Рассвет в забвении

- Леони, – перебил он одну из её тирад, – Леони, если ты не перестанешь нести всю эту чушь, я уйду: прекрати, пожалуйста, – мягко сказал Джим и положил ладонь на её руку, которая покоилась на столе.

Она умолкла, вразумив, что ему каким-то чудом удалось уловить истинный характер её настроения. Леони с гонимым отчаянием посмотрела на Джима, и губы её дрогнули.

- Знаешь, в чём твоя истинная проблема? Ты не женщина для своего Эвана – ты танк: всё, что попадается на твоём пути, безжалостно ровняешь с землёй. Хочу тебя огорчить: даже таких уравновешенных и тихих, как твой принц в очках, это бесит и отталкивает.

- Хватит говорить мне эти непонятные вещи, – без особого упорства оборонялась Леони, тихонько высвободив свою руку.

- Наш разговор сегодня будет хотя бы гораздо осмысленнее и продуктивнее, если ты перестанешь разыгрывать этот жалкий цирк, – ни разу он ещё не говорил с ней так откровенно и жёстко. – Что такого необычного или постыдного в том, что женщина влюбилась в мужчину? Поверь, ты даже с нашим простофилей Теренсом не сможешь обсудить это, но я тебя выслушаю. Быть может, даже предположу причину твоих бед.

- Да, я без ума от него, – сдалась Леони и прикрыла глаза с ощущением снятого камня с души. – Только не нужно мне давать каких-либо глупых советов или жалеть меня, – она заговорила серьёзно и с толикой враждебности.

- Давать тебе советы? О, девочка, поверь, это последнее, чего я хочу! – его глаза блеснули, и Джим иронично оскалился. – Таким женщинам, как ты, советы негоже давать: они должны своим лбом сами прошибать стены. Всё, что я хотел сказать как мужчина – ты не очаруешь его, если будешь прессовать. А выглядит это просто ничтожно: дружелюбие твоей натуры негодует, а самодостаточность мечется из стороны в сторону, не хочет уступать добровольному подчинению, – он умолк на несколько секунд. – Не скажу более ничего об этом, всё остальное уже будет теми самыми злосчастными советами.

- Борюсь с диким желанием вмазать тебе по наглой роже, – грустно захохотала Леони. – Но ты прав, негодяй! – шепнула она, качая головой. – Прости, что бессовестно использовала тебя. И если ты не будешь против, мы можем уйти отсюда и поехать в какое-нибудь менее вычурное место.

- Я не буду против.

- Хорошо. Можем поехать ко мне… только не подумай ничего такого! – Леони в стыдливом протесте замахала руками. – Всё прилично и по-дружески.

- А я уж было понадеялся, – шутливо ответил Джим.

Они отправились пешком, но в дороге попали под проливной дождь. Леони, визжа как девчонка, прыгала через лужи, держа за руку Джима, и заливисто смеялась. Темнеющее небо пожирали кучевые, тяжёлые облака, обволакивая небосвод уныло-серой пеленой, из которой на тоскливую землю падали крупные капли. Порывистый ветер настойчиво трепал волосы Леони, разделяя их на влажные пряди. Воздух разрядился, стал тяжёлым, вобрав в себя терпкий запах стволов и асфальта. Лицо и руки Джима обдавало мокрой прохладой, и только пальцы его спутницы, горячие и цепкие, испускали жар её тела, радушно отдавая его Джиму.

Все его мысли растерялись, нервы пребывали в эйфорическом хаосе, который ему чудился покоем и упоением. Тяжёлое ощущение фальшивости и пошлости ситуации сменилось детским восторгом, желанием фатических бесед.

Они не говорили сейчас об Эване и о сложности чувств Леони к нему, оттого этот парень словно испарился из этого мира, и ревность Джима, прикрываемая иронией, также ушла.

Родители брата и сестры Маллиган оставили детям двухэтажный дом на окраине города, но Теренс три года назад предоставил его целиком Леони, так как внезапно захотел самореализоваться с нуля. Не так давно Леони на деньги своего любовника сделала в доме роскошный ремонт. Ремонт остался, а вот до дружка со времени их последней ссоры девушка так и не смогла дозвониться.

Вошли оба молча, и только на пороге расцепили руки; Леони с любезностью суетливой хозяйки стала искать гостевые тапки, а Джим, прислонившись к стене коридора, отчего-то самозабвенно и тихо захихикал. Мисс Маллиган вопросительно уставилась на своего гостя, вздёрнула бровки и имела решительность понять, отчего ему стало так весело. Через несколько секунд он успокоился.

- А у нас собака теперь есть, – медленно шепнул Джим в тишине тёмного коридора.

- Вау… Теренс мне ничего не говорил про животину. Хотя он в последнее время часто ни с кем ничем не делится: как будто женитьба сделала из него затворника; но впечатление у меня такое, что это всего лишь позёрство.

- Хм, неужели ты наконец-то это заметила? А я уж было решил, что я один насквозь вижу, что свадьба была убогой фикцией.

- Погоди, погоди! – изумилась Леони. – Я вовсе не так думаю. Я просто думаю, что Теренс заигрался в брак, но не в чувства: он любит Тину, пусть и не показывает этого в полной мере.

- Хах, оказывается, ты слепа до брата, – отметил Джим и приблизился к Леони, – а я ложно решил, что ты проницательна. Моё мнение таково, что ты идеализируешь Теренса по многим аспектам, хотя и не стоило бы: я много говорил с ним о Тине – он не любит жену, он, как бы это сказать, – Джим задумчиво запрокинул голову, – исполняет свой гражданский долг, – саркастично заключил он.

- Он всегда мне чудился героем и защитником, он таким и был по отношению ко мне, не могу ни в чём упрекнуть его, он старше меня на шесть лет, и…

- Стало быть, тебе двадцать пять? – перебил её Джим.

- С женщинами об их возрасте не говорят, – отшутилась она одной из банальных шуток, которые бросают на автомате, просто так. – И я хотела сказать, что до сих пор рядом с ним чувствую себя в безопасности. Да, он поверхностный человек, но добряк, согласись, Джим?

«Опять. Опять это смятение. Она вновь говорит мне «Джим» и смотрит так, словно мы знакомы сотню лет, и нет никаких преград».

Она смотрела в его лицо, выражающее полное отсутствие, и почувствовала неловкость из-за повисшего молчания.

- Ладно, проходи на второй этаж – там сразу будет гостиная, а я пока принесу чего-нибудь выпить, – по-хозяйски скомандовала Леони, дабы расстроить тишину.

Поднимаясь по лестнице, Джим с интересом разглядывал фотокарточки, висящие «лесенкой» на стене: чёрно-белые снимки начала двадцатого века, люди на них – с кукольным выражением лиц и контрастирующими на их фоне глазами, выражающими осмысленную умственную работу и бурлящую внутри жизнь. Вероятно, предки Леони и Теренса, так как фотографии были немного потрёпаны, явно висели здесь не только в декоративных целях.

Гостиная была просторная и уютная, кружевные короткие шторки украшали широкие оконные стёкла. В обстановке чувствовалась некая двойственность: очевидно, что Леони сохранила черты интерьера, который был задуман ещё родителями: смесь 50-х и 60-х годов. Но в основном элементы современных стилей, с чёткими линиями и светлыми тонами.

Леони бегом поднялась по лестнице, балансируя на ступенях, в страхе уронить бутылку вина и два хрустальных фужера.

- Мне здесь очень нравится. Чувствую себя комфортно… О, это что, ароматические свечки? – он засмеялся, взял в руки светло-жёлтую свечу и поднёс к лицу. – Не понимаю тех, кто покупает эту ерунду, ну да ладно: пахнет приятно.

- Это намного лучше запаха какого-нибудь холостяцкого бунгало, где воняет окурками и пивом, – важнически ответила Леони и сложила губы в смешливой улыбке.

Джим приблизился к полке из орехового дерева в стиле кантри.

- Старые добрые пластинки! Да тут целая коллекция! – обрадовался он и схватил целую пачку.

- Это папы с мамой…

- Боже, да ты богата! – весело причитывал Джим, перебирая пластинки.

- Перестань! Брось ты это старьё, давай выпьем, – со скептичной улыбкой изрекла Леони и налила обоим вина.

- Как же кстати здесь этот «доисторический» проигрыватель… – он подлетел к аппарату и поставил одну из пластинок. – О, – он блаженно поднял вверх указательный палец и прикрыл глаза, – слышишь?

Из проигрывателя полились нотки чего-то до боли знакомого, что-то из 50-х. Джим плавно приблизился к Леони, напевая себе под нос и пытаясь изобразить старые танцевальные движения.