Страница 24 из 148
Было. На запястьях, на щиколотках. Узкие полоски такой же светлой шерстки. При беглом взгляде они казались обрывками одежды или простеньким браслетом-украшением. В общем, в глаза те «манжеты» не бросались. Но девчушка переживала.
— Хвост. Он что? — даркша требовательно смотрела на Морверна. — Я ассмотреть не могу. Жуткий?
— Не особенно. Его вообще не заметно. Особенно, если ты перед всеми подряд этак сгибаться не будешь, — Морверн хмыкнул.
Кое-что девчушке следует знать, и чем раньше она узнает, тем будет лучше.
— У тебя зло в другом. Ты мордой меняешься. Уши звериные, клычищи, щеки густо обрастают. Усы длинные.
— У еня⁈ — Гонорилья пыталась пощупать тыльной стороной ладони губы.
— Сейчас нет. Когда звереешь — меняешься. Это хорошо.
— Орошо? — девчушку дергало, так что смотреть было страшно. Наверное и хвост вел себя бешено.
— Сама подумай. Раз в одну сторону меняешься, следовательно и в другую можешь. Значит, должно как нормальному оборотню: или вовсе без хвоста красуешься или по деревьям легко прыгаешь. В любом случае, лучше чем серединка на половинку.
— Хвост можно вообще отрубить, — опять влез Эри. — Так королевским собакам делают. Самым дорогим. Я точно слышал.
— Отрубить⁈ Опором⁉ Как собаке⁈
Гонорилья метнулась на родственничка, и перехватить её не удалось. Опрокинутый Эри задел сапогом костер — взлетели искры. Донеслось рычание, вопль мальчишки. Морверн шагнул через костер. Подхватил голое, небольшое, но потрясающе сильное тело. Следом потянулся лягающийся мальчишка, лапы даркши он умудрился удержать подальше от горла, но её пасть вцепилась и драла ворот куртки. Задние лапы тоже не оставались без дела.
— Пусти его! — закряхтел Морверн.
Мальчишка, наконец, освободился, плюхнулся на землю, пополз подальше. Оскаленная девчушка извернулась в руках Морверна. Когти вцепились в бока — мужчина замер, предчувствуя беспощадную боль. Она пришла — Морверн стиснул зубы. Отшвырнуть, полоснуть шеуном — слетит светлая голова. Миг, — и Морверну стало легче. Когти вышли из тела. Девчушка обмякла. С лица уходила заметная тень шерсти, призрак усов перестал щекотать щеку. И оскал поблек. Лишь хвост яростно подергивался под мозолистой ладонью бывшего моряка.
— Аум… Я проклята. Ольно.
— Сейчас отпущу. Не дери меня.
— Нет. Тебе ольно.
Морверн попробовал поставить — ей лапы подгибались. Нет, ноги подгибались.
— Я — зверь, — шептала девчушка и, кажется, пыталась плакать. — Я себя не омню.
— Не болтай. Ты разумная.
Держал её, вроде как обнимал. Успокаивалась медленно, и вроде как чувствовал это Морверн. Наконец пробормотал:
— Пойду-ка я милорда нашего найду. Может, он с перепугу уже к Развилке подбегает.
Посадил когтистую на плащ, пошел к повозкам.
Эри скорбно сидел на мешке и зачем-то нюхал набранную в горсть чечевицу.
— Что, мозги прочищает? — поинтересовался Морверн. — Или тебе эта дрянь вроде нутта — пьянит?
— Пахучая. Южная, должно быть. Что там? Не кидается? Я вовсе не хотел, обидеть, — жалобно признался Эри.
— Она тоже не хотела. Семейная у вас дурь. Лампу найди или факел сделай. С провизией здесь разберись.
— Понял, — парень потрогал горло и перешел на шепот. — А что нам вообще делать-то?
— То, что я сказал. Только сначала тряпок на ленты нарви. Там шелк валяется…
С тряпками лорд-кухонник управлялся получше, чем со своим языком. Морверн поднял лохмотья куртки.
— О, боги, ты вовсе истечешь, — с ужасом забормотал Эри.
— Ты сегодня заткнешься или нет? Осел-болтун. Себе горло замотай. И где тот навоз сушеный, что ты заваривал?
Прикрытый котелок настоялся. Морверн осторожно снял крышку — пахнуло душисто.
— Ну что, когтистая, от кружечки не откажешься?
Гонорилья, до сих пор сидевшая неподвижно на корточках, медленно повернула голову:
— Ни человек, ни дарк. Огтистая?
— Ну. Можно еще фырчащей называть. Но когтистая — точнее.
— Ожно еще — давалкой хвостатой.
— Можно. Но если этак на рынке крикнуть — почти всё бабье обернется.
Всё то же движение утвердительное, нижней частью голого торса, весьма доходчиво выраженное. Вот к такому не привыкнешь.
Склонила головку спутанную:
— Ты ровью течешь. Я чую.
— Засохнет. И похуже бывало.
— Ты ечешь, но меня хочешь.
— Ну, если кто-то так голым задом виляет, то мысли являются. Я еще не забыл, что мужчиной числюсь. Ты пить-то будешь?
Лакала из кружки поднесенной мужской рукой. До дна выпила. Облизываясь, проурчала:
— Прирежь. Ну куда ак?
— Надо будет, прирежу. Ты скажи — ты вовсе бесполезная? Или нет? Жаль будет если такие коготки зря пропадут. Редкостная вещь. И мозги у тебя имеются. Тоже никчемная штука?
Обдумала не торопясь. Морверн еще кружку налил.
— Не знаю, — проурчала честно. — Думать огу. Но памяти лишаюсь. И безрукая. И людоедка. Дай опить. Просить позорно, да уж очень ссохлось. Я снег ела, к ручью одила. Как лед в животе. Не привыкла еще. Теплое юблю.
— Оно и понятно. Кому приятно мерзлятину грызть?
Держал кружку. Лакала, в глаза смотрела. Очи, огромные, карие, а зрачок как в янтаре плавает. Прервалась:
— Я оняла или нет? Пробовал?
— Не мерзлое. На юге дело было.
Пила уже не торопясь. Принялась облизываться:
— Поэтому еня жалеешь?
— Нет. Нравишься. Не в смысле — повалять. Честно по долгам платишь. Маловато я баб встречал, что насильникам яйца заодно с ногами отгрызают.
— Ты, видно, оже сполна платить любишь?
— Да не особо. Вечно слишком большой долг на себя вешал. Ну, гейс по-вашему. Хватит с меня.
— Никаких гейсов?
— Точно. Хоть немного свободным походить.
Пыталась кудри с лица стряхнуть. Морверн с трудом удержался, чтобы не помочь. Неуместно.
Справилась. Глянула пристально:
— А мне, начит, жить? Юдоедкой безрукой? Такой поможешь?
— Помогу. А ты мне поможешь, если случай выйдет. Только меня поменьше рви. Там до печени с ноготь мяса и осталось.
Опустила голову:
— Себя не омню.
— Приловчишься. По всему видно, оборотень ты. Только недоделанный. Как оно всё вообще вышло?
Сидели под плащом, потом легли у пламени. Морверн подкармливал огонь, вопросов почти не задавал. Сама говорила. Когтистым, понятно, не с кем разговаривать. Разве что с мертвяками. Но с пищей, вроде, болтать как-то глупо. Тем более, с промерзлой и невкусной.
Морверн слушал, к сглатыванию слов привык, да и вполне понятная история выходила.