Соната разбитых сердец

Это не могло быть окошком тюремной камеры, потому что оно располагалось значительно ниже, чем Пьомби, а значит, вело в какую-то из комнат Дворца дожей.

Джакомо решился и начал ползти по наклонной поверхности к обнаруженному отверстию. Спуск оказался на удивление легким: в тумане свинцовые пластины стали влажными и скользкими. От вида темной воды канала внизу холодок пробежал у него по спине.

Добравшись до слухового окошка, Джакомо остановился возле козырька, расположенного над ним. Держась за край выступа, он нагнулся и заглянул внутрь. Там он увидел железную решетку шириной чуть больше двух футов, установленную для защиты стекла. Пока он размышлял, что делать, раздался гулкий звон колокола церкви Святого Марка, и Джакомо вспомнил, что сегодня День Всех Святых. Под удары колокола он начал почти что неосознанно поддевать железным прутом деревянную раму, к которой крепилась железная решетка. Он ударил с такой силой и злостью, что смог выбить конструкцию из креплений. Теперь разбить стекло было сущей ерундой, хоть осколки и оставили у него на руках несколько царапин.

Джакомо подумал и решил, что, если повезет, связанной им веревки должно хватить, чтобы спуститься через окошко до пола чердака. Не теряя времени, он снова полез на гребень крыши и, продвигаясь со всей возможной осторожностью, сумел вернуться туда, где оставил Бальби. Добрый монах явно не привык к приключениям. Едва завидев Джакомо, он принялся обиженно вопрошать, куда тот запропастился и какого черта бросил товарища одного.

Но Казанова лишь коротко сообщил:

— Кажется, я нашел выход. Следуйте за мной, постараемся выбраться отсюда.

Подхватив тюк с одеждой, Джакомо в мгновение ока вернулся к слуховому окошку, еще раз соскользнув по влажному скату крыши. Сказать того же о Бальби было нельзя, но все же наконец и он с горем пополам добрался до места.

— Вот как мы теперь поступим, — сказал Казанова. — Вы спуститесь по веревке в окошко. Я останусь снаружи и буду служить вам противовесом, потому что иначе я не представляю, где здесь закрепить веревку. Буду держаться за свинцовые пластины. А вы спуститесь, ухватившись за другой конец. Я буду потихоньку отпускать веревку, и вы сможете добраться до пола на чердаке.

Бальби выпучил глаза:

— Вы же не думаете…

— Если хотите, чтобы я лез первым, пожалуйста… Но я не представляю, что вы потом будете делать здесь один.

— А вы? обеспокоенно спросил монах, в котором на миг проснулась совесть.

Я пока не знаю, но что-нибудь придумаю. Ну же, давайте, лезьте в окошко, — подтолкнул его Джакомо, от всей души желая как можно скорее избавиться от бесполезного и надоедливого товарища. Не говоря больше ни слова, он обернул веревку вокруг груди Бальби, под мышками, и прочно связал ее.

— А… Если вдруг не получится? — проблеял испуганный монах.

— Я вам говорю, все получится, — отрезал Казанова. — Давайте, ухватитесь за крышу над окошком и просуньте ноги внутрь.

Дрожа от страха, но не решаясь больше спорить, монах соскользнул с козырька, пока Джакомо удерживал его вес, обернув веревку вокруг руки и цепляясь за свинцовые пластины крыши.

Бальби залез в отверстие до плеч, и Казанова, крепко держась за оконный козырек, подождал, пока он развернется.

— Теперь отпускайте руки, — сказал Джакомо. — Я вас держу.

Постепенно разматывая веревку, чтобы не делать спуск слишком резким, Казанова помог монаху добраться до пола.

Встав на ноги, Бальби долго возился с узлами веревки, но наконец освободился и подкинул ее конец вверх, в окошко, где его подобрал Казанова. Тут Джакомо пришлось присесть: он был совершенно без сил. Ноги дрожали от напряжения, все мышцы тела словно горели огнем.

Оставалась еще одна проблема: он понятия не имел, как теперь сам сможет спуститься в окно. К чему привязать веревку? Казанова огляделся, но не увидел ничего подходящего. Тогда он осторожно двинулся, чтобы изучить ту часть крыши, которую не обследовал ранее. Через некоторое время он заметил чуть ниже слухового окна балкон, на котором кто-то оставил длинную лестницу. Джакомо пришла в голову смелая мысль.

Спустившись к балкону, он привязал к лестнице конец веревки, которую до этого снова свернул и повесил на плечо, и стал тянуть ее за собой, поднимаясь к слуховому окошку.

Добравшись до козырька, Казанова снова уселся на него верхом и принялся подтягивать к себе лестницу, которая постепенно двигалась в нужном направлении. Через некоторое время он смог ухватиться за первую перекладину и попытался просунуть лестницу в слуховое окно. К величайшему разочарованию, Джакомо увидел, что она вошла только до шестой перекладины и застряла. Он тихонько выругался. Не меньше часа он провел на этой чертовой крыше и все еще не нашел способа сбежать. Расстроенный и измученный, Казанова все-таки предпринял новую попытку. Он осторожно слез с оконного козырька и принялся толкать лестницу, никак не желавшую пролезать через узкую деревянную раму.

Джакомо собрал все оставшиеся силы: мышцы горели под кожей, покрытой потом, он едва не валился с ног. А когда лестница наконец-то поддалась, войдя в окно до последней перекладины, он потерял равновесие: нога соскользнула с опоры, и он полетел вниз.

Лестница провалилась в слуховое окошко, а Джакомо неудержимо заскользил по крыше, отчаянно, но безрезультатно пытаясь ухватиться ногтями за свинцовые пластины. Когда казалось, что все пропало, он внезапно вспомнил о своем самодельном инструменте, сунул руку в карман, выхватил железный прут и что есть силы воткнул его в стык между двумя плитами.

И наконец… остановился.

Казанова повис, ноги болтались в воздухе, а внизу виднелась темная, дурно пахнущая вода канала.

Тут уже и он не удержался и взмолился о Божьей милости.

Глава 49

Меры предосторожности

Государственный инквизитор смотрел на алые язычки пламени свечей. Комната была именно такой, как он просил: большая удобная кровать, пахнущее чистотой белье. На ужин подали великолепный пирог с овощами, а теперь его ожидала более чем привлекательная ночная программа.

Все развивалось наилучшим образом. Графиня отбыла в свой любимый Тироль, Дзаго доставил ему Гастоне Скьявона, который не замедлил дать чистосердечное признание касательно дуэли. Пока он еще не подтвердил, что именно Казанова убил Дзагури, но пара дней в камере тюрьмы Поцци обязательное развяжут ему язык. Тогда инквизитор наконец получит доказательства, позволяющие припереть к стенке заклятого врага, останется лишь официально запросить изменение меры пресечения с пожизненного заключения на смертную казнь. И прощай Казанова.

Гардзони сообщили о том, что дерзкий нахал надумал сбежать из Пьомби, но, слава богу, его план вовремя раскрыли. Инквизитор был уверен в том, что предпринять новую попытку Казанова никак не сможет, но все же предпочитал соблюдать меры предосторожности, чтобы не дать ему застигнуть себя врасплох. Именно по этой причине Гардзони поручил своим людям наблюдать за всеми портами и почтовыми станциями на материке. Особенное внимание он решил уделить станции Местре, отправив Дзаго и несколько стражников дежурить в трактире «У колокольни». Если вдруг — хотя вероятность этого и ничтожно мала — Казанова явится туда, они встретят его как подобает.

Пьетро Гардзони был спокоен: он не сомневался, что все предусмотрел, а потому решил не изменять традиции и отправился вместе с двумя другими государственными инквизиторами на материк, как они делали каждый год в канун Дня Всех Святых. Сам он остановился в Доло, в таверне, которую любил за хорошую кухню, а еще за то, что хозяин без лишних разговоров разрешал ему уединиться в комнате с одной из деревенских девиц с пышными формами, из тех, что рады стараться изо всех сил, лишь бы понравиться солидному господину, а потому согласны исполнять любые желания, не гнушаясь абсолютно ничем.

Собственно, этому приятному занятию Пьетро Гардзони сейчас и собирался предаться. В конце концов, semel in a