Ведьмы в красном

Мальчик со сломанной рукой чувствовал себя неловко, но этого следовало ожидать с недавно вправленной костью, и поскольку он больше жаловался на зуд бинтов, чем на что-либо другое, Селин подумала, что он на пути к выздоровлению. Отец трижды поблагодарил Селин — к ее смущению.

Остаток дня она провела, втирая аконит в больные или распухшие суставы, и снова Мерседес вышла и собрала несколько маленьких баночек, чтобы Селин могла отправить мазь домой вместе с теми, кто страдал сильнее всего.

Когда солнце начало клониться к закату, после того как был осмотрен последний пациент, обе женщины опустились в кресла. Селин сунула руку в коробку и вытащила мешочек.

— Как вы думаете, вы могли бы сделать еще одну вещь, — спросила она, — и принести нам горячей воды?

Мерседес наклонилась вперед. — В чем дело? Какая-то другая трава у меня есть.

— Нет. Селин устало улыбнулась. — Это чай со специями. Для нас.

— Пряный чай? Мы не пили чай больше года. Я сейчас вернусь.

Когда Мерседес вышла на улицу, Селин достала из кармана плаща яблоки и достала нож. Она нарезала их на кусочки и вырезала семена. Когда Мерседес вернулась с небольшим котелком кипятка — от костра снаружи — и принесла две кружки, Селин приготовила им чай.

Когда Мерседес посмотрела на чай и нарезанные яблоки, гнев на ее лице померк, уступив место печали. — Вы заставляете меня вспоминать так много вещей, которые я забыла. Вы заставляете меня стыдиться того, что я приняла.

Селин пододвинула к ней кружку с чаем. — Маркус говорит, что заберет вас отсюда осенью. Когда он закончит контракт своего брата.

Мерседес оглянулась. — Это он вам сказал? Я имею в виду… Я знаю его план. Просто обычно он не из тех, кто болтает. — Она села и взяла кусочек яблока. — Мы должны были уехать много лет назад. Я должна была проявить немного мужества и крикнуть, чтобы крыша рухнула. Как раз перед тем, как прийти сюда, мы ударились… трудные времена, очень трудные времена. Услышав об этом месте, мужчины сочли разумным подписать контракт и попытаться заработать немного денег. Тогда капитан был честным человеком. Но прошел год, и некоторые из наших людей, включая моего отца, подписали новые контракты, а затем мы были заперты еще на один год… а потом еще один.

— Ваш отец уже умер? — Тихо спросила Селин.

Мерседес кивнула. — Умер от лихорадки, и нам некуда было идти. Я видела, что Мария превращается в дикое существо, лишенное смысла и цели, и все же мы остались. — Она опустила глаза. — Когда я была маленькой, мама однажды сказала мне, что если бросить лягушку в горячую воду, она выпрыгнет. Но если вы положите лягушку в холодную воду, а затем медленно, медленно нагреете воду, она останется там, пока не умрет. Я позволила себе стать лягушкой.

— А что еще вы могли сделать? Остальные ваши люди были здесь.

— Я должна была сильнее бороться за Марию. Когда Киган приехал прошлой весной, мне не следовало подпускать его к ней. — Гнев на ее лице возвращался. — К тому времени я уже отказалась от борьбы. Но вы… вы заставляете меня помнить, что помощь другим, порядочность, жизнь, достойная борьбы, все это еще имеет значение.

Селин не знала, что сказать. Ей ужасно хотелось помочь Мерседес и Марии… и Маркусу тоже. Она просто еще не знала, как это сделать.

— Ну, — сказала она наконец. — Я думаю, вы сделали все, что могли, с той рукой, что вам сдали.

Мерседес покачала головой, но ничего не ответила.

Селин встала. — Мне пора возвращаться, а то сестра придет меня искать. — Она наклонилась и коснулась руки Мерседес. — Я скоро вернусь.

Мерседес подняла голову. — Я вам верю.

* *

Яромир провел большую часть дня расстроенным и раздраженным, и без правильного выхода, к тому времени, когда солнце опустилось низко, он был на грани кипения.

Все это испытание в амбаре потрясло его больше, чем он мог признаться кому-либо. Хотя он по-прежнему был убежден, что убийство Рэмси было правильным решением, от этого легче не становилось. Селин была права в том, что Рэмси был такой же жертвой, как и солдат, которого он убил ночью.

Но… в настоящее время его главной заботой была Амели. Селин могла спорить с ним по моральным вопросам, иногда даже оспаривая его решения, но он знал, как с ней обращаться, и всегда побеждал.

Амели открыто не подчинялась его приказам — и делала это перед мужчинами.

Это должно было прекратиться, и немедленно.

Он позволил ей выйти из сарая и уйти с Рюриком, но он знал, что Рюрик собирался отвести их лошадей на соседний луг пастись, поэтому он решил подождать и поймать Амели в одиночку. Он

не хотел смущать ее. Ему просто нужно было внушить ей абсолютную необходимость подчиняться его приказам в их нынешней ситуации. Ему было поручено защищать ее, и он не позволит ей подвергать себя опасности.

Однако, выждав немного, он отправился навестить ее палатку и обнаружил, что она пуста. Через некоторое время Гвардеец Сондерс сообщил ему, что она ушла с Рюриком, чтобы помочь ему с лошадьми, и что в последний раз Селин видели идущей к лагерю шахтеров со своим ящиком с припасами.

Это оставило Яромира перед целым днем, когда ему нечего было делать, кроме как думать, тушиться и злиться на Амели. В сумерках он стоял у входа в женскую палатку и ждал, скрестив руки на груди.

И это было его настроение, когда Амели возвращалась после своей экскурсии. Наблюдая за ее приближением, он не мог не думать о том, как она хороша в своем бледно-голубом платье, с короткими черными волосами, раскачивающимися взад и вперед. Ее кожа сияла, как будто прошедший день пошел ей на пользу.

Увидев его, она остановилась. — Рюрик убирает лошадей, — сказала она. — Вы что, ждете его?

— Нет. — Он подбородком указал на полог ее палатки. — Туда.

Она напряглась, но это только еще больше разозлило его, как будто ей нужно было быть осторожной с его поведением, а не наоборот.

— Я хочу поговорить с вами, — сказал он.

С настороженным выражением лица она вошла в палатку, и он последовал за ней.

Войдя внутрь, она повернулась к нему лицом и тоже скрестила руки на груди. Тихий голос в глубине его сознания говорил ему, что он плохо справляется с этим, и он знал ее достаточно хорошо, чтобы не брать ее в лоб, но он, казалось, не мог остановить себя.

— Прошлой ночью вы не подчинились прямому приказу, — начал он, позволяя гневу просочиться в его голос. — Хуже того, вы подставили подножку человеку, которого я назначил вашим сопровождающим, и забрали его оружие!

— Я спасла вам жизнь! Это я связала с вами и Селин. Это я ударила волка рукояткой копья, которое взяла с собой.

— Спасли мою… — пробормотал он. Неужели она действительно настолько бредит, чтобы поверить, что он не смог бы справиться с этим чудовищем в одиночку? — Моя работа-защищать вас, и наше положение здесь в лучшем случае неопределенно. Вы понимаете, насколько ваше поведение подорвало мой авторитет?