Страница 6 из 7
– Ты что с Урала, мужик?
Потом Ельцин чем-то не угодил Горбачеву и его перевели в министры строительства. А сам Борис Николаевич стал готовиться к выборам в Верховный Совет депутатов СССР с явным прицелом на председателя. Народ его поддержал…
А по ТЭЧи пошел гулять и попал мне в руки самиздательский вариант ельцинской рукописи «Исповедь на заданную тему». Борис Николаевич живописал о своей жизни в Москве на казенных харчах. К примеру, его служебная дача (а комфорт её указывал на ценность партработника) была уставлена цветными телевизорами – в каждой комнате по штуке. А помещений на двух этажах – ой-ой-ой…
Почему заостряю ваше внимание на цветастости телевизоров? Так у нас тогда сплошь и рядом были простые – с черно-белым экраном.
И вот наступил 1991-й год.
В августе бабахнул ГКЧП – государственный переворот в стране!
Как теперь стало известно, в планы заговорщиков входил (о), прежде всего, арест Ельцина (в лучшем случае) или убийство (худший вариант развития событий). А то, как вел себя Борис Николаевич, по сути возглавив сопротивление в столице, понравилось всей стране.
Мы уже не хотели работать, но приехав в ТЭЧ, сбивались в курилку – обсуждали, спорили за политику… А радио из «скворечни» диспетчера звучало на всю округу с утра до вечера. В эти дни на работе и дома мы не выключали телевизоры – ждали конца балета «Лебединое озеро». Счет тогда шел на часы…
Вдруг поступил приказ – прапорам и офицерам разобрать из оружейки личные пистолеты, чтобы быть готовыми к любым непредсказуемым событиям в стране. Но военнослужащие отказались выполнить требование командира полка:
– Да на нас бандиты охоту откроют!
Не судите их строго – часть таки учебная (ЧВВАКУШа), а не боевая.
Я был в восторге от всего творящегося. Это же надо – бросить вызов КПСС! Такую могущественную, всеведущую и всеми руководящую силу – послать к чертям собачьим! От Ельцина был в восторге – не каждый на такое решится! Какой великий человек! Герой нашего времени! Домой приехал (а жил тогда уже на Бугре), увидел на экране кумира своего, встал перед телевизором и захлопал в ладоши.
– Ты что? – удивился отец.
Надо сказать, что у меня особое отношение к государственной символике – будь то Россия или СССР. К примеру, гимн страны я встречаю стоя – хоть на стадионе он звучит, хоть на собрании (до или после), хоть в новогоднюю ночь… Не служба во флоте меня приучила и не работа в аппарате райкома партии, а… вы не поверите – школа.
Был у нас учитель физики Петр Трофимович Пасечник. Он кабинет свой оборудовал под поточную студенческую аудиторию – по принципу амфитеатра. И всегда на переменах в нем звучало радио. Мы ходили туда с удовольствием…
А физику и математику, как самые трудные предметы, в школьном расписании ставили первыми уроками учебного дня. Так вот, мы приходим в кабинет Пасечника, занимаем свои места – языками чешем, плечами толкаемся: соскучились за ночь. А радио все звучит… Потом звонок на урок. И вместе с первыми аккордами государственного гимна по радио (таки 8-00!) появляется в дверях преподаватель… И замирает на месте. И мы стоим по стойке смирно до окончания гимна. Это были самые волнующие минуты наступающего учебного дня – и запомнились на всю жизнь.
Мне кажется все райкомы (КПСС И ВЛКСМ) и паче с ними пионерская с октябрятской организации, вместе взятые, не сделали для воспитания в нас, учащихся средней школы, патриотизма столько, сколько сделал Петр Трофимович Пасечник, заслуженный учитель Российской Федерации.
А в тот момент, пока Ельцин говорил с экрана, я стоял по стойке смирно, отдавая честь своему кумиру. И не было в этом почитании ни грамма фальши. Ведь я не предвидел тогда ни распада СССР, ни добровольного ухода Горбачева с высокого поста Генерального Секретаря Центрального Комитета, ни воцарения на долгих восемь беспросветных лет властолюбивого «мужика с Урала». Каким же наивным был тогда…
Впрочем, не я один. Не берусь говорить за всю страну, наш район или авиационный полк, в котором служил, но весь личный состав ТЭЧ в те дни относились к Борису Николаевичу с любовью и надеждой. Он был символом настоящей «перестройки» общества, а не болтовни, затеянной Горбачевым.
Но странная вещь судьба.
Негласный арест Горбачева гэкачепистами на острове в Черном море не принес ему народной любви. Михаил Сергеевич на трапе самолета после освобождения с Фороса грозил: «Теперь мы посмотрим, кто есть ху». А прапора ТЭЧ в экран говорили ему: «Поздно боржоми пить – просрал ты, меченый, свою власть!»
Говорят, первыми словами при встрече двух президентов (СССР и России) были слова Горбачева:
– Вам повезло, Борис Николаевич – вас охрана не сдала, не то что моя.
Тогда и народ не сдал бы Ельцина – все готовы были грудью встать на его защиту.
Сейчас это звучит смешно, но было время, когда многие верили в скорое демократическое будущее России. И связывали это явление с именем её первого Президента. Именно эти надежды сыграли решающую роль в победе Ельцина на президентских выборах.
А тогда по телевизору без конца повторяли исторический эпизод – освобожденный из фороского плена Горбачев приехал в Белый Дом, а Ельцин в этот момент подписывал Указ о запрете КПСС.
Потом Борис Николаевич переехал в Кремль, разделив его территорию с первым и последним президентом СССР, который стал покорной марионеткой в его руках. Спесь Горбачева куда-то пропала, лицо и поведение на экране стали «человечнее», являя признаки самодержца перед утратой власти.
Первой дамой в Кремле вместо Раисы Максимовны Горбачевой теперь стала Татьяна Дьяченко – дочь президента России. Она затребовала для отца дорогую посуду и поваров с официантами. У неё появилась личная охрана на двух сопровождающих её кортеж автомобилях. Проще говоря, все для дочери Ельцина было организовано по той же схеме, что и для членов бывшего Политбюро. Хотя никто ещё не отменял борьбу в стране с привилегиями. И пока никто ещё не забыл гениальной фразы Бориса Николаевича о том, что если в обществе чего-то остро не хватает, то не хватать должно всем поровну.
Чем больше Татьяна Дьяченко увлекалась политикой, тем многочисленнее становилась её свита. За близость к папеньки её прозвали «членом правительства».
Скромность и простота на людях во времена руководства московским горкомом КПСС у Ельцина куда-то сами собой пропали. А уж ближайшие родственники его являли прямо таки барские замашки. Многие это видели и терпели…
Теперь думаю, не одно поколение россиян должно вырасти в атмосфере гласности и демократии, прежде чем к власти придет президент, способный без жадности воспринимать материальные блага, сопутствующие восхождению на престол.
А тогда модным стало в среде чиновников, обитавших в Москве, играть в волейбол и большой теннис. Потому что более-менее заметные игроки попадали в поле зрения Ельцина и начинали карьерный рост. Карьерный рост, в котором была одна особенность – чем меньше пользы приносили они государству, тем больше извлекали её для себя.
Когда и с чего началось прозрение?
Мне кажется, с того окружения, которое вдруг появилось у Бориса Николаевича. Морды Бурбулиса и Чубайса, а чуть позже Гайдара, замелькавшие на экране, автоматически вызывали народную антипатию. В 91-м и позднее разные люди с легкостью попадали во власть и ещё легче из неё выпадали – а вот эти вот подзадержались и вскоре приватизировали власть над Россией. К тому времени Ельцин уже просто млел от комплиментов – ему нравились льстивые дифирамбы. И мне кажется, такое пришло с возрастом – деменция себя показала.
И очень скоро в стране пошла полнейшая неразбериха.
В вооруженных силах, например, появились два министра обороны – российский и союзный. А для нас на практике это означало задержка заработной платы. Да ладно бы это… Будто соревнуясь друг перед другом, два министра обороны стали увеличивать денежное довольствие кадровым военным – это, понятно: таки инфляция безудержная в стране. То один приказ издаст о повышении её, то другой. А о нас, служащих армии, то есть гражданских сотрудниках войск, оба забыли напрочь. У прапоров и офицеров зарплата очень скоро ушла далеко за сто тысяч рублей. Наша же замерла на жалких одиннадцати – и ни с места.