Страница 51 из 52
После трапезы странник думал один походить по саду и предаться там молитве, но хозяйка просила его побеседовать с ней о духовных предметах:
— Пойдешь один, дети не дадут тебе покоя. Они, как тебя увидят, не отойдут ни на минуту, так они любят нищих, монахов и странников.
Нечего было делать. Пришлось идти в сад с барыней.
Странник поклонился барыне в ноги и попросил рассказать ему, давно ли она ведет богоугодную жизнь и каким образом достигла такого благочестия.
— Пожалуй, я тебе все расскажу, — сказала барыня. Мать моя — правнучка святителя Иоасафа, мощи которого почивают в Белгороде. У нас был большой дом, флигель которого нанимал небогатый дворянин. Наконец он умер, а жена его осталась беременной, родила и сама умерла после родов. Рожденный остался круглым сиротой: моя маменька из жалости взяла его к себе на воспитание, через год родилась я. Мы вместе росли и вместе учились у одних учителей и так свыклись, как будто родные брат с сестрой. Потом скончался и мой родитель, а матушка, оставив городскую жизнь, переехала с нами в это село. Когда мы повзрослели, маменька выдала меня за своего воспитанника, отдала нам землю, а сама определилась в монастырь. Она завещала жить по-христиански, молиться усердно Богу и стараться исполнять главнейшую заповедь Божью, любить ближнего. Так мы и живем: помогаем нищим, Христовым братьям, детей воспитываем в страхе Божием и со слугами обходимся, как с братьями. У нас есть и приют, в котором и теперь живут более десяти человек увечных и больных, пожалуй, завтра сходим к ним.
Тут приехал барин. Увидев странника, он любезно его обнял, по-братски с ним расцеловался и повел в свою комнату со словами:
— Пойдем, любезнейший брат, в мой кабинет, благослови мою келью. Я думаю, что она, — он указал на жену, — тебе надоела. Она как увидит странника, или странницу, или какого больного, то рада и день и ночь не отходить от них.
Они вошли в кабинет. Там было множество книг, прекрасные иконы, животворящий крест во весь рост, и при нем было поставлено Евангелие. Странник помолился на эти иконы и сказал:
— У вас, батюшка, здесь рай Божий. Вот Сам Господь Иисус Христос, Пречистая Его Матерь и святые Его угодники. А вот — их божественные, живые и несмолкаемые слова и наставления. Я думаю, вы часто наслаждаетесь небесной беседой с ними?
— Да, — ответил барин, — признаюсь, я охотник читать.
— Какие же у вас здесь книги?
— У меня много и духовных, — отвечал барин. — Вот целый годовой круг Четий-Миней, творения Иоанна Златоуста, Василия Великого, много богословских и философских книг, а также много и проповедей новейших знаменитых проповедников. Библиотека моя стоит тысяч пять рублей.
Странник спросил, нет ли у барина какой книжки о молитве, и барин достал толкование молитвы Господней «Отче наш». Они занялись чтением. Вскоре пришла к ним барыня, принесла чай, а малютки притащили серебряное лукошко, полное какими-то сухими пирожками, каких странник от роду не едал. Это, очевидно, было печенье. Барин, взявши у странника книжку, подал ее барыне и говорит:
— Вот мы ее заставим читать. Она прекрасно читает, а сами будем подкрепляться.
Так они и пили чай под чтение барыни. После чтения пошли ужинать. За столом по-прежнему сидели с ними все люди: мужчины и женщины. И за столом благоговейное молчание и тишина. Поевши, все люди и дети стали молиться Богу и странника заставили читать акафист Иисусу Сладчайшему. По окончании молитвы служители пошли на покой. И странник с господами остались в комнате втроем. Тогда барыня принесла страннику белую рубашку и чулки. Странник, поклонившись в ноги, сказал:
— Не возьму я, матушка, чулок. Я их отроду не нашивал. Мы привыкли ходить всегда в онучах.
Барыня опять побежала, принесла свой старый кафтан тонкого желтого сукна и разрезала на две онучи. Барин сказал:
— Вот у него, бедного, и опорочки почти развалились, — принес новые свои башмаки большие, которые надевают сверх сапог и говорит:
— Пойди в ту комнату, там никого нет, перемени белье.
Странник переоделся и опять вышел к господам. Они его посадили на стул и начали обувать. Барин стал обвертывать ноги онучами, а барыня стала надевать башмаки. Странник сперва не хотел было даваться, но они велели ему сидеть спокойно и сказали:
— Сиди и молчи. Христос умывал ноги ученикам.
Нечего ему было делать. Он начал плакать, заплакали и они.
Барыня осталась в покоях ночевать с детьми, а странник с барином пошли в сад в беседку. Им долго не спалось. Они лежали разговаривая. Барин стал допытываться у странника, кто он такой, предполагая, что он из хорошего рода и только напускает на себя юродство. Странник же рассказал ему по чистой совести, что он происхождения простого, хотя и научен хорошо письму и чтению, а духовную премудрость получил от своего старца.
Тогда барин стал рассказывать ему об одной замечательной встрече. Два года назад пришел к ним нищий с паспортом отставного солдата, старый, дряхлый, почти нагой и босой; говорил он мало и так просто, как степной мужик.
Они поместили его в своей нищеприимнице. Дней через пять он сильно захворал, и они перенесли его в сад, в беседку, и стали с женой ходить за ним и лечить его. Но он, видимо, приближался к смерти. Они приготовили его, позвали своего священника его исповедовать, приобщить и особоровать. Накануне смерти он встал, потребовал у барина лист бумаги, перо и попросил, чтобы двери заперли и никого не впускали, покуда он напишет завещание своему сыну, которое и просил переслать после смерти его в Петербург по приложенному им адресу.
Барин изумился, увидав не только прекрасный, изящный почерк, но и превосходно изложенные мысли. Он просил рассказать умирающего историю его жизни. Тот, взяв с него клятву не открывать никому его тайны прежде его смерти, стал говорить:
— Я был князем, имевшим очень богатое состояние и проводившим самую пышную, роскошную и рассеянную жизнь. Жена моя умерла, а я жил с сыном моим, счастливо служившим капитаном в гвардии. Однажды, собираясь ехать на бал к одной важной персоне, я был сильно рассержен моим камердинером. Я жестоко ударил его в голову и приказал сослать его в деревню. Это было вечером, а на другой день камердинер умер от воспаления в голове. Но это с рук сошло, и я, пожалевши о моей неосторожности, вскоре и забыл об этом. Вот проходит шесть недель, и умерший камердинер начал являться мне прежде во сне; каждую ночь беспокоил и укорял меня, непрестанно повторяя: бессовестный, ты мой убийца! Потом я начал видеть его и наяву. Чем дальше, тем чаще он начал мне являться, а потом почти непрестанно меня беспокоил. Наконец вместе с ним я начал видеть и других умерших мужчин, каких я жестоко оскорблял, и женщин, каких соблазнил. Все они беспрерывно укоряли меня и не давали мне покоя до того, что я не мог ни спать, ни есть, ни чем-либо заниматься; совершенно истощился в силах, и кожа моя прильнула к костям моим. Все старание искусных врачей нисколько не помогало. Я поехал лечиться в чужие края, но и там не получил облегчения. Меня привезли оттуда едва живого. И я испытывал в полной мере ужасы адских мучений души. Тогда я уверился, что есть ад, и узнал, что значит он.
В таком мучительном состоянии, я осознал мои беззакония, раскаялся, исповедался, дал свободу всем служившим мне людям и поклялся всю жизнь мучить себя трудами и скрыться в нищенском образе, чтобы за беззакония мои быть последним слугой людей самого низкого класса. Лишь я на это решился, тут же и кончились беспокоившие меня видения. Я чувствовал такую отраду и сладость от примирения с Богом, что не моту передать словами.
Вскоре я совершенно выздоровел, исполнил мои намерения и с паспортом отставного солдата тайно ушел. И вот уже пятнадцать лет, как я скитаюсь по всей Сибири. Иногда нанимался у мужиков на работу, иногда Христовым именем кормился. При всех сих лишениях, какое я вкушал блаженство, счастье и спокойствие совести. Это вполне может чувствовать только тот, кто из мучительного ада переведен в рай Божий.