Переселение. Том 1

Играя почти каждый вечер за карточным столом принцессы, он был счастлив, когда мог незаметно коснуться ее брошенной перчатки или провести рукой по ее накидке. И хотя Вук Исакович, как и его друзья, выучился танцевать и танцевал отлично, она никогда его не выбирала, и в большинстве случаев ему приходилось раскланиваться под жалобные звуки скрипок перед какой-нибудь обожавшей его старухой. После таких вечеров он с приятелями обычно пьянствовал до зари, завывая под гусли и захлебываясь словами от избытка сил.

Он высох от любви и желания, страдания его стали замечать и другие. Как безупречному, известному своей смелостью служаке, Вуку Исаковичу поручили, по особой просьбе принца, укротить и объездить несколько валашских лошадей. Так подающий надежды младший офицер полка, сын лучшего поставщика принца Вюртембергского, за немногие месяцы молча испытал все: и одиночество в весенние ночи у опочивальни принцессы, когда он прислушивался к ее шагам, когда видел, как горничные выносят ее платье и приносят рубашку, и дурманящий запах травы и земли, отброшенной копытами ее лошади на утренней прогулке.

Тайна их становилась все невыносимее, потому что принцесса не упускала возможности показаться ему, пока он стоял на посту, а особенно ночью и утром, когда она проходила мимо него еще разгоряченная родившимся в сновидениях пламенным желанием. Ночью она продлевала в них свою дневную жизнь, хотя и знала, что пробудет здесь, как и в Темишваре, недолго. Однажды, чуть не упав с лошади, она, когда Вук Исакович подбежал к ней, оперлась на него всем телом. Тогда он впервые отважился, весь съежившись, коснуться ее.

Вот так, мучаясь, неловкий и покорный, Вук Исакович прожил как в аду чуть ли не полгода, не глядя на других женщин и видя только ее — высокую, необыкновенную, благоухающую. Сгорая от желания и сходя с ума, он, точно глас с неба, воспринял известие о готовящемся в начале осени походе на турок и о том, что принцесса переезжает в Темишвар. Не осмеливаясь ни жестом, ни словом признаться ей в любви, он был уже рад избавиться от каждодневной пытки. Это была его первая настоящая любовь, и пришла она как раз в то время, когда отец задумал его женить.

И тем не менее в ужасе, что он больше никогда ее не увидит, Вук так таращил на нее глаза и смотрел с такой печалью, что принцесса стала терять уверенность в своем всесилии и уже сама не знала, как вести себя с ним в эти последние перед отъездом дни. Ей все больше казалось, что она пересолила и что следовало его хоть чем-то вознаградить. Принцесса не сомневалась, что этот молодой офицер, которого она часто рисовала себе атаманом разбойников, безумно в нее влюблен. Но случая, к ее большому сожалению, уже не представилось.

Поэтому однажды в сентябрьский полдень, когда принцесса, направляясь к мужу, который рассчитывался с греками и кричал так, что слышно было через два зала, увидела Исаковича, она остановилась и вернулась, чтобы снять парик и распустить свои кудри. Потом снова вышла в коридор, где усач офицер приветствовал ее, опустив ружье к ноге. Когда она затворила за собой дверь, Вук Исакович вздрогнул.

У открытого окна, где он стоял, вился рой мошек, под окном зеленели крепостные валы. К северу раскинулись бесконечные луга, поросшие у воды камышами, на реке стояли боевые суда с высокими зелеными парусами, в тени которых зияли жерла пушек. А сверху над водами огромным мокрым полотнищем нависло облачное небо.

Играя маленьким золотым крестиком и тем привлекая его взгляд к розовой темной ложбинке между грудями, она осведомилась, прибыла ли ее дорожная карета с молодым графом Паташичем, который должен сопровождать ее до Темишвара. Потом, подойдя к нему ближе и впервые заглянув ему в глаза, спросила, приедет ли он в Темишвар, где жизнь гораздо удобнее и приятнее, или в Вену, где она проведет зиму, или в Вюртемберг, где она наградила бы его за преданную службу мужу. И вдруг засмеялась так зовуще и беззастенчиво, что у него задрожали колени. Потом, словно невзначай, высунулась в окно, нагнулась над пропастью, словно нечаянно выронила из рук цепочку и тихо вскрикнула.

Исакович, едва дыша, услужливо подбежал к ней, а она попросила его нагнуться и посмотреть, нет ли в траве цепочки. И одновременно прислушивалась, не идет ли кто. Принцесса знала, что от кабинета мужа их отделяет два зала.

Окно было узкое, и он беспомощно, с трудом, будто латник в доспехах, протиснулся в него, прижимаясь к стене, чтобы не коснуться ее. А она, по-прежнему высунувшись наружу, схватила его за руку, холодную как у мертвеца, и снова приказала нагнуться. Чуть повернувшись, она коснулась его грудью, почувствовала его сильное тело и только тут поняла, чего лишилась. Вук Исакович в эту минуту был неотразимо красив, глаза его лихорадочно блестели, отливая старым золотом, посиневшие губы были скрыты черными как вороново крыло, опущенными вниз змеевидными усами, казавшимися ей какими-то необычными. Он был смертельно бледен и более, чем когда-либо, скован.

В тот день она больше не выходила из своих покоев, раздраженная и заплаканная. Перед самым вечером она узнала, что карета прибыла и отъезд назначен на послезавтра.

Проснувшись на следующий день теплым утром и увидев во дворе большую дорожную карету, она едва не расхворалась от досады. Теперь, когда надо было уезжать, ей безумно захотелось остаться, чтобы провести с ним наедине хотя бы час.

И принцесса, развращенность которой стала ее второй натурой, почувствовала, что сходит с ума и что охотно осталась бы и дальше под этим голубым восточным небом, казавшимся ей раньше таким же скучным, как крепостные валы и болота, как одна и та же рыба на обед, как одни и те же разговоры. Исакович так отличался от ее мужа и всех ее любовников своим угрюмым, молчаливым, покорным и серьезным нравом, своим могучим телом!

Промучившись все утро неудовлетворенным желанием, она в страхе и возбуждении, как змея подлещиваясь к старшим офицерам и мужу, попыталась включить его в свою свиту или в охрану или перевести в Темишвар. Потом, махнув на все рукой и отдавшись на волю судьбы, она горько заплакала, а статс-дамы и служанки тем временем мыли ее, растирали, одевали и готовили к завтрашней дороге. Затем пришли от молодого красавца, графа Паташича, который почтительнейше просил ее распорядиться, как ему ехать: верхом или же составить ей компанию в карете.

В полдень, вспомнив вчерашнее, она совсем потеряла голову и в порыве страсти и уязвленного самолюбия сначала отослала стоявшего у двери офицера, потом ворвалась в пыльную неубранную комнату Исаковича, где он рассматривал купленное принцем турецкое седло.

Черный от бессонных ночей, он встал, в полном изумлении, а она, дерзко улыбаясь, приказала ему отворить окно. Подойдя к Исаковичу вплотную, она нагнулась так же, как накануне, над валами и рвом и, глядя в его глубоко запавшие, мутные глаза, спросила, не отыскали ли солдаты ее цепочку.

День стоял душный и жаркий, парило, облачное небо предвещало грозу.

Спросив, видит ли он что-нибудь внизу, в траве, она придвинулась к нему еще ближе, почувствовав сквозь легкую мягкую ткань амазонки его колени и бедра. И замерла так на несколько секунд, склонившись над лугами, пряно пахнувшими созревшими травами, зажатая между твердой стеной и им. Воцарилась тишина. Потом, будто увидев в траве цепочку, она нагнулась еще ниже и тут же, почувствовав, что он, весь дрожа, тоже склонился над ней, закрыла лицо руками. Прижимаясь все теснее к нему, она слабела от охватившей ее истомы, голова ее кружилась, тело пронзала дрожь.

Когда принцесса, уже совсем замлев, хотела повернуться и полуоткрытыми губами выдохнуть какие-то слова, она вдруг в напряжении всех чувств ощутила, что какая-то неземная прекрасная сила наполнила ее блаженством и поднимает ввысь; она удивленно открыла глаза, пытаясь понять, что с ней, но голова ее неожиданно сделалась тяжелой от духоты и одуряющего запаха трав, и она все с тем же недоумением на лице, сжав колени, упала без чувств.