Страница 49 из 54
Если бы это были только Павел и я, я бы не волновался. Мы обучены этому, готовы ринуться в бой в любой момент. Но Хлоя и Слава тоже здесь, как и моя сестра и Людмила. Мысль о том, что они в опасности, холодит мои кости и наполняет меня кислотой.
Я разорву Алексея Леонова на части голыми зубами, прежде чем дам ему забрать у меня сына. И если он повредит хотя бы один волосок на голове Хлои или Алины, я выпотрошу каждого члена его семьи.
С усилием я сдерживаю свою ярость и открываю ноутбук, чтобы просмотреть кадры с дрона и записи с камер периметра. Сейчас важно оценить ситуацию. Откуда наши нападающие? Каковы их номера? Моя грудь сжимается, когда я думаю об Аркаше и других наших охранниках, многие из которых мои друзья, хорошие люди с семьями дома. Сколько из них уже убито? Сколько раненых?
Несмотря ни на что, я должен знать.
Я поднимаю ноутбук с пола и открываю его.
Экран темный и тихий, не отвечает, когда я пытаюсь включить его вручную.
Блядь. Падение, должно быть, повредило его.
Вместо этого я хватаю свой телефон — и чувствую, как стынет кровь.
Это та же история. Устройство мертво, экран черный, что бы я с ним ни делал.
Я оборачиваюсь и нажимаю выключатель на стене.
Оно работает.
Мой разум работает яростно, перескакивая с одной возможности на другую. Могли ли они отправить какой-нибудь ЭМИ, поджаривающий нашу электронику? Поэтому Павел не мог связаться с охраной? Потому что их устройства тоже были отключены? А как же телефон Павла? Разве он не заметил, что он мертв?
Если только этого не было в то время.
Если бы ЭМИ был сверхприцельным, он мог бы сначала поразить наших охранников по периметру комплекса, а затем поразить дом.
Я понятия не имею, как Алексей мог заполучить в свои лапы такое продвинутое оружие, но я знаю одно: Константин, параноидальный технарь, думал, что об ЭМИ-атаке не может быть и речи. Вот почему наш резервный генератор является аналоговым и находится внутри клетки Фарадея глубоко под землей, и поэтому наши основные линии электропередач также находятся под землей и защищены металлическими кожухами.
Ублюдки были бы рады отключить нас, я уверен, но им пришлось довольствоваться уничтожением наших дронов и камер.
До моих ушей доносится далекий стук выстрелов.
Спасибо бля.
Охранники должны быть еще живы и выполнять свою работу.
Я отбрасываю разряженный телефон в сторону и натягиваю бронежилет, затем пристегиваю несколько пистолетов и вешаю на плечо дюжину патронов. Я также беру два работающих радиоприемника из арсенала — как и обшитый металлом ящик с генератором, потайная комната — это клетка Фарадея.
Когда я заканчиваю, ко мне в кабинет врывается Павел, тоже вооруженный до зубов. — Телефоны и радио, они…
«Умер, я знаю. Здесь." Я сунул ему в руки второе радиоустройство. "Пойдем. Пора Леоновым узнать, с кем они трахаются.
50
Хлоя
— Прекрати, Хлоя, — рявкает Алина, и я понимаю, что снова притопываю ногой — физическое проявление моего беспокойства, которое необъяснимо ее раздражает. В общем, она более взвинчена, чем я когда-либо ее видела, ее собственные движения дергаются, а ее спина так напряжена, что удивительно, как она может повернуть шею.
"Прости за это." Я переворачиваю Славу, чтобы он удобнее сидел у меня на коленях. — Я просто беспокоюсь за них.
Я держу ребенка не столько для того, чтобы успокоить себя, сколько для того, чтобы утешить его. На самом деле из нас четверых Слава беспокоится меньше всего — наверное, потому, что не понимает масштаба угрозы, с которой мы сталкиваемся. Людмила сказала ему, что мы здесь в рамках учений по безопасности, и хотя я уверена, что он улавливает напряжение взрослых, он не подвергает сомнению объяснение.
Я бы тоже хотела быть спокойной, но это не так. Моя грудь сжимается мучительно, мои внутренности бурлят, как будто они работают на высокой скорости в стиральной машине. Я остро, с ужасом осознаю тот факт, что Николай находится где-то там, сражаясь лицом к лицу с неизвестным количеством врагов, которые могут быть Леоновыми, а могут и не быть.
Насколько нам известно, Брансфорд послал за мной целую армию убийц. Это вполне может быть моя вина, что мы в опасности.
Я снова ловлю себя на учащенном дыхании и заставляю себя вдохнуть глубже, чтобы избежать гипервентиляции. Безопасная комната — место, о существовании которого я не подозревала, пока Павел не бросил меня сюда, — вырублена в горе под гаражом и достаточно велика, чтобы считаться квартирой-студией, с большой двуспальной кроватью, двумя футонами, полностью укомплектованная мини-кухня, небольшая ванная и достаточное количество припасов в кладовой, чтобы пережить ядерную зиму. Теоретически кислорода здесь предостаточно, но мне все время кажется, что нам не хватает воздуха, будто стены с каждой секундой приближаются ко мне.
Николай где-то там, а я застрял здесь, не в силах ничем ему помочь.
— Ты можешь, блядь, остановиться? Алина вскакивает на ноги. Ее лицо вампирски бледно в белом свете светодиодной ленты на потолке, ее грудь вздымается, когда она смотрит на меня, и я понимаю, что непреднамеренно возобновил постукивание ногой.
Прежде чем я успеваю огрызнуться — она не единственная, у кого нервы на пределе, — Людмила говорит что-то по-русски. Хотя ее круглое лицо тоже бледно, тон ее голоса успокаивает, и Алина снова ложится на свой футон, откидывая назад волосы трясущейся рукой, прежде чем пригладить их поверх красного вечернего платья.
Я смотрю на нее, пораженный тем, насколько она расстроена, гораздо больше, чем когда у нас был инцидент со Славой. Она знает что-то, чего не знаю я?
Неужели мы в еще большей опасности, чем я осознаю?
Я сажаю Славу на кровать и иду к ней, цементный пол холодит мои босые ноги — в спешке, чтобы затащить меня сюда, мои босоножки на каблуках остались в кабинете Николая. Сидя рядом с ней на футоне, я тихо спрашиваю: «Ты в порядке?»
Она смотрит на меня, ее нефритовые глаза блестят слишком ярко.
— Что-то еще происходит? Я нажимаю. — Ты кажешься необычайно взволнованным — не то чтобы у вас не было веских причин для этого.
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, затем качает головой. "Это ничто." Голос у нее напряженный. — У меня сильно болит голова, вот и все.
Конечно. Так бывает, когда она в стрессе. Бедняга. Я накрываю ее ледяную руку своей, радуясь, что могу сосредоточиться на чем-то другом, кроме собственного изнурительного страха. — У тебя есть лекарства?
"Нет."
Я смотрю на раскладную лестницу, ведущую в гараж. Каковы шансы, что я смогу сбежать наверх и быстро принести ей это?
— Даже не думай об этом, — огрызается Алина, читая мои мысли со сверхъестественным умением своего брата. — Если я захочу, я сам добуду. Но ни один из нас не должен…
Свет на потолке мерцает, когда громкий грохот сотрясает комнату, от чего мой желудок сжимается, а штукатурка падает на наши головы.
Мы, как один, вскакиваем на ноги, и я бросаюсь к Славе, глаза которого теперь расширились от страха. «Мама Хлоя». Его голос слабеет, когда я беру его на руки и кладу его крепкий вес на свое бедро. «Где папа? Мне это не нравится. Я хочу, чтобы он был со мной».
Я крепче обнимаю его. "Я тоже, дорогой. Я тоже. Но не волнуйся. Все будет хорошо. Твой папа скоро будет здесь. Нам просто нужно подождать». Надеюсь, Слава не чувствует, как меня трясет, и не видит выражение лица Алины.
Похоже, ее поместили в камеру смертников, а казнь назначена на сегодня.
Людмила должна это заметить, потому что она подходит к Алине и обнимает ее стройные плечи, бормоча что-то по-русски. Я ловлю слова «Алексей» и «брахт» — русское слово, означающее «брат», — и в сотый раз желаю знать больше русского языка.
Я также отчаянно хочу знать, что там происходит, в порядке ли Николай и Павел. В дополнение ко всем расходным материалам, в другом конце комнаты есть панель мониторов — предположительно, окно во внешний мир, — но единственное, что мы смогли увидеть на включенных мониторах, — это статические помехи.