Ведьмина Ласка

— Совратил ее девчонкой ещё молоденькой Индрик – зверь, — вступилась вторая. Я только сейчас заметил, что там, где она сидела, камень пророс свежей травой. Женщина проследила взглядом и улыбнулась. — Мать сыра земля я, Емельян.

Я всматривался в глаза ее и черты лица, все никак вспомнить не мог, где видел. Вот как будто встречались недавно. Где?

— Снасильничал, соблазнил силой великой, а уж по рукам она потом пошла… Являлся он к ней каждый год на две ночи, как выходил из подземных своих чертогов. И строго-настрого велел не заводить дитя. Предсказано ему, что сын его убьет, вот и остерегается…

— Так то он ее утопил, как про дитё прознал… — И вроде никто мне тот младенец, а в душе встрепенулись злость на нерадивого отца. Что мой был безответственный, что этот…

Женщина кивнула.

— А если б принял ты Иринку, то стал бы ребенок под твоей защитой ходить и скрыли бы боги его от Индрика. Вырос бы мальчик, да, может, смог победить отца.

— А ваш сын… — они ведь и так знали, что я подслушал первую часть разговора, чего таиться. Любопытно все же.

– А с моим сыном ты знаком… Федор его зовут. Растила я его в любви, надеялась, что сможет отца погубить, как в предании велено, да рассказали добрые люди ему, кто отец и что снасильничал он меня, Федор бросился мстить. Месть чёрное, злое чувство и не справился с тьмою. Совратил его отец сладкими речами… Ты ведь тоже не хотел отцовской тропой идти… Да не так это просто, — она вновь с тоской покачала головой и умолкла, приложив палец к губам: — Тебя зовут, слышишь?

Я прислушался. И правда Васькин голос. Тихий, плачем болючим по сердцу.

— Я умер, да?

— Не совсем. Ещё сможешь вернуться, если захочешь. Раз уж успел ей так дорог стать, что зовёт, — вмешалась щука. Глаза у нее стали водянистые, рыбьи. Жуткие глаза. — Хочешь вернуться к ней?

— Хочу! — не раздумывая выпалил я. С одной стороны, вроде бы и нечего мне в той жизни ловить. Ни угла своего, ни семьи… С Васькой мы дурно расстались опять же, но не просто ж она по мне убивалась так. Может, и на мою долю богами не один лишь деготь припасен. Только теперь я ученый был, знал, что с этими надо ухо востро. — Какой ценой?

Женщины переглянулись и тихонько засмеялись.

— Запал ты ей в душу, готова жизнь с тобой на двоих делить. Вдвое меньше будет ваш век, зато вместе, — отсмеявшись, ответила Рожана.

Вот, значит, как… Паразитом. Сосать, как пиявка ее жизнь?

— Нет. Так мне не надо.

— Тогда умрёшь ведь, — напомнила щука.

— Значит судьба моя такая. Пусть умру, но жизнь ее пить не стану. Васька молодая совсем девчонка. У нас и не было ничего. Забудет через годик, найдет свое счастье и доживет до седин. Детишек нарожает… Пусть будет счастлива.

И хоть горько было, что всего этого у меня не будет, но я решил твердо. Представил себе, какие милые будут детишки у Васьки: пухлощекие, голубоглазые. И кукла эта противная станет их развлекать до заливистого смеха… Я б ее даже терпеть согласен, чтоб детишки эти и Васька улыбчивая моей были сказкой, а не чужой… Но раз высока цена, то не надобно мне. Не смогу я смотреть, как стареет вдвое быстрее сверстниц и знать, что моя в том вина. Голос становился сильнее. Песня оплетала меня и будто тащила назад, так что пришлось вцепиться руками в берёзку.

— Ну раз ты решил… воля твоя, — Рожана подняла руку, резко сомкнула пятерню и зов стих. — Будет у твоей Василисы все, что ты нагадал. И детишки, и счастье. Считай, что подарок ей на прощание вымолил. А теперь иди. Тебе пора.

Тело мое вдруг стало лёгким, голова наполнилась воздухом и стало блекнуть Василисы лицо, кукла ее, память о бабке и матери… все продернулось дымкой.

— Я все забуду? — голос собственный тоже казался теперь мягким шевелением ветра в берёзовых ветках.

— Забудешь, Емеля. Все забудешь. Освободишься душой. Ступай.

И поляна померкла.

Глава 30

Василиса

Минуты растянулись в вечность. Расплавленное серебро мерцая ярко, вдруг ударив по глазам яркой вспышкой, померкло. Вместе с этим затихли птицы, смолкли шепотки в стае Волкова. Поляну укрыла мёртвая тишина.

Кожа Яна как будто стала разом прозрачной, черты лица заострились, будучи всё ещё покрытыми кровавой коркой.

– Это ведь… не может быть, – дрожа всем телом, хрипло прокаркала я, пытаясь потянуться, прикоснуться ладонью к пергаментно-белому лбу. Однажды, очень и очень давно мне довелось видеть такое же. Именно так умерла мама, изменившись в одночасье: румяное, налитое жизнью и светом лицо покрылось особым отпечатком смерти мигом.– Он сделал свой выбор, девочка, – Заряна, перехватив мою руку за локоть, больно ее сжала. – Нет больше права у нас дёргать и звать его душу.

Сделал…Услышав слова женщины, обернувшись волками, протяжно, горько взвыла часть стаи, словно провожала в последний путь своего собрата, хотя, почему словно, Ян ведь и был оборотнем в каком-то роде.

Обессилено опустившись на колени, я дала тонкой струне надежды, что звенела напряжением внутри, оборваться, затапливая сознание тягучей, чёрной пустотой. Словно вторя мне и поддерживая, солнце начало опускаться за горизонт, придавая окружающему миру траурный, пепельно-оранжевый оттенок. Вокруг стояла глубокая тишина, которую нарушал только редкий шорох ветра и тихие вздохи тех, кто не обернувшись все еще обступали нас в человеческой ипостаси.

И что дальше?

– Всеволод устроит захоронение. По воле богов и навьим заветам. В яви он давно нежилец был, – видимо, я спросила вслух, так как Заряна, поднявшись с колен, положила магическую серебрушку Яну на лоб, оторвав перед этим трёхцветные нити. – Будь сильной, – её голос был мягок, но одновременно твёрд. – Тебе предстоит многое пройти, многое выучить и много кому помочь.

– Помочь? Чем и кому?!

– Маша, например, – Заряна кивнула в сторону Волкова, – ты ведь так и не поняла, да, в чём твоя сила? Фамильяры Яги, маленькая ласка и мужчина, понявший и принявший себя?

– Ты - Берегиня, как и я.

– Добро, сила, помощь и принятие… – Взгляд метнулся к Всеволоду, что бесшумно подошёл к нам, – в навьем Берегини усматривают в каждом из нас душу, страждущую и ищущую путь. Их слово – это шёпот воды, мелодия природы, где каждый звук – рассказ о жизни, о любви, о боли и радостях. Каждым своим действием, Берегини учат нас любить и ценить мир вокруг, напоминая о вечной связи с природой.

– Ты помогла Маше Волковой принять и осознать свои страхи, – мягко перехватив слово, напомнила Заряна, – только с тобой у неё получилось принять себя, найти то единение женского начала и Матери Сырой Земли, что даря нам свои богатства кормит и взращивает новые поколения, сама того не ведая, играючи, стала ей проводником. Ты стала, для утративших хозяйку, фамильяров новым якорем и источником силы, благодаря которому они смогут жить и помогать другим, словом и делом. Ты оживила родовой оберег, и, конечно же, ты помогла душе Емельяна очиститься и выбрать правильный путь.

Всхлипнув, я перевела взгляд на остывающее тело Емели. Боль утраты острыми осколками резала кожу, вспарывала мышцы и, до кровоточащих ран бередила душу. Мы были едва знакомы, но сейчас мне казалось, что я потеряла самого важного человека на свете, того, кто принимал меня такой, какая есть, того, кто не побоявшись ни моих покойных родственников и проклятья, ни несправедливой куклы, ни опасного противника встал на мою сторону. Готов быть принимать со всеми недостатками и странностями. Того, с кем я могла быть по-настоящему собой.

– Мы заберём его, – пророкотал Волков, – и устроим достойное захоронение. На границе миров. Там, где он в последнее время и пробыл. Мы верим, что высадив дерево на могиле волка, помогаем душе быстрее вернуться в этот мир. Ласка не волк, но…

– Да, – не дав договорить, я кивнула. – Пусть будет так.

Толпа, собравшаяся вокруг, отступила, давая дорогу вожаку. Он поднял тело Яна на руки и медленно направился к лесу, словно возглавляя ритуал последнего прощания.