Измена в прошлом

Потому что эту зимнюю куртку, тёплые ботинки и шапку ему купил Игорь, когда увидел Серёжку в тонкой, не по погоде одежде? Потому что я распускала старые мамины свитера и гамаши и вязала из этой шерсти сыну тёплые вещи?

Мы не подыхали с голоду, не ходили босиком и в рванье, но каждый день был борьбой за выживание.

Рассказать, что очень быстро меня стало бесить буквально всё в новом муже? Как дышит, как есть, как, шумно прихлёбывая, пьёт горячий чай. Как всхрапывает во сне, как пахнет, как хохочет. О сексе вообще вспоминать не хотелось.

– Я не любила его. А замуж вышла потому, что сыну нужен был отец. – выдала причину, которую мне внушали в то время мама с бабушкой. – Только отцом он оказался так себе.

Однажды я вернулась домой и застала красного от злости Игоря и зарёванного, испуганного сына, запертого в детской. Когда я спустила с Серёжки колготки, увидела на его попе багровые полосы от ремня. Через час у порога стоял чемодан с вещами Игоря. И сам он, под аккомпанемент собственных злых воплей, был выставлен с вещами вон.

Я не собиралась плакаться Пашке. Мне не нужны были его жалость или сочувствие. В моей жизни было много прекрасных минут и событий, не только трудности.

И главной радостью и гордостью был сын. Умный, сильный, красивый. Я помнила каждый счастливый миг с ним.

Как учился ходить, каждый раз упрямо поднимаясь на ножки после падений. Как напряжённо тянул тонкую шею, пытаясь рассмотреть из-за большого букета астр, всё вокруг на торжественной линейке в первом классе. Как кружил меня по комнате, счастливый и радостный, что поступил в медицинский. Как с гордостью принёс мне красный диплом об окончании медакадемии. Я не была на вручении, валялась дома с высокой температурой, зато потом миллион раз пересматривала видео с торжественной части. И плакала от счастья.

– Юль. – Пашка подвинулся ближе. Пальцами отвёл прядь волос, упавших мне на лицо. – мы можем попробовать всё исправить. Ты не думала почему мы оказались именно в этой точке? С какой целью нас забросило сюда? В этот момент нашей жизни?

– Родить Серёжку?

– Почему обязательно Серёжку, Юль? Может быть, у нас будет другой ребёнок. Серёжка остался там, в той реальности. Живёт, продолжает наш род. Наверняка счастлив.

– Потому что его нет в той реальности, Паша. Он умер.

Я смотрела в это красивое лицо, в глаза с расширившимися от шока зрачками, на посеревшее, дрогнувшие губы и ненавидела его в этот миг.

– Он умер! Погиб в Африке! – сорвалась я на крик, выплёскивая свою боль в когда-то родное и любимое лицо. – Погиб, понимаешь ты? Его больше нет!

Закрыла глаза, в очередной раз умирая вместе с сыном, и прошептала:

– Мальчик мой. Погиб...

Глава 24

Я умерла не той ночью во сне. Я умерла за три месяца до этого. Спокойным, ничего не предвещающем вечером.

Как обычно, вернулась домой, припарковала свою старенькую Део Нексия на привычном месте у подъезда, поднялась в квартиру и уже раскладывала в холодильнике купленные по пути домой продукты, когда раздался тревожный звонок в дверь. Я никого не ждала.

Говорят, материнское сердце чувствует беду. Я ничего подобного не испытывала. В этот день всё было как обычно. Рутина на работе, очередь на кассе в супермаркете после трудового дня, вечерние пробки на дороге, мысли, что приготовить на ужин. Самый обычный вечер.

Я всё поняла, как только открыв дверь, увидела лицо лучшего Серёжиного друга Олега Першнева. Кто-то был с ним ещё, какие-то мужчины. Они говорили и говорили мне что-то скорбными и торжественными голосами, а мы с Олежкой смотрели друг на друга, и в его глазах я видела дикую боль и горькую правду.

Именно в этот момент я умерла. Перестала существовать. Исчезла из жизни.

Долгие три месяца, пока ждали, когда нам вернут тело Сергея, когда появится возможность вывезти его в Россию и захоронить, я ещё дышала, ходила, обивала с Олегом пороги инстанций, кажется, что-то ела, пила, говорила. Но уже не жила.

Похороны тоже почти не запомнились. Только серый, мелкий, бесконечный дождь. Мокрые цветы, мокрые венки, ручейки дождя на гладкой поверхности закрытого гроба. Холодное, скользкое дерево креста, за который я цеплялась. И как прозрачные, хрустальные слёзы, капли на фотографии сына.

Мне больше незачем было жить.

– Умер. – беззвучно, одними губами повторил за мной Пашка. Его лицо застыло мёртвой гипсовой маской. Зрачки заполнили всю радужку и казались чёрными провалами. Глубокой трещиной между бровей пролегла морщина. Паша моргнул, скривил губы.

– Юля, Юленька. – потянулся ко мне, обнял, задышал рвано мне в волосы. – Девочка моя. Как же ты одна пережила это?

"А я и не пережила" хотелось ответить ему, но слова комом стояли в горле.

Пашка судорожно вздрагивал, прижимая меня к себе и я чувствовала горячую влагу на своих волосах. Да, Паша, плач. Не только мне одной в этом мире оплакивать нашего сына. Хочу, чтобы ты испытал хотя бы десятую долю той боли, в которой я уже давно существую и в этой, и в прошлой жизни. Почувствуй боль вместе со мной. Кроме тебя мне не с кем ею поделиться.

– Ты не одна, Юль. – лёгкими, невесомыми поцелуями Пашка собирал солёную влагу с моих щёк. – Больше не одна. Я буду рядом. Всегда. Даже если прогонишь, не уйду. Всё будет хорошо. Вместе у нас обязательно получится всё исправить.

Я что, проговорила всё это вслух? Откуда Пашка всё понял про моё одиночество?

– Я с тобой, родная. – прижимал и чуть покачивал меня как ребёнка Паша. – Я люблю тебя и всегда буду рядом. Ничего не бойся.

Мы так и сидели на разворошённой кровати, тесно прижавшись, ища поддержку и живое тепло друг в друге.

После слёз и услышанных слов я вдруг испытала облегчение. Больше я не одинока. Есть кто-то, кто готов разделить со мной этот неподъёмный груз.

Накал страстей, как и буря за окном понемногу улеглись и мы как-то незаметно переместились, устроились удобнее. Пашка сидел, облокотившись на стену и, обхватив меня рукой поверх одеяла, прижимал спиной к своей широкой груди. Я положила голову ему на плечо и чувствовала, как стук его сильного сердца размеренными толчками отдавался у меня где-то в районе лопаток. Слушала чёткий ритм и незаметно для себя впадала в какой-то гипнотический транс.

Пригрелась, притихла, успокоилась в сильных руках и снова начала размышлять о том, что произошло.

Я должна попробовать всё исправить. Мы должны попробовать, прекрасно понимала, что без Пашки всё бессмысленно. Мне не нужна его любовь, но он сам, рядом необходим. В конце концов, я с самого начала собиралась использовать его. Не совсем честно, конечно, но наплевать. Он тоже планировал не совсем честно в отношении меня исправить свои ошибки. Так что…

Рассвет за окном из серого и мутного, перерастал в оранжевый и звеняще прозрачный. Новый день как новая жизнь. Ночные кошмары и переживания вместе с темнотой отступали, отходили в прошлое.

Запели утренние птицы, пережившие вчерашнюю бурю в своих гнёздах. Будильник снова безжалостно громко тикал, напоминая, как раньше, о неумолимом приближении времени подъёма. Нужно было собираться и ехать домой. Рабочий день никто не отменял.

Я зашевелилась, в теплых, уютных объятиях, понимая, что сейчас просто усну, уставшая и вымотанная морально и физически. Пашка положил тяжёлую ладонь мне на голову удерживая.

– Поспи немного, Юла. Ещё рано.

– Нужно вставать, Паш. Мне на работу. Домой заехать надо, переодеться. – я ужом вывернулась из его рук. – У тебя кофе есть?

Будничный вопрос. Словно не было вчерашних потрясений. Мы снова возвращались в обычную жизнь. Изменившиеся за одну ночь, ставшие другими. Между нами больше не было тайн. Зато, как у заговорщиков, была одна общая цель.

Глава 25

– Лови, сейчас убежит. – кивнула я на плиту, где в турке уже поднялась кофейная пенка. Пашка ловко подхватил деревянную ручку и в последнюю секунду успел снять кофе с огня.