Рубежье 3

— Занимательный случай, нестандартный, сто медуз ему вместо джакузи. А ведь всех новичков, попавших в Рубежье, учат лишь стрельбе, как основе выживания. Закончатся у такого патроны, и боец — легкая добыча хоть для хищника, хоть для пришельца. Тебя же сама жизнь научила выживать с одной лишь лопаткой.

— Не обошлось и без везенья, Кент. Как вспомню, сколько раз мог погибнуть…

— Везет тому, кто везет. Сразу на ум приходит твой приятель, Павел. Даже оказавшись в Рубежье, он все на папашу своего надеялся, еще и права качать пытался.

— Лучше не надо про Пашку. Я и в прежнем мире был о нем невысокого мнения, а сейчас — и подавно.

— Извини, не лучший пример. Знаешь, еще о чем подумал?

— Поделись.

— В Беспределье пунктов сдачи трофеев нет. Там добычу можно пристроить лишь в Гринске. К тому же, у матерых пришельцев башка зачастую слишком тяжелая, ее еще попробуй, донеси.

— Кент, а почему главным трофеем считается именно голова зверя?

— Точно не скажу, но слыхал, что важен именно мозг твари. Вроде бы система умеет извлекать из него нечто полезное для себя. Говорят, раньше практиковали еще и людские мозги сдавать, но потом был введен строгий запрет.

— Ну да, до встречи с Виктом я вообще наивно считал, что в Рубежье люди друг друга почти не убивают.

— В большинстве случаев так и есть. Однако подонков хватает во всех мирах, а поскольку система сама не казнит убийц… — наставник сделал паузу, а потом спохватился: — Раз уж мы коснулись этого вопроса, запомни: в Беспределье работает лишь одно право — право сильного.

— С твоих слов получается, что слабых там просто нет?

— Почему же, имеются. Но там они живут недолго. Либо становятся сильными, либо погибают.

— Если они там все такие крутые, почему не уедут из этого «райского местечка»?

— Из-за ошейников, — ответил Кент. — Каждому заключенному вешают электронное «украшение», способное оторвать башку, стоит раньше срока покинуть зону Беспределья. Когда же назначенный срок заканчивается, ошейник размыкается автоматически.

— Да, действительно — сплошной беспредел. Получается, что зайти туда может любой добропорядочный обитатель Рубежья?

— Ну, если он с головой не дружит, — пожал плечами наставник.

— Или захотел быстро прокачаться, — высказал я свою версию.

— Нет, для прокачки лично я бы предпочел Клондайк. Там тоже легко коньки отбросить, но шансов выжить все же больше.

— А подлый Викт грозился Ларику забросить в леса Беспределья. Вот же мразь!

— С этим не поспоришь.

Некоторое время мы ехали молча. Монотонное покачивание вагона и ритмичный стук колес нагоняли сон, однако тратить время на безделье было жалко, я хотел еще разобраться в результатах сегодняшних экспериментов.

Обратился к автономке:

«Что у нас получилось ценного, кроме задержки дыхания?»

«Есть два состава, над которыми стоит поработать: один — для усиления положительного воздействия, другой — отрицательного».

«Мне бы не хотелось создавать яды», — мысленно поежился я.

«А как насчет средства для торможения пришельца? Например, матерого? — автономка выдвинула самый весомый аргумент. — Опять же, учти: создать рецепт и изготавливать снадобье — это разные вещи. И вряд ли кто сумеет повторить именно твою рецептуру».

Тут она была права — кровь каждого аптекаря уникальна, а потому, даже имея полноценный состав от одного специалиста, повторить его другим практически невозможно, разве что, позаимствовав кровь первого.

— А твоя идея «прокачаться» на матерых пришельцах мне кажется не такой уж и безумной. Надо будет хотя бы попробовать, если по пути в Гринск «повезет» встретиться, — Кент отвлек от общения с автономкой.

— Будем сами охотиться на матерых или они на нас?

— Начнем мы, они продолжат, сто акул им в глотку. Результат рассудит, кто добыча, а кто добытчик.

— Кент, а ты сколько матерых пришельцев прикончил?

— Сам — ни одного, — сознался он. — Раз пять вместе с отрядом участвовал в операции по их уничтожению. Обычно, если появляется такая тварь, зовут десятника.

— Точно! Мы одного с Лексом завалили. Правда, сначала он нас чуть не упокоил, но конечный результат показал, что охотники — мы, а он — добыча.

— Поражаюсь я твоему карьерному росту. То десятнику помог справиться с опасной тварью, сегодня вообще в одиночку матерого уничтожил. А ведь я просил тебя просто отвлечь зверюгу от состава.

— Как смог, так и отвлек.

На самом деле того первого матерого кошкоящера я прикончил почти самостоятельно. Потом еще пришлось волочить в деревню раненого десятника Лекса и голову пришельца в доказательство, что монстр уничтожен.

— Дмилыч, когда решишь брать учеников, вспомни о своем бывшем наставнике. Мне не помешают несколько уроков по правильному отвлечению чудовищ.

— Бывших наставников не бывает, — произнес я избитую фразу.

Карм еще на вокзале Рубанска заметил Дмилыча и его приятеля, когда те заходили во второй вагон. Сам он собирался путешествовать в третьем, где и разместился в отдельном купе.

Провизор имел ранг ратника, поэтому во время нападения палочников оставался в вагоне. В окно он видел, как после раздавшегося грохота Дмилыч побежал в хвост состава, и как он потом вернулся, когда поезд уже стронулся с места. Тогда еще подумал, что парень успевает везде.

Карм попал в Рубежье шесть лет назад, провалившись в новый мир сразу после празднования своего тридцати пятилетия. Когда он, пошатываясь, выходил из ресторана, переходя дорогу в неположенном месте, заметил стремительно приближавшийся свет фар… Удара не последовало, а резко изменившийся ландшафт вокруг заставил протрезветь.

Ему повезло оказаться неподалеку от базы, куда он сразу и двинул. Там встретили, установили сеть и дали крышу над головой. Свой позывной он получил случайно: при идентификации не до конца протрезвевший мужик горько жаловался на карму.

За годы, проведенные в Рубежье, внешне Карм не изменился, был все такой же поджарый и широкоплечий. В густых каштановых волосах так и не появилось ни одного седого волоса, а на слегка вытянутом лице весьма игриво смотрелась испанская бородка.