Ускользая, сознание подбросило мне последнюю мысль:
"Гадалка оказалась права: мы были счастливы до самой смерти".