Страница 8 из 52
Никита остался у них. Через неделю он уже с ранней зари и до позднего вечера работал в поле. Он прожил у них до сентября, пока не управился со всеми полевыми работами и пока не выздоровел крестьянин. За это время все душой полюбили его, даже дети привязались к нему и звали его «добрым дядей», потому что он постоянно ласкал их и делал им разные игрушки.
Первого сентября он собрался уходить. Спасенный им крестьянин и его жена долго и горячо упрашивали его остаться у них на зиму, но он сказал им, что когда нужно было, он с радостью послужил им, а теперь должен послужить другим. И он ушел.
Два дня шел он. На третий день встретил он почтенного старика, с длинною седой бородой, с котомкой за плечами и длинной палкой в руке. За другую руку держались двое детей, девяти и десяти лет. Старик был слепой. Никита остановился, посмотрел на него и спросил:
— Куда ты, дедушка, идешь?
— В село, родимый, милостыню просить, Христа ради.
— По какой причине, дедушка, дошел ты до такого положения? Разве у тебя нет кормильца?
— Нет, родной, нет. Господу было угодно наказать меня за грехи мои. Его святая воля. Две недели тому назад у нас ночью почти вся деревня выгорела, сгорела и моя изба, а в ней и дочь моя с зятем. Спаслись только вот эти два малыша, мои внуки, да я, и то потому, что мы спали не в избе, а на дворе под навесом.
— Где же ты теперь живешь?
— Да в сараюшке, милый человек, сараюшка каким-то чудом уцелела. Вот там и помещаемся, пока еще не холодно. А настанет зима, придется замерзать, если добрые люди не помогут. Ох, грехи, грехи наши! — И две крупные слезы скатились из слепых глаз старика, как две светлые росинки.
— Не горюй, дедушка, — сказал Никита, — Господь даст, я помогу тебе.
— Ах, что ты, добрый человек, разве это можно, ведь ты мне не родной.
— Это ничего, мы все братья… Господь приказал любить ближнего, как самого себя.
— Оно так-то так, а все-таки как же это…
И старик в недоумении качал головой, не веря тому, что слышит.
— Да так, дедушка, вот вернемся в твою деревню, покажи мне пепелище и, Бог даст, я опять тебе все устрою.
— Ах, добрый человек, спаси тебя Господь! Ах, Царица Небесная! Да ты человек или ангел? Как твое имя?
— Никитой зовут меня.
— Никитушкой? Хорошее имя, хорошее. Ты из этого села?
— Нет, дедушка, я дальний и одинокий, буду тебе вместо сына.
— Спасибо, родимый, спасибо! Вот нежданная милость Божия! Да пошлет тебе Господь счастье ради сироток моих.
И они вернулись. Деревня была небольшая, одна сторона ее почти вся выгорела, у некоторых изб уцелела одна стенка, у других две. Никита обратил на это особое внимание. У старика уцелели только последние два венца. Положив в его сараюшке свою котомку, он тотчас пошел отыскивать хозяев уцелевших стенок, предлагая купить их. Это ему удалось: мужики, нуждаясь в деньгах, взяли очень дешево. У Никиты деньги были: то, что он истратил у Антипьевны, он пополнил своими трудами.
Радостный вернулся он к деду, принес хлеба, луку и квасу, и они все сытно позавтракали. После этого Никита, не теряя времени, принялся за работу, за очистку пепелища. А на другой день он уже перетаскивал купленные бревна. И работа закипела. К Покрову они уже перешли в новую избу. Лошаденка, находившаяся во время пожара в сараюшке, уцелела, а это было большое подспорье для Никиты. Он холил и берег ее.
И началась у него здесь такая же жизнь, как у Антипьевны. Весело и спокойно было у него на душе. Прожил он у слепого семь лет. Дождался, пока выросли и окрепли его внуки. Тогда он простился с ними и пошел дальше, оставив о себе добрую память.
Было лето. Шел он лесной дорогой. Прохладно, птички поют на деревьях, кузнечики трещат в траве, ветерок перешептывается с листочками. Белка прыгает на ветке, зайчик пробежал и спрятался в кустах, — хорошо, очень хорошо! — Никита вздохнул полной грудью. «Всякое дыхание да хвалит Господа», — сказал он сам себе. И он бодро и весело пошел вперед. Время от времени попадались ему странники и богомолки. Поклонятся друг другу и разойдутся. И опять он с природой и со своими думами.
Далеко за полдень он устал, дошел до ручейка, напился холодной воды и прилег на траву. Спать ему не хотелось, он гадал, к кому же Бог приведет его теперь? Где и как он окончит свою жизнь? Но он до конца будет исполнять свой долг и нести свой крест. Он встал, опустился на колени, поднял глаза и руки к небу и сказал:
— Господи! Направь меня по Своей воле, покажи мне, что делать и кому должен я помочь.
Долго он молился. Потом встал и пошел дальше. Часа три тянулся лес. Наконец он кончился, и показалась деревушка. Но странно, когда Никита вошел в деревню, улица оказалась пуста, даже мальчишек и девчонок, постоянных завсегдатаев деревенской улицы, не было. Куда бы он ни заглядывал — нигде ни души.
Он вошел в первую избу и услышал громкие стоны. На двух лавках лежали, разметавшись, больные мужчина и женщина, в углу сидело двое детей, они громко плакали. Не успел Никита спросить их, о чем они плачут, как вслед за ним вошел в избу пожилой мужчина в сюртуке. Никита спросил у него, что тут такое происходит и отчего улица пуста?
— Ты не здешний? — не отвечая на вопрос, спросил его вновь пришедший.
— Я дальний, — ответил Никита, — здесь мимоходом.
— Ну, так уходи скорее отсюда: здесь вся деревня поражена тифом, здоровые почти все разбежались. Я фельдшер, совершенно измучился и никак не справлюсь со всеми. Никто не хочет ухаживать за больными.
Никита подумал: «Вот Господь указывает мне путь» — и сказал вслух:
— Давай, я буду помогать тебе. Покажи только, что надо делать.
— А ты не боишься заразиться? — спросил фельдшер; удивленный его предложением.
— Чего же бояться, — ответил просто Никита, — умирать когда-нибудь да надо. На все воля Божия.
— В таком случае помоги.
Фельдшер подробно объяснил ему, как следует ухаживать за больными, когда и что давать им и как предохранять себя и других здоровых людей от заразы. Принялся наш Никита усердно ухаживать за тифозными, из одной избы он переходил в другую и всюду поспевал с помощью. Спал по два часа в сутки, почти все ночи проводил у постели больных. Давал им питье и лекарство, оберегал их от сквозняков и ухаживал за ними лучше всякой сиделки. И как искренно радовался он, когда какому-нибудь больному становилось лучше. Тогда он утешал и успокаивал его, говорил, что тот непременно выздоровеет. И непритворно горевал, когда кто-то из тяжелобольных умирал. Фельдшер не знал, как и благодарить его за помощь, да и все больные полюбили его и очень скучали, когда он долго не приходил к кому-нибудь из них.
Понемногу тиф начал утихать, и больные, благодаря хорошему уходу, стали выздоравливать. С появлением Никиты смертность значительно уменьшилась. Его самоотверженность принесла существенную пользу всей деревне.
Кроме ухода за больными Никита успевал работать и в поле: он вместе с другими здоровыми крестьянами снял хлеб для тяжко больных и посеял озимые. И, несмотря на непосильные труды и постоянное общение с больными, он не потерял ни силы, ни здоровья.
В начале зимы зараза совершенно прекратилась, оставив в одной семье глубокий след, послуживший для Никиты причиной остаться в этой деревне на продолжительное время. В избе, в которую он вошел первый раз, умерли отец и мать, оставив двух сироток: мальчика Петю, четырех лет, и девочку Настю, — трех. У них не было никого из родных, а из крестьян никто не пожелал взять их к себе, ссылаясь на то, что у каждого есть свои дети, о которых они должны заботиться. Вот Никита и решился остаться с ними, заменить им отца и мать и воспитать их. В этом он видел определение Божие.