Нас будто нет

– Кто это? – брюнет, все это время пытающийся справиться с кровоточащей губой, поднял на меня растерянный взгляд. Амелия сделала ему знак подождать и оттеснила меня в сторону.

– Послушай меня! – в некогда напуганных и невинных глазах полыхали языки пламени. Такой она нравится мне намного больше, – с искаженным от гнева лицом, со взглядом говорящим о том, что она удавила бы меня прямо здесь, будь ее воля.

– Хватит совать нос не в свои дела, Элис. У тебя своих проблем мало? Как там наша биполярка? Говорят, ты изменилась, поступила в универ, стала правильной и хорошей? Только я ведь знаю, какая ты… Даже если оболочка будет яркой и привлекательной, твое гнилое нутро никуда…

Я засмеялась. Она говорила все это, зная обо мне слишком много. Только почему с каждым произнесенным словом Амелия закапывала себя все глубже? Говоря о моих траблах, именно Мэл выглядела жалкой.

– Мое нутро со мной, и на моей совести. А ты разбила мою семью, рассорила братьев, и думаешь, что тебе это сойдет с рук? Мэл, если с Мироном что-то случится, я убью тебя. Я закопаю тебя, и никто и никогда тебя не найдет. Мой брат заслуживает быть счастливым. Уходи… ладно?

Я видела, как между ее бровей залегла глубокая морщинка, как ее взгляд растерял всю ярость. Она знала, что в моих словах не было и доли блефа.

Мэл дала мне сделать несколько шагов.

– А я бы ушла!

Когда я обернулась, девушка выглядела разбитой. Воспаленные глаза и искривленное словно от боли лицо не были частью ее игры. Кровь в венах застыла от предчувствия беды.

Оставив позади своего любовника, она подошла ко мне так, что теперь я могла с легкостью рассмотреть каждую крупицу страха, засевшего в глубине ее глаз.

– Я бы свалила с того чертового города, от твоего братца прямо сейчас! Но он подставил нас обоих, и теперь наши дни сочтены…

Внутри меня пожар. Где-то в глубине сердца я уже понимаю, что она в очередной раз подставила Мирона. Нависшая, словно тяжелая грозовая туча опасность давила на каждый нерв.

– Кому ты перешла дорогу?

– Я? А ничего, что мы с ним вместе это делали?

Резко схватила ее за ворот.

– Говори!

– У сына Балашева проходил аукцион, мы взяли камни.

После этой фразы меня затапливает гневом. Это именно то дело, из-за которого произошла ссора между Миром и Исаем. Мэл уговаривала брата, а Исай наотрез отказался влезать в это. Выходит, Мир все же пошел у нее на поводу. Амелия чувствует изменения во мне, она тут же принимается обороняться.

– Но твой братец сцепился с одним из его охраны, нас раскрыли. Видимо, по камерам засекли. Несколько дней назад на нас вышел Балашев. Он выставил условия – до конца недели мы должны вернуть ему камни и то, что сверху, иначе…

С губ рвется рычание.

– И после всего ты отвисаешь в клубе с другим?! Позволяешь Миру находиться в таком состоянии?!

– Ты не понимаешь! Он твой брат и ты видишь его пушистым и белым! Для тебя он лучший, но со мной он не такой! Он не хочет… не хочет идти к Исаю, а сейчас кроме него нам не поможет никто…

– Мой брат лишь для меня белый и пушистый?! Насколько я знаю, это за тебя несколько лет назад он поймал пулю и едва не погиб, истекая кровью на улице! Это ты его оставила умирать и забрала с собой бабки! И после всего произошедшего ты наговорила ему гадостей про Исая, и он разорвал с ним связь! Это же все по твоей команде, а теперь ты хочешь, чтобы он пошел к брату?!

– Ты не знаешь всей правды, Элис, не суди…

Я не собиралась слушать ее лицемерных оправданий.

– Когда заканчивается срок?

Мэл вздрогнула. На глазах выступили слезы.

– Завтра.

Ей было страшно. Мэл привыкла выходить чистой из воды, а сейчас она подвергла себя опасности.

– Где камни?

– Я отдала их Балашеву, Мирон не знает… Он не дал бы мне спасовать, но я не хочу, чтобы ему угрожали, понимаешь? Мы сами виноваты, я признаю. Но у меня нет такой суммы, что выставил Балашев. И у Мира тоже…

Я не верила своим ушам. Следующая мысль заставила замереть. Если Мэл не врет, значит, сегодняшняя ситуация в баре, где Мирон застал ее с другим – лишь четко разыгранная сцена? Она пытается его спасти?

Как только срок данный Балашевым закончится, он явится за долгом. И тогда даже Исай не сможет помочь.

С ног до головы пробрало нервной дрожью. Лишь сейчас, опустив глаза на свои руки, я поняла, что до сих пор удерживаю ткань ее рубашки.

– Я решу этот вопрос, – проговорила еле слышно, отходя от нее.

– Как только Балашев уберет от тебя своих людей, сваливай из города и больше не появляйся. Увижу тебя еще раз, убью.

Она кивнула, в голубых глазах вспыхнуло облегчение.

– Ты же пойдешь к Исаю? Он же должен…

– Я сказала, что справлюсь сама. У Исая не меньше проблем, не трогай его. Более того, не смей никому говорить, что я занялась этим делом, ясно тебе?

Она выглядела озадаченной.

– Но почему ты не хочешь поговорить с Исаем? Ты не представляешь, какой монстр Балашев… Он…

Я подошла к ней вплотную, стараясь убедиться в том, что она запомнила каждое мое слово.

– Я знаю, кто такой Балашев, и знаю, что между моими братьями и так много обид и злости. Я хочу сохранить свою семью, и сделаю для этого все. Поэтому держи рот на замке, и больше не провоцируй Мирона.

Глава 3. Взрослая жизнь

Когда мне было пять лет, я жутко боялась грозы. Самые страшные моменты моего детства происходили именно в это время. Так уж сложилось, что моя больная на голову мать в дождливые дни чувствовала себя по-особенному отвратно, и не пренебрегала возможностью выместить всю злость на мне. Братьям не доставалось никогда, они все были похоже на отца, жить без которого она так и не научилась. А я, будучи гадким утенком, из общего с семьей имеющим лишь цвет глаз, раздражала ее куда сильней. Вот и доставалось мне по-особенному часто.

Когда меня забрали в детский дом, мать больше не могла надо мной измываться, но гроза наводила на меня все такой же ужас. Под громкие раскаты грома, прячась в темной кладовой, я рыдала и молила о том, чтобы это прекратилось. В один из таких моментов, когда, казалось бы, надежда на что-то хорошее ускользнула безвозвратно, когда я чувствовала себя бесконечно одиноко и несчастно, горячие прикосновения чужих рук вернули меня к жизни. Помню, как слезы не давали видеть, но я знала, что открыл дверь кладовой, и взял меня на руки мой старший брат. Он пришел за мной. Как и обещал когда-то, Исай не оставил меня и вернул в семью. Семью, главой которой он стал, семью, где не было места ни насилию, ни унижениям, ни боли. В семью, выбравшуюся из нищеты и подарившую нам всем четырем сиротам дом, счастье и заботу.

В один из дождливых вечеров, когда бушевала гроза по-особенному люто, я сидела в плетеном кресле во дворе нашего дома, укрытая пледом и прильнув к старшему брату. Исай неспешно пил пиво, обсуждая с братьями тонкости планируемого дела, а я смотрела на его сильный профиль, на чуть взъерошенные от ветра волосы, на уверенный взгляд и сильные руки, и в тот момент я вдруг осознала одну истину. Я больше никогда не буду бояться грозы. Зачем мне ее бояться, ведь тот, кто сидит рядом, мой старший брат и есть самая страшная и лютая гроза.

Резкий стук в стекло заставил вздрогнуть. Встрепенувшись, я осмотрелась по сторонам. На пассажирском сидении все так же лежала черная спортивная сумка. И когда очередной стук кулака о стекло привлек мое внимание, я вышла из машины.

– У тебя пять минут – не больше. И то, не особо он жаждал впускать тебя.

На улице шел дождь, и в свете уличного фонаря я видела, как капли воды отскакивают от воротника и плеч кожаной куртки Антона. В хмуром выражении лица таилось предостережение. Я забрала сумки из салона и закрыла дверцу машины. Антон ждал меня у двери. Когда я приблизилась, он выглядел озадаченно.

– Сумку придется сдать, и я должен досмотреть тебя, – проговорил, виновато опустив взгляд.