Страница 131 из 141
Глава 79. Особенности высиживания яйца
Я прошла по широкому коридору. Ощущение не из приятных: со светлых стен, кажущихся серыми в неярком свете утра, на меня уставились сотни глаз, маленьких, подвижных, недобрых. Каждый волосок на теле встал дыбом, чувствуя малейшее движение воздуха, будто чужое дыхание, преследующее по пятам. Я ускорила шаг, миновала гостиную, заглянула в кухню, если тут и готовили, то не меньше недели назад. Кладовки проверять не стала, явидь раньше человечиной не баловалась, но и вегетарианкой не была.
Осталась единственная комната с закрытой дверью. Спальня. Ручка легко повернулась. Я ожидала чего угодно – от пустой кровати до тела все-таки задушенной Константином змеи.
Реальность, как всегда, превзошла ожидания. Пашка лежала на неприбранной постели, которая требовала замены белья. Не девушка, змея, хвост, которой несколько раз обвивался вокруг большого, сантиметров в шестьдесят в диаметре, перламутрового яйца, скорлупа которого зеленоватыми разводами напоминала малахит. На полу рядом с кроватью стоял магнитофон, к которому тянулся извивающийся провод наушников, надетых на чешуйчатую голову. Рычаг громкости был повернут на максимум. Но стоило мне сделать шаг в комнату, как явидь открыла свои медные глаза с двойными зрачками и зашипела.
– Пашка. – Я отступила.
– Сссс. – Пальцы с острыми треугольными когтями сняли и бросили на кровать наушники. Я с порога слышала, как в них надрываются певцы, или это свиней режут под тяжелый гитарный перебор и зубодробительную дробь барабанов.
– Ну, здравствуй, подружка. – Пашка прищурилась, раздвоенный язык скользнул меж острых зубов.
– Привет.
– Поблагодарить зашла?
– Конечно, – согласилась я, – не напомнишь за что?
– Низшие, ты даже не поняла. – Она засмеялась.
– Прости, но … – Я развела руками.
– Думаешь, ты бы справилась со мной без маленького камешка сна?
– Нет. – Я не видела смысла отрицать.
– Думаешь, я не могла увернуться от твоего прикосновения? – Кончик хвоста раздраженно стукнул по грязной простыне. – Ты неловкий, медлительный человек. Ты и в самом деле решила, что опередила нелюдя? – На этот раз смех прозвучал очень обидно, потому что я действительно так думала.
– Ты поддалась, – я покачала головой, – почему?
– Я должна была доложить о том безумии, что ты затеяла. Без вариантов.
– И?
– Скажем так, теперь я понимаю тебя чуть лучше, чем раньше. – Хвост сжался вокруг яйца. – Я решила дать тебе шанс. Ты получила возможность побороться, и меня обвинить не в чем. Вот так. – Она зевнула, показав клыки.
– Что ж, тогда спасибо. – Я все-таки вошла в комнату
– Хм, – она наклонила голову, – не врешь, ты на самом деле благодарна, – она несколько смешалась и уже более привычным голосом, без ехидства, добавила: – принимается. Подай тарелку.
Она указала на низкий столик у стены, на котором громоздилась гора грязной посуды с остатками еды разной степени подпорченности, на верхней еще оставались неаппетитные кусочки мяса, явно не сегодняшнего. Я демонстративно зажала нос и подала явиди угощение. Змея подцепила когтем буроватый кусок и с удовольствием сунула в рот.
– Теперь я вижу, почему он так обеспокоен. – Я обвела взглядом комнату. – Не обижайся, но я вижу перед собой не змею, а свинью.
Пашка хихикнула. Было с чего встревожиться.
– Костя меня любит. – Она прожевала кусок и потянулась.
– Да уж, – я подошла к окну и открыла форточку, – не понимаю, за что. Тут воняет. От тебя воняет. Живешь, как на помойке. Двери нараспашку!
– Не могу отойти от змеёныша. Уже скоро, – она погладила перламутровый бок, – а от незваных гостей у меня чары. Костик ставил. Они все видят.
Так вот что это было такое в коридоре.
– Ясно. Меня, похоже, ваши чары проспали.
– Брось. Ты не опасна, – отмахнулась змея.
Раньше спальня была светлой с белоснежным спальным гарнитуром, купленным совсем недавно. Теперь комод радовал глаз желтыми подтеками, на полу пятна, спинка кровати в царапинах, об нее точили когти, щепки валялись тут же. Дверь в ванную распахнута, пожалев собственные нервы, заглядывать я не стала.
Тарелки с остатками пищи стояли не только на столике, но и на подоконнике, там, где у нормальных людей горшки с цветами. И главное запах! Если уж мне с моим куцым обонянием невмоготу, боюсь представить, что чувствует явидь.
– Что нового? – спросила Пашка. – Я никуда не выхожу. Скучно.
Я пожала плечами, не рассказывать же о неудачной установке периметра, об опорах. А вот о гигантском костре на моем заднем дворе, пожалуй, можно.
– Вчера кучу хлама прежних хозяев моего дома сожгли, чердак освобождали.
– Для чего освобождали? – Она перекатилась на другую сторону кровати, по-прежнему крепко обвивая яйцо хвостом.
Я задумалась, так как ответ на этот вопрос был и мне самой неизвестен.
– Я их помню. – Пашка запустила лапу в темные жесткие, как проволока, волосы и почесала макушку. Более неприятный шуршащий звук трудно представить, так скребется крыса в темноте. – Ну, не совсем их, скорее, жену.
– Кого их? Чью жену?
– Тех, кто жил в твоем доме раньше.
– Ты знала Граниных? – удивилась я.
– Конечно. Тут все их знали. Единственные люди, достаточно ненормальные, чтобы поселиться у нас. Вроде тебя. Сергей, кстати, плохо кончил.
– А жена?
– А что она? – явидь сморщила лоб. – Светка говорила, что однажды она уехала и больше не вернулась.
– Светка? Целительница? – Я вспомнила слова феникса.
– Да. Мы общались. Тянет меня на них, – змея усмехнулась.
– Светка помогала Лене.
– В чем помогала?
Очередной перекат в обнимку с зеленоватым яйцом.
– Ленка была вроде твоей бабки, – характерное движение пальцами у виска, – с приветом. Ей тоже охранный знак поставили. Светка ей зелья варила, когда совсем невмоготу становилось.
– Гранина была больна?
– Ну, точно не скажу, как это человеческие доктора называют. Леса она боялась. До истерики, до дрожи, даже смотреть на него не могла, трясти начинало. Причем, боялась не тех, кто живет в чаще, не тех, кто там охотится, не нас, не своих соседей, а леса как такового – земли, кустов, деревьев.
– И с таким недугом они переселяются на стёжку? – я фыркнула. – Или она уже здесь такая стала?
– Не, – Пашка приподнялась и села, – Светка говорила, Ленка с детства на голову слабая была, вроде у нее сестра в лесу заблудилась или она сама, я не уточняла.
– Или и то, и другое вместе, – пробормотала я, вспоминая газетную вырезку о сестрах Игнатьевых, – а сын чем болел?
– Сын? – Явидь подтянула яйцо ближе и стала водить пальцем по скорлупе. – Да, вроде бы был у них мальчишка, мелкий такой, востроносенький. Он недолго тут пробыл, его отослали. Он болел?
– Вроде бы.
Пашка снова стала закручиваться вокруг яйца, издавая странные звуки, больше всего походившие на тихое порыкивание или кошачье урчание, не думала, что его могут издавать змеи.
– Что происходит? – спросила вдруг она. – Костя дергается, ты в тоске и печали, о Граниных этих дурных расспрашиваешь. У вас там точно все нормально?