Исход

Иду по деревне. Белоснежные натянутые тенты временных построек похожи на ханские шатры. Ветряные мельницы ровным строем стоят за поселением, словно гигантский забор. Или большие трёхлистные ромашки.

Ни души. Лишь свежий ветер гуляет меж белых палаток. И солнечные зайчики. Невыразимая тоска. Кажется, я о чём-то забыла. Забыла о чём-то очень важном. Рядом со мной – Виктор. Он кладёт руку на моё плечо, и мне становится легче. С ним мне всегда легче, он любит меня. А я его, наверное, нет. Я не гуляла с ним под звёздами. Хотя… Может, я его тоже люблю. Ведь мне с ним спокойно и тепло, как среди солнечных лучей берёзовой рощи. Виктор просит прочитать ему стихотворение. Я читаю, про хана. Он удивляется: откуда я знаю это произведение? Ведь его нет в Единой Библиотеке. Пожимаю плечами: придумала. Виктор удивляется ещё больше. Он говорит, что я – гений. Я смеюсь, и он обнимает меня.

Мы идём под звёздами. Сверкающая лента Млечного Пути пересекает небосвод. Пока не взошла Луна, можно любоваться. Звёзды похожи на рассыпанные драгоценные камни: алмазы на чёрном бархате. Ночь прекрасна и свежа, но по-летнему. Стрекотание цикад разливается по воздуху, отчего кажется мне, что эфир будто дрожит от их пения. Мы идём к нашему дому – крайнему белому шатру, окружённому молодыми тополями. Издалека деревня похожа на стайку светлячков или на упавшие звёзды: белые домики светятся теплом. Виктор держит меня за руку и рассказывает о том, как же хорошо. Только я не чувствую. Я уже давно ничего не чувствую кроме всепоглощающей тоски. Я молча киваю и смотрю на звёзды. Мне, наверное, уже не будет хорошо. Хорошо мне было на кухоньке с занавесками в ромашку. И в храме, где пели ангелы. Это воспоминание из другой жизни, такой далёкой, до сих пор мучает меня. И образ человека, которого давно поглотило время, всё ещё со мной.

Чем ближе мы подходим к деревне, тем ярче светятся домики. Свет всё разгорается, разгорается, разгорается… превращается в зарево, полыхает. Языки бушующего пламени вздымаются до небес, ревут. Виктор пытается меня спасти, но я сама ступаю в огонь. И чудится мне, что среди языков пламени я вижу ромашки. Огненные цветы распускаются, цветут, благоухают…

Я кричу от боли и открываю глаза. Играет будильник: Вивальди, «Времена года», «Весна». Нежные берёзы в окне-экране беззвучно шелестят на ветру. Смахиваю со лба пот, перевожу взгляд на белый потолок. Слёзы сами катятся из глаз. Наверное, я схожу с ума. Наверное, мы все сходим с ума.

Медленно сажусь. Ракушка падает на пол. Я смотрю на кулон, и тянущая грусть овладевает мною, она не хочет меня отпускать. Злюсь и убираю подарок Рустама в тумбочку. Я простила тебя за то, что ты не можешь покинуть меня. Я больше не потревожу твой покой. Обещаю… Но… Я обещала хранить ракушку до самой смерти. Я обещала любить тебя вечно. И я люблю тебя, всё ещё люблю тебя, несмотря на то, что я даже не помню твоего лица. Такое у меня проклятие. Прости меня. Прости… Ты будешь со мной в небе? Прости меня за слабость… я просто очень боюсь умереть без тебя. Мне кажется, что небо непременно погубит меня.

Закрываю глаза руками. Я устала, смертельно устала. Я не помню своих снов, кроме пожаров, которыми они заканчиваются. Но мне кажется, было что-то до. Было нечто прекрасное до того, как всё поглотил огонь. Например, стихи.

Одеваюсь, и свет в каюте становится ярче. Умный компьютер понял, что я проснулась. Я не хочу больше думать и просто натягиваю серую водолазку, серые штаны и серую куртку. Чистые вещи пахнут ромашками. Какой необычный порошок. И откуда я знаю, как пахнут ромашки?

Иду на ужин вместе со всеми. Кто-то смеётся, со мной здороваются и улыбаются. Я в ответ тоже. Мы делаем вид, будто всё нормально. Наверное, так раньше снимали кино.

Столовая – просторная и светлая. Белая, как и всё в нашем подземном царстве. За огромными окнами-экранами над безбрежной зеленью светит золотое солнце. Мне кажется, там не хватает реки и берёзовой рощи. Надо бы обратиться к компьютерным техникам, чтобы они поменяли заставку.

Иду к столу у окна. Мы всегда кушаем за ним. Виктор уже взял еду и ждёт меня: улыбается. Он знает, что я люблю: малиновый джем. Белковая каша, отвратительное безвкусное месиво, одна для всех. Подливки разные. Я люблю красную, которую называют малиновой. Думаю, к вкусу малины она не имеет никакого отношения. Виктор любит зеленую, мяту. Иногда я её тоже ем.

Виктор встаёт, галантно отодвигает стул, помогает мне сесть. Затем садится сам и поднимает стакан с водой. Чокаемся. Наш маленький смешной ритуал, который мы подсмотрели в фильмах. Едим. Виктор спрашивает о моём самочувствии, а затем говорит, что, как и обещал, подал прошение о семейной каюте. Я улыбаюсь, а внутри тайно прошу Вселенную и Бога, чтобы нам отказали. Хотя, я знаю, разрешат. У нас обоих много наград, и мы уже столько лет летаем вместе. Я – пилот, а он – стрелок. Не представляю небо без него. Как и не представляю свои воспоминания без Рустама, хотя давно перестала его искать. После разговора с Киотой много лет назад. Но всё ещё надеюсь встретить. Верю, что случится чудо, и я увижу его. Только вот что я ему теперь скажу? Как посмотрю в глаза? Хотя, может, у него теперь другая женщина. От этой мысли внутри всё переворачивается. Чувствую, у меня не хватит духу даже подойти.

Я говорю Виктору, что очень хочу, чтобы нам разрешили жить вместе. Он улыбается и предлагает за это выпить. Я смеюсь, и мы снова чокаемся. Я пью и тайно, глубоко в душе, плачу.

К нам подходит Алия – высокая девушка с озорными карими глазами и оливковой кожей. Ей не больше двадцати, и она родилась на ковчеге. Она знает своих родителей, у неё есть брат и она умеет улыбаться. Лысая, как и большинство. Её череп украшен множеством синих завитков. Помню, она очень боялась делать татуировку. В одном ухе – несколько колечек, в другом – маленький гвоздик. Она чем-то напоминает людей прошлого, которых я видела в фильмах и в документальных видеоархивах Библиотеки. Алия живёт, в то время как я продолжаю выживать. Она тоже будет пилотом, завтра её отправят тренироваться на симуляторах. Она очень волнуется.

Сейчас Алия улыбается нам и говорит, что вечером, после речи Президента, для всех будут показывать кино. Она хочет пойти с семьёй, у брата – День Рождения, и зовёт нас. Мы соглашаемся, Алия садится за наш столик и с волнением рассказывает, что её брата определили пилотом боевого робота. Говорит, нейронные связи у него крепкие, будет управлять роботом в наземных боях. Завтра он уезжает тоже, только на другой ковчег. Через полгода оба выйдут на свои первые настоящие бои. Виктор желает им обоим успехов.

Алии страшно за брата, больше чем за себя. Ещё больше она переживает за родителей. Я её понимаю – она боится за своё человеческое счастье. Ведь у неё есть родные, есть, кого терять. А у меня никого нет. Наверное, поэтому я не умею жить. Нет. У меня есть Виктор. И где-то, совсем далеко, Рустам. Я очень надеюсь, что он всё ещё есть.

После ужина столовую превращают в зрительный зал: будет прямая трансляция речи Президента. У нас есть час свободного времени – неслыханная редкость. Мы идём гулять по ковчегу. Я с трудом отгоняю мысли о прогулках под звёздами. Вместо этого с интересом внимаю Мустафе, брату Алии. Ему пятнадцать, и он очень гордится тем, что для него уже определили место в войсках. Хотя я знаю, ему очень, очень страшно. Слушая мальчика, думаю, что у нас есть шанс выжить. Поведение иных загадочно, они могли уничтожить нас всех давно. Однако они всё ещё ведут свою странную игру. Что бы там ни замышлял высший разум, низший, если соберёт все свои силы, сможет дать отпор. Наверное, ангелы рождаются во тьме, а демоны приходят к нам из рая. Удивляюсь своим мыслям.

Мы выходим на одну из центральных площадей ковчега. Серые солдаты идут меж серых танков. Монументальные бронированные роботы в несколько этажей и стрелковые орудия. Я знаю, что на самом верхнем ярусе ждут своего часа истребители. Тревогу могут объявить в любую минуту. Тогда крыша ковчега раскроется, подобно цветку, и смертоносные сверхзвуковые машины взмоют в небо. В одной из них будем я и Виктор. За шестьдесят лет оккупации планеты люди многое переняли у иных: технологии, средства связи и даже механизм антигравитации для длительных космических полётов. Я помню это из загрузок. Но главная загадка иных – использование тел людей для перемещения по планете – так и осталась нераскрытой.