Страница 8 из 45
Ну и заседание! Смех да и только! Безмолвный дворец дискуссий, где обычно депутаты задают каверзные вопросы, а министры дают туманные ответы, где градом сыплются острые реплики и бушуют гневные голоса! Господа депутаты лишились своего основного оружия — языка. Парламент страны глухонемых.
У каждого депутата лежала на коленях внушительная пачка бумаги. Рядом торчала палка с прибитым к концу большим куском картона — наспех сооруженный плакат. На картоне надпись: «Председатель! Запрос!» Председатель тыкал бамбуковой указкой в очередного депутата, поднявшего свой плакат. Тот поспешно всходил на трибуну, писал на листе бумаги запрос, прикреплял его кнопками к плакату и, крутясь во все стороны, показывал председателю, министрам, депутатам. Ни дать ни взять фокусник в цирке, показывающий ребятишкам весь свой реквизит: у меня, мол, никаких тайн…
Если написано было мелко или плохим почерком, над депутатскими местами поднимались плакаты, намалеванные красной тушью: «Мелко пишешь!», «Пиши разборчивее!»
Особенно дотошные депутаты, поставив запрос, обходили зол с высоко поднятыми плакатами. Сидящие на задних скамейках смотрели в бинокль, словно были на ипподроме или в театре.
На трибуне появился представитель оппозиции. «Какие меры правительство собирается предпринять в связи с необычным явлением?» Он покрутил своим плакатом, отодрал бумагу и передал ее сидевшему у подножия трибуны секретарю парламента — человеку с плаксивым лицом. Стенографистки зевали от скуки, им было абсолютно нечего делать.
Потом тот же представитель показал всем плакат: «Удалось ли установить причину этого явления? И каковы прогнозы?»
Председатель поднял плакат: «Господин такой-то», и на трибуну вышел премьер-министр.
«В настоящее время причины еще не выяснены. Вполне вероятно, что исчезновение звука определенным образом отразится на имевшихся у нас до сих пор средствах связи, а также на общественной жизни страны. Правительство намерено принять срочные меры по ликвидации последствий этого явления».
Затем выступил министр просвещения:
«Министерство рекомендует всем учреждениям срочно принять на временную работу глухонемых и преподавателей школ глухонемых, способных обмениваться мыслями без помощи голоса. Далее министерство намеревается в срочном порядке через печать и телевидение распространить среди населения особый вид стенографического письма, специально предназначенного для бесед в письменной форме. На тот случай, если это явление окажется продолжительным, министерство располагает проектом создания Комиссии по выработке общенационального стандартного языка тестов. В комиссию войдут специалисты по обучению глухонемых».
Следующий запрос:
«Не инспирировано ли это явление крупными монополиями, вознамерившимися таким способом повсеместно распространить видеотелефон вместо обычного телефона?»
Ответ:
«Правительство такими сведениями не располагает».
«В данной ситуации первоочередной задачей является охрана общественного порядка, — написал депутат-консерватор. — Не считает ли правительство необходимым объявить чрезвычайное положение и мобилизовать для поддержания общественного порядка Силы самообороны?»
Над скамейками оппозиции задергались плакаты:
«Заткнись!»
«Убирайся!»
«Олух!»
Депутат-консерватор, возмутившись, широко разинул рот — очевидно, что-то закричал — и показал пальцем на плакат с надписью «Олух». Потом, бурля негодованием, быстро прикрепил к своему плакату новую бумажку: «Как я должен это понимать?» Кто-то взобрался на трибуну и вырвал у него плакат. Кто-то заляпал тушью оскорбительное слово на плакате оппозиции. Кто-то кого-то ударил. Представители правящей партии и оппозиционеры засучивали рукава. У трибуны началась свалка. Председатель неподвижно сидел на своем месте, уныло уткнувшись подбородком в ладонь и выставив перед собой плакат: «Господа депутаты! Соблюдайте парламентскую дисциплину!»
Но зал неистовствовал все больше и больше…
Вдруг не на экране телевизора, а прямо перед моими глазами возник большой лист бумаги:
«Эй ты, плановый отдел! Хватит прохлаждаться. Вопрос стоит остро: быть фирме или не быть. Думай!»
Бумагу держал мой шеф, начальник планового отдела, Он был здорово пьян.
Я написал на том же листе, сбоку:
«У меня возникла мысль…»
«Какая?»
Я выхватил у него из рук бутылку виски и жадно припал к горлышку.
Целых три дня я безвылазно сидел на работе и пил. Пили все, не я один. До сих пор не могу понять, как я не умер от такого количества виски. Не решусь определить, насколько я был пьян, но, как только алкоголь начинал выветриваться, приходилось делать новое возлияние. Иначе можно было свихнуться — очень уж страшной стала наша действительность, не хотелось в нее верить.
Прошел день, прошло два, а положение не изменилось или, вернее, изменилось в худшую сторону. Самолеты и железнодорожные экспрессы не функционировали. Полиция, кажется, пыталась запретить езду на автомобилях, однако ничего из этого по получилось. Городской транспорт продолжал работать. Скорость была черепашьей, по число катастроф все время росло. Многие люди, не выдержав нервного напряжения, теряли рассудок и кончали самоубийством. Особенно музыканты, певцы, актеры. Звукоподражатели, чревовещатели, конферансье тоже были на грани безумия. По телевизору в перерывах между экстренными сообщениями показывали старинные немые фильмы с титрами.
Подскочили цены на бумагу. РадЙокомпании были нокаутированы. Но самый огромный, самый непоправимый ущерб понесли государственные предприятия связи — телефон и телеграф: в последние три дня полностью прекратились денежные поступления. Сотрудники фирм со злорадством смотрели на государственных служащих — эти бездельники сейчас завертелись, как рыбы на сковородке. Правда, фототелеграф работал и отправители платили деньги, но какие это были жалкие крохи по сравнению с прежними доходами!
Исчезновение звука чуть не привело к мировой катастрофе. Когда телефонная связь в Поясе безмолвия уже прекратилась, некоторые военные базы Соединенных Штатов получили приказ от своего Главного штаба обороны послать на восток самолеты с грузом водородных бомб, ни, к счастью, третья мировая война была предотвращена. Об этом я узнал на третий день из телевизионной передачи. Все опьянение у меня мигом прошло, и я, пошатываясь, побрел домой.
Перед Олимпиадой у нас здорово подновили дороги, подремонтировали дома, и город приобрел вполне приличный вид. Сейчас все снова начало приходить в упадок. Пыль и мусор — это бы отце полбеды, но надписи! Свежепокрашенные стены жилых домов, общественных зданий, станции были испещрены надписями. Не стоит перечислять, что и чем писали — все, что приходило в голову, и всем, что попадалось под руку. Вся столица, да нет, пожалуй, вся Япония превратилась в огромную книгу жалоб я предложений.
Наконец я с трудом дотащился до нашего микрорайона, вошел в дом и поднялся на третий этаж. В моей комнате спал Гоэмон. Я даже испугался — обрушившееся на нас несчастье полностью вытеснило из моей головы мысли о незваном госте.
Этот гнусный тип все еще спал, даже не сняв котелка! Правда, глаза, смотрящие сразу и вверх и вниз, были широко открыты, но он спал.
Вот скотина! Люди с ума сходят, а он дрыхнет как ни в чем по бывало трое суток подряд!..
С похмелья я был зол как черт и, не совсем еще ясно соображая, что происходит, изо всех сил пнул его ногой в голову. Нога почему-то попала по авоське — видно, я здорово шатался.
И вдруг что-то случилось с моими барабанными перепонками, казалось, они вот-вот лопнут. «Все! Свихнулся, допился!» — подумал я и в ту же секунду услышал голос Гоэмона.