Клетка ангела

— Потому что он пытался нас убить.

— Да, и благодаря стипендии, которую ты получил.

Я моргаю, сначала не понимая. Затем его слова просачиваются. «Ты имеешь в виду… он заплатил за мой колледж?»

«Константин отслеживает точный источник этих средств, но я почти уверена в том, что он собирается раскрыть». У Николая мрачные глаза на моем лице. «Это была частная стипендия, зайчик, предназначенная только для одного получателя: тебя. Помните, как ты сказал мне, что твой друг подал заявку и не получил ее, несмотря на то, что он даже более квалифицирован, чем ты? Это потому, что он никогда не предназначался для нее. Эти деньги были твоими все это время.

Блядь. Он прав. Моя подруга Таниша была выпускницей нашего класса с отличными результатами SAT, но не она получила полную стипендию в Миддлбери, также как я. Я даже сказала Николаю, как это странно. Кроме…

"Я не понимаю. Зачем ему это делать? Зачем ему платить за мое образование, если он ненавидит меня и мою маму? Если он… планировал нас убить? Я едва могу произнести последние слова.

Николай сжимает мою руку. «Я точно не знаю, но у меня есть теория. Я думаю, твоя мать в какой-то момент связалась с ним и рассказала ему о тебе. И я думаю, что она угрожала ему. Вероятно, это было что-то вроде «если вы не предоставите средства на образование нашей дочери, я опубликую свою историю».

— Думаешь, она его шантажировала?

По кивку Николая я глубже проваливаюсь в подушки, качая головой. "Нет. Нет, вы ошибаетесь. Мама бы так не поступила. Она не… она не была…» К моему стыду, мои глаза наполняются слезами, мое горло сжимается, когда волна сокрушительного горя застает меня врасплох.

"Преступник? Шантажист? Низкий голос Николая звучит нежно, когда его большой палец успокаивающе массирует мою ладонь. Он тактично ждет, пока я возьму себя в руки, а потом тихо говорит: — Ты должна помнить, зайчик, она прежде всего была матерью. Мать-одиночка, работавшая официанткой, чей заработок не мог покрыть даже доли непомерных расходов на обучение в колледже в этой стране. Что бы ты сделала, чтобы обеспечить будущее вашего ребенка?»

Я бы сделала все, что должна была, и, скорее всего, то же самое было и с мамой.

— Если это правда, почему он ждал? — спрашиваю я в отчаянии. Какая-то детская часть меня все еще надеется, что все это огромное недоразумение, что мой биологический отец не полное чудовище. «Зачем платить за все четыре года моего обучения, а потом пытаться нас убить? Если он уже потратил деньги…

«Дело было не в деньгах. Он достаточно богат, чтобы заплатить за десять внебрачных дочерей. Тон Николая становится жестче. «Речь идет о его карьере. Его баллотироваться на пост президента».

Конечно. Ставки теперь бесконечно выше, и хотя некоторые политики преуспевают в скандалах, Брэнсфорд является общеамериканским символом морали и ценностей среднего класса с безупречной репутацией, которая не переживет такого рода ударов.

Тем не менее, если предположить, что все это правда, есть кое-что, что не совсем понятно. Я вижу, насколько мама представляла для него угрозу, поскольку в любой момент она могла обнародовать свою историю. Но зачем пытаться меня убить?

Каким злодеем нужно быть, чтобы послать убийц за собственным ребенком? Особенно, если она ничего о тебе не знает?

Затем в порыве до меня доходит.

— Я ходячее доказательство его преступления, не так ли? — говорю я, глядя на Николая. — Один-единственный тест ДНК, и ему конец. Даже если он попытается заявить, что это произошло по обоюдному согласию, мама была еще несовершеннолетней во время моего зачатия. От шестнадцати до тридцати с лишним.

Николай кивает. — По крайней мере, он виновен в изнасиловании, предусмотренном законом. Это тот редкий случай, когда его слово не против ее. Как бы он ни пытался это раскрутить, то, что он сделал, является уголовным преступлением».

— И он, наверное, не знает, что мама никогда мне о нем не рассказывала. Что касается его, то я могу появиться в любой момент и публично объявить его своим отцом.

— Боюсь, что так, зайчик. Он наклоняет голову, пристально изучая меня. "У тебя все нормально?"

Я начинаю кивать на автопилоте, затем качаю головой. "Нет. Нет я не. Мне нужна минутка. Или десять тысяч минут. Или всю оставшуюся жизнь.

Мой биологический отец — насильник и убийца, который пытается убить меня.

Я не знаю, как даже начать обрабатывать это.

Взгляд, полный понимания, Николай снова сжимает мою руку, затем кладет ладонь на мою челюсть и наклоняется, поглаживая мою щеку ребром большого пальца. — Даю тебе отдохнуть, зайчик, — бормочет он, его дыхание теплое и слегка сладкое на моих губах. — Мы еще поговорим, когда тебе станет лучше.

Сокращая небольшое расстояние между нами, он целует меня. Его губы нежны на моих, нежны, но я чувствую голодную собственническую привязанность под его сдержанностью. Это пугает меня почти так же сильно, как и инстинктивная реакция моего тела.

Я могу уклониться от Брансфорда с его помощью, но уклониться от него не получится .

От дьявола нет спасения.

5

Николай

Закрывая за собой дверь, я делаю мысленную пометку установить камеры в комнате Хлои, как у меня в комнате Славы. Не потому, что я чувствую себя обязанным наблюдать за ней каждое мгновение каждого дня — хотя такая потребность определенно есть, — а потому, что я беспокоюсь о ней.

У меня была вся моя жизнь, чтобы смириться со своим испорченным наследием, и бывают дни, когда я все еще испытываю искушение перерезать себе горло. Или сделайте вазэктомию, чтобы ошибка, которую я совершил той ночью с Ксенией, больше никогда не повторилась. Я даже не знал, что презерватив был неисправен, но, должно быть, так оно и было.

Это единственное объяснение существования моего сына.

Я собирался пойти в свой офис, но вместо этого мои ноги несут меня в его комнату, движимые тем же принуждением, которое я испытываю с Хлоей.

Папа, он позвонил мне, когда я вчера вечером вернулась домой. Я был слишком занят всем, что связано с Хлоей, чтобы полностью осознать это, но теперь я не могу не думать об этом слове и о том, как моя грудная клетка наполнилась странной, пронзительно сладкой болью. И все из-за нее.

Хлоя Эммонс не только разгадала мое самое сокровенное, самое тайное желание относительно моего сына; она воплотила это в жизнь.

Я тихонько толкаю дверь в спальню Славы и вхожу. Он, как обычно, на полу, усердно возится со своим LEGO-замком. Людмила однажды сказала мне, что у моего сына удивительно долгая продолжительность концентрации внимания для ребенка, которому еще нет пяти, и я полагаю, что это должно быть правдой. Насколько я помню, мой младший брат Валерий в этом возрасте постоянно бегал и попадал в неприятности. Слава, напротив, тихий и сосредоточенный, гораздо больше, чем Константин в детстве. Интересно, унаследовал ли Слава способности моего старшего брата к математике и программированию? Наверное, мне следует познакомить его с этими предметами и выяснить.

При моем появлении его глаза — мои глаза в миниатюре — устремляются к моему лицу, выражение в них в равной степени насмешливое и настороженное. Моя грудь сжимается от обычного дискомфорта, но я игнорирую желание отступить, дистанцируясь от тревожного чувства. Вместо этого я приседаю перед своим сыном, уделяя все свое внимание его творению LEGO, как это делала Хлоя.

«Это очень красивый замок», — говорю я по-русски, изучая тщательно собранные строительные блоки передо мной. Хотя под руководством Хлои английский язык у Славы быстро улучшается, он далеко не свободно говорит на языке нашей приемной страны. — Вы долго его строили?

Он моргает, глядя на меня пару мгновений, прежде чем на его лице расцветает застенчивая улыбка. "Тебе нравится это?"

"Да." Я тоже это имею в виду. Замок демонстрирует замечательную симметрию и сложность, особенно учитывая тот факт, что он был собран такими крошечными руками. Даже если окажется, что математика и компьютеры не являются сильными сторонами Славы, у него может быть будущее в архитектуре и проектировании конструкций.