Страница 71 из 73
Улицы, где стояли ювелирные и оружейные лавки, были до того завалены мертвыми телами, что ноги проходивших там в некоторых местах едва касались земли. Большие трофеи. Воинские люди захватили в этот вечер в ювелирных и других лавках огромную и превосходную добычу золотом, серебром, драгоценными каменьями, жемчугом, дорогими украшениями, парчой, бархатом, шелком и т. п.
На следующую ночь остальные русские укрепились у самого Кремля, в Чертолье, где накануне пожара не было. Точно так же и живущие по ту сторону Москвы-реки тоже построили шанцы напротив Кремля, водрузили на укреплениях свои знамена и стали расхаживать от одного шанца к другому. Треугольник. Те, что были в Чертолье, занимали треугольник, образуемый большой Белой стеной, и находилось там около тысячи стрельцов. Они подобным же образом сделали шанцы на улицах, по обе стороны от стен, полагая, что наши станут штурмовать с лобовой стороны. Замосквореченские сделали шанцы у наплавного моста против Водяных ворот, поставили туда пушки и упорно стреляли по нашим. Они тоже, как и другие, предполагали, что наши придут с лобовой стороны.
Московиты со своими “преимуществами”. То, что произошло 20 марта. Но капитан Яков Маржерет применил замечательную военную хитрость. Он предоставил им укрепляться и сторожить, а сам, поскольку лед на Москве-реке был еще крепкий, вывел своих мушкетеров через кремлевские Водяные ворота на реку и, оказавшись таким образом между врагами и их укреплениями, мог нападать направо и налево, как ему вздумается. Помимо того, на льду стояли двенадцать польских конных рот, наблюдавших, не подойдет ли кто-либо слева на смену чертольцам, но те оставались в своих шанцах. Капитан Яков Маржерет прошел с солдатами по льду вдоль Белой стены до пяти башен, затем обогнул город и вошел через городские ворота, находившиеся в тылу врага, который не ждал отсюда опасности и держал эти ворота открытыми для своих друзей, находящихся в других больверках или шанцах. Благодаря этому русские и проиграли, ибо они охраняли больше передние шанцы, чем ворота в тылу. Наши неожиданно для них в один миг напали на шанцы, быстро на них взошли, всех побили насмерть, подожгли шанцы и все Чертолье.
Пан Струсь с 1000 всадников. Когда это увидели те, которые были на других шанцах по ту сторону реки, они пали духом, и, надо думать, совсем в ужас их привело то, что как раз in punkto[407], когда наши поляки стали выбираться на берег, чтобы иметь больше простора, пришел из Можайска пан Струсь с 1000 отборных конников, которые стали рыскать по городу, где им вздумается, жечь, убивать и грабить все, что им попадалось. Солдаты держались храбро. Сравняв с землей Чертолье, наши солдаты отправились и на ту сторону реки Москвы, тоже подожгли шанцы и все дома, до которых они могли добраться, и тут уж московитам не помогли ни крик, ни набат. Нашим воинам помогал и ветер и огонь, и куда бы московиты не отступали, за ними гнались ветер и пламя, и ясно было, что господь бог хочет покарать их за кровавые убийства, клятвопреступления, лихоимство и эпикурейское содомитство.
Тут можно было видеть, как люди толпами бежали за город в ближайшие монастыри. К полудню уже не было ни малейшего сопротивления, и не видать было московитских воинов. Так в течение двух дней великая Metropolis (столица) Russiae (имевшая в окружности более 4-х немецких миль) обратилась в грязь и пепел, и не осталось от нее ничего, кроме Кремля с пред кремлевской частью, занятых королевскими людьми, и нескольких каменных церквей. Большинство же прочих церквей внутри и снаружи Белой стены были построены, как и все другие строения во всей России, в виде блокгауза из одного только дерева; все, что тоже было построено из дерева, — самая внешняя, четвертая окружная стена, которая шла вокруг всей Москвы, со всеми домами и дворами, стоявшими внутри, равно как и усадьбы князей, бояр и богатых купцов у Белой стены, — все было превращено в пепел.[408]
Так незначительный отряд, а именно — 800 немцев и солдат из других народов и 6000 поляков, прогнали прочь со дворов и домов, со всего, что они там имели, 700000 человек, способных действовать и саблями, и ружьями, и луками со стрелами, а вместе с этими людьми и их жен и детей, и всем им пришлось смотреть, как пылали место пребывания их царей и весь город, обливаться своим собственным жиром, убивать самих себя порохом и свинцом и отдавать чужеземцам на расхищение свою богатую казну (которая неисчислима, а для многих — невероятна). Из нее оплатили все королевское воинство до 1612 г. Семь корон, 3 скипетра. Семь царских корон и три скипетра, из них один — из цельного рога единорога, очень богато украшенный рубинами и алмазами, а также несказанно много редкостных драгоценных изделий должны были познать, как ite in orbem universum[409] — кочевать по чужим землям.
Поляки после смуты сместили патриарха, который был dux und author omnis seditionis[410], и велели, чтобы 30 стрелков стерегли его в Кирилловском монастыре до прибытия господина Владислава, в ожидании возмездия, которое он заслужил подстреканием к такому бунту и мятежу, из-за которого плачевно погибло столько людей, вся Москва подверглась разрушению и был причинен непоправимый вред огнем и грабежом. Иными словами: “Не по вкусу тебе мир — будешь сыт по горло войной, не хочешь благословения — получай проклятие”.
Последнее московиты и навлекли на себя в тот день, как рубашку, согласно тому, что написано в книге Премудрости: чем кто согрешит, тем и наказывается. Несколькими годами раньше они достаточно проявили свою ужасающую жестокость на немцах в Лифляндии грабежом, убийствами, пожарами, разгулом и опозориванием или обольщением женщин и девушек. Теперь им за это воздано и отплачено сторицею. Если они вывезли из Лифляндии ценностей на 100000 гульденов, то у них забрано больше чем 100 бочек золота. Немногие немецкие пленные женщины и девушки, которым они причинили зло и увели их из Лифляндии в Москву, не могут идти в сравнение с громадным числом стольких тысяч их женщин и девушек, опозоренных и обольщенных поляками.
Вред, причиненный России пожарами, так велик, что на опустошенных местах можно вполне поместить 4 или 5 Лифляндий. В этой семилетней войне убито больше 600 000 московитов, состоявших в их списках в то время, когда я еще был там, не считая тех, которые в разных местах были тайно умерщвлены и спущены под лед или брошены в воду, а скольким им еще придется заснуть на сырой земле раньше и прежде, чем они снова обретут прочный мир!
Так как в течение четырнадцати дней не видно было, чтобы московиты возвращались, воинские люди только и делали, что искали добычу. Большие трофеи. Одежду, полотно, олово, латунь, медь, утварь, которые были выкопаны из погребов и ям и могли быть проданы за большие деньги, они ни во что не ставили. Это они оставляли, а брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом. Многим польским солдатам досталось по 10, 15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном, грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах; на пиво и мед на этот раз и не смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитских погребах — французского, венгерского и мальвазии.
Кто хотел брать — брал. Ляпунов. От этого начался столь чудовищный разгул, блуд и столь богопротивное житье, что их не могли прекратить никакие виселицы, и только потом Ляпунов положил этому конец при помощи своих казаков. Столь постыдно воинские люди использовали во зло эту большую победу, а господу богу никакого благодарения не воздали! Солдаты стреляют по врагу жемчугом. Из спеси солдаты заряжали свои мушкеты жемчужинами величиною с горошину и с боб и стреляли ими в русских, проигрывали в карты детей знатных бояр и богатых купцов, а затем силою навсегда отнимали их от отцов и отсылали к их врагам, своим родителям и родственникам.
407
В то мгновение.
408
Описание Буссовым событий 19 марта дает яркую картину отдельных эпизодов восстания. Однако рассказ Буссова лишен какого-либо анализа социальных сил, принимавших участие в борьбе с интервентами. Буссов описывает события как очевидец либо как слышавший от очевидцев то, что непосредственно запомнилось. Его сведения о ходе восстания в некоторых случаях подтверждаются и дополняются другими источниками, иногда им противоречат. Так, в отличие от Буссова, который утверждает, что “московиты” или “николаиты” (см. примеч. 2) “начали игру” первыми 19 марта, Маскевич пишет: “По совести не умею сказать, кто начал ссору, мы ли, они ли? Кажется, однако, наши подали первый повод к волнению, поспешая очистить московские домы до прихода других: верно кто-нибудь был увлечен оскорблением, и пошла потеха” (Н. Устрялов, ч II, стр. 61). Сообщение о том, что по распоряжению Гонсевского и Борковского иностранцы должны были заранее, т. е. 18 марта, укрыться в Кремле, имеется только у Буссова Стадницкий в своем дневнике указывает, что в эти дни Гонсевский укрепил Кремль-город и Китай-город “как можно лучше и снабдил орудиями для защиты от внезапной атаки мятежников” (Русский архив, 1906, № 6, стр. 205). Противореча Буссову, из записок которого можно заключить, что князья и бояре действовали совместно с народными массами и чуть ли не первые дали повод к восстанию, архиепископ Елассонский Арсений, бывший в это время в Москве, пишет, что восстание в Москве было поднято московскими черными людьми “без всякого совета или боярского согласия русских или поляков” (Д. Дмитриевский. Архиепископ Елассонский Арсений. Киев, 1899, стр. 147). Авторы “Очерков по истории СССР” предполагают существование какого-то единого центра, подготовившего выступление москвичей, и говорят о связи этого центра с руководителем первого ополчения П. Ляпуновым. Для того чтобы воспрепятствовать объединению московских патриотов с силами Земского ополчения, шедшего на помощь Москве, польские власти решили спровоцировать преждевременное выступление в Москве русских до подхода рати Ляпунова. Это выступление 19 марта, как сообщает и Буссов, привело к страшному кровопролитию. Восстание было стихийным взрывом народного возмущения против иноземных захватчиков. Из других источников известно, что непосредственным поводом к началу событий послужил следующий эпизод: готовясь к борьбе с русскими, поляки, как уже говорилось выше, начали укреплять пушками стены Кремля и заставили московских извозчиков помогать им в этом. Между поляками и русскими произошел спор, перешедший в драку и, наконец, в вооруженное выступление москвичей против польских захватчиков (Очерки истории СССР. Конец XV в. — начало XVII в, стр. 557). В городе развернулись ожесточенные бои, восставшие захватили пушки, которые находились на крепостных стенах, сооружали на улицах баррикады. Среди организаторов сопротивления полякам на улицах Москвы 19 и 20 марта 1611 г. были князь Д. М. Пожарский, И. М. Бутурлин и дворянин И. Колтовский, о которых Буссов не упоминает. Интересы Буссова были связаны с иноземцами, поэтому особенно подробно описаны у него боевые успехи немецких мушкетеров Якова Маржерета (см. примечание 195), который уехал из Москвы после смерти Лжедимитрия I и затем вернулся в Москву ее врагом. Его записки за 1601 — 1606 гг. опубликованы Устряловым (ч. I).
409
Идти по всему миру.
410
Вождем и зачинщиком всех беспорядков.