Псионик

— Посвящение? — Настя оглянулась на меня, потом снова посмотрела на компанию, которая остановилась напротив. Они все, как один, ухмылялись мерзко и противно, напоминая почему-то тех самых крыс, которых ловят.

Кроме толстого главаря там были еще пацаны из ремесленного района, но их имен мы не знали. Слишком большая разница в возрасте. Кроме того, ремесленники считают себя чуть выше заводских. Типа, не роются в говне. Хотя, сейчас они именно это и делали вообще-то.

— Да. Посвящение. Все через него проходят. — Жиртрест важно кивнул. — Вон, спроси парней, они подтвердят.

— Согласны! — Сообщила Настя, чем сильно меня удивила.

Потому как лично я ни на что согласен не был. Я вообще хотел уйти побыстрее из этого отвратительно пахнущего места подальше от отвратительно ухмыляющегося Жиртреста. Осторожно в сотый раз потянул девчонку за руку, намекая, не свалить ли нам, пока не поздно. Ничего хорошего от этой шайки-лейки точно ждать не приходится. Однако она даже не оглянулась. Настя села верхом на свое ослиное упрямство и слазить с него явно не собиралась. Теперь ее никто не убедит отступить.

— Ну, хорошо… тогда вот… — Жиртрест одним движением вытащил из-за пазухи щенка. Маленького. Ему было не больше месяца, может, двух. Собаки — единственные животные, которых по-прежнему оставалось до черта. Несмотря на войну. Вернее, на ее последствия.

— Ой…какой хорошенький…– Настя шагнула к Жиртресту, протягивая руки. У нее даже взгляд изменился. Стал ласковый и счастливый. Она, похоже, решила, в этом и состоит посвящение. Нужно забрать щенка себе.

Однако говнюк, отрицательно покачав головой, сразу отступил назад.

— Нет. Вам надо его убить. — Пацан с усмешкой пялился на мою подругу. Его очевидно развлекала вся ситуация. Он ждал реакции, которая последует за этими словами.

— Убить? Ты чего? Совсем, что ли? — У Насти моментально на глазах выступили слезы. — Это же… Щенок!

— Конечно. А вы как думали? В том и есть ритуал посвящения. Вы должны доказать, что уже взрослые и вас можно пускать сюда. Убейте. И мы больше не будем мешать. Станете настоящими мусорщиками. В любое время суток — добро пожаловать…

Жиртрест развёл руки в стороны, показывая масштабы того, что нам станет доступно. Щенок висел, зажатый его толстыми пальцами-сардельками, и тихо поскуливал. Он, наверное, думал, с ним сейчас будут играть.

— Я не хочу. — Девчонка затрясла головой, спрятала руки за спину и попятилась назад. Пока не уткнулась в меня.

А я вообще в этот момент замер в ужасе. Убить живое существо. Это же… Ну, как? Как можно оборвать чью-то жизнь? Хорошо помню то чувство. Ноги стали ватными и еще почему-то затошнило. Сильно.

— Ну, хорошо. Мы сами. — Жиртрест пожал плечами. — Пацаны, тащите, вон, старые обертки. Разожжём костёр.

— Вы хотите его… на огонь? — Обычно светлая кожа Насти стала еще бледнее. Мне кажется, я в тот момент смог бы рассмотреть каждую венку на ее лице. — Борь, сделай что-нибудь… Пожалуйста…

Она обернулась, глядя на меня с ужасом. Будто это я собирался издеваться над щенком. Вот молодец, конечно. Когда Боря говорил, что не надо ходить на мусорку, когда Боря предлагал сбежать, его никто не слушал. А теперь — «пожалуйста».

А какое там «сделай»? От страха мои руки и ноги вообще решили изобразить, будто они утратили связь с мозгом. Я не мог двинуться с места.

Пацаны тем временем реально притащили несколько здоровых кусков бумаги. Наверное, осталась от переезда у кого-то. А может, просто выкинули за ненадобностью. Обычно в такие листы оборачивают продукты в дорогих магазинах. Малолетние уроды уже подожгли кучку, которую собрали чуть в стороне, чтоб не дай бог не полыхнуло все. Загорится мусорка, это — вообще полный трындец.

Щенок по-прежнему висел на руке Жиртреста. Он крутил своей башкой, совершенно не понимая, что скоро ему будет очень больно.

— Не смей! Сволочь! — Настя вдруг сорвалась с места и кинулась на Толстого говнюка, который стоял, возвышаясь над нами, с довольной улыбкой на своей откормленной морде.

Видимо, по моему состоянию девчонка поняла, помощник из меня — такое себе. Самому́ кто бы помог. Но допустить, чтоб щенка бросили в огонь, она не могла.

Настя попыталась вырвать бедное животное из рук Жиртреста. Она даже пинала эту толстую тварь ногами, била кулаками в живот. Но что людей смешить? Ему Настины удары не причиняли никакого вреда. Он только демонстративно «охал» и похохатывал над ее стараниями.

— Сволочь! Сволочь! Сволочь! — Девчонка рыдала и, мне кажется, вообще не понимала, что делает. У нее началась форменная истерика.

— Иди в жопу. — Жиртрест с силой отпихнул Настю. — Дура! Чтоб не видел вас тут больше никогда. Иначе в следующий раз посадим в огонь твоего дружка.

Девчонка отлетела в сторону, упала на задницу, раскинув ноги, и смотрела теперь на обидчика с ненавистью. Но что могла сделать ее ненависть против четверых двенадцатилеток.

Именно в этот момент я вдруг почувствовал странное ощущение. Очень странное… Во мне начал формироваться незнакомый, непонятный горячий клубок. Где-то внутри, в районе живота. Он становился все больше и поднимался все выше. Пока не начало жечь в груди.

Мой взгляд вдруг выцепил на самой верхушке мусорный горы лист железа. Не сильно большой. Даже не представляю, откуда он там взялся. Обычно подобные предметы мусорщики, которые занимаются свалкой, забирают сразу. Это же — металл. Мало того, ему можно найти применение, так он еще не способен утилизироваться самостоятельно, как та же бумага.

Я вдруг подумал, как было бы здорово, если бы этот лист сорвался с места, пролетел нужное расстояние, с силой ударил Жиртреста в шею и срезал к чертовой матери его тупую башку. Чтоб кровищей залило все вокруг. Потому что он — тварь и я его ненавижу.

Мой взгляд словно приклеился к этому железу. Честное слово. Я смотрел на него, смотрел, смотрел…И понимал, а почему, нет? Хороший вариант. Достойная смерть для такого куска дерьма.

На секундочку, мне в то время было семь лет и я рос удивительным ссыкуном. Но что интересно, эти кровожадные мысли меня совсем не пугали. Я знал, так правильно. Каждый должен получить то, что он заслуживает. Жиртрест заслуживает поганой смерти.

— У вас был шанс…Вы его просрали. — Толстый говнюк с довольной рожей подошёл ближе к Насте, которая по-прежнему сидела на земле, размазывая слезы по лицу, и наклонился, собираясь что-то добавить.