Каторжанка

Магия? Ритуал?

На левой драпировке были богомольные сцены, на правой — надпись «Всевидящий да хранит эти земли» и изображение множества островов. Где-то посреди бескрайнего океана россыпь крупных и мелких бусин с севера на юг. Где я? Возможно, на этом острове, украшенном короной. И путь на север отсюда столь же далек, как путь на юг.

Сколько же мне будет стоить моя свобода? Хватит ли денег?

— Аглая Платоновна, ваше сиятельство!

Недовольный голос моей надсмотрщицы я узнала сразу и даже обрадовалась. По крайней мере, мои блуждания по этому дому кончились.

— Прикажи ужин подать, — бросила я, подобрав слова. Это же не богохульство — говорить о еде, находясь в святилище? — Надеюсь, накормить меня его сиятельство не сочтет государственной изменой?

Женщина посторонилась, пропуская меня. Я уверенно прошла через зал к приоткрытой двери и очутилась в чьем-то кабинете, где не горела ни одна свеча. Темнота меня остановила.

— Что вам надобно тут, ваше сиятельство? — женщина повела свечой в моем направлении, но заходить следом за мной не стала. — Идите к себе, насчет ужина я скажу.

Я помнила, что она не стеснялась применять ко мне силу, и сейчас лучшим вариантом было позволить ей оттащить меня от бюро, в которое я, пользуясь отблеском свечи, уже по-хозяйски залезла, и водворить в нужную комнату. Но женщина поступила иначе: поставила свечу, подошла ко мне, вырвала у меня из рук какие-то записи, сунула их в бюро и проговорила:

— Идите к себе, ваше сиятельство. Пока его сиятельство меня на задний двор не отослал.

Я сдалась. Провокация не получилась. Надо было пытаться прикарманить что посущественней бумаг.

— Куда идти?

— Ох, блажная, — покачала женщина головой и вывела меня прочь. Я отметила, что в кабинет стоит вернуться. Что-то ведь она делала там, где ей тоже было не место, потому что когда я проходила мимо, дверь кабинета была закрыта, я помнила.

Мои покои оказалась рядом — через пару комнат. Женщина затолкала меня туда, захлопнула за мной дверь, и я ожидала, что в замке провернется ключ, но нет, она крикнула кому-то насчет ужина и зашла за мной.

Пока я — Аглая Дитрих, графиня Аглая Дитрих, — наблюдала за казнью, кто-то, и это вряд ли была моя конвоирша, начал готовить меня к отъезду. Все было предрешено заранее. От меня решили избавиться в тот момент, когда заговор раскрыли и моего мужа арестовали.

Здесь я жила, наверное, до замужества. Комната — большая, с высокими потолками, окна занавешены светлыми шторами до самого пола, девичья кровать, покрытая белым покрывалом, как саваном, бюро, почти такое же, как то, в которое в залезла, круглый стол, стулья, огромный кожаный сундук-чемодан, и повсюду валяются платья.

— Холодно, — заметила я, оглядываясь. — Прикажи принести что-нибудь, чтобы согреться. Или пусть затопят камин?

В комнате его не было и в помине.

— Угли разве, — пожала плечами женщина. — Да и не холодно, ваше сиятельство, ранняя осень.

Ранняя осень? У меня волосы зашевелились. Если это осень, что будет зимой? Если сентябрь здесь свирепее, чем привычный мне январь, что ждет меня на северных островах?

К черту, подумала я, разглядывая красивую, но холодную и неудобную одежду. Я даже не стану ждать. Соберу все, что есть у меня из украшений, переоденусь так, чтобы не околеть, и сегодня же ночью уеду. Кто бы ни была эта графиня, вероятно, юная влюбленная дурочка, я не собираюсь ни уходить с дороги отца прямиком на тот свет, ни дохнуть как пропойца в сугробе.

Женщина подошла, начала разбирать одежду. Я стянула с пальцев перстни, перчатки, положила все на бюро. Платья, платья… тоже немало стоят, но у меня нет времени их продавать, и тащить с собой бесполезное барахло нет никакого желания. Вон в той шкатулке наверняка есть еще побрякушки. Дом богатый, граф влиятелен, непохоже, чтобы здесь все было сотни раз перезаложено.

— Стой, — бросила я. — Оставь это все. Скажи, где теплая одежда?

Женщина выпрямилась. В комнате стоял полумрак — неприятный, какой-то дрожащий, но я рассмотрела на ее лице и морщины, и шрамы как от ожогов.

— Теплая, ваше сиятельство? — не поняла она. — Шубу разве вам принести? Так не зима же.

Шуба, шуба… Завернуться если в нее и сидеть в ожидании то ли чудес, то ли смерти. Неудобная, тяжелая вещь. А еще недавно была мечтой сотен тысяч женщин.

— Теплые платья. Закрытые полностью, как твое. Шерстяные… панталоны, что-нибудь, — сказала я. — Не эти бесполезные кружева, — я ткнула пальцем в ворох шелков и бархата.

— Вы же не баба, ваше сиятельство. Откуда у вас такое?

— Отлично. У тебя это все есть? Неси и можешь забрать себе эти тряпки. Ты выгодно их продашь.

Она бросила на кровать воздушное платье, покачала головой, пошла было к двери, но остановилась и обернулась.

— Что вы задумали, ваше сиятельство?

— Не твое дело, — оборвала я. — Ничего не задумала, отец отсылает меня вслед за мужем. Не хочу умереть от холода, вот и все.

— Бежать решили? — с ухмылкой выдохнула она, и я насмешливо скривилась. Она знала графиню намного лучше, чем я хоть кого в этом мире, а у этой женщины я даже имя не могла напрямую спросить. — Дело доброе, Аглая Платоновна, — неожиданно тихо согласилась она. — Ни к чему вам гибнуть в том краю. Не вас его императорское величество отправил на смерть. Только не выйдет у вас и я вам не помогу. Без паспорта вы далеко не уедете, а на корабль не сядете так тем паче…

— Так принеси паспорт, — ровно ответила я, изо всех сил сдерживая радость от неожиданной поддержки. — Я заплачу тебе, хорошо заплачу.

— Вам паспорт только его сиятельство испросить может, — женщина нахмурилась, — или ваш муж. Но у него, пока он просить что-то может, осталось всего несколько часов. После казни он уже ничего вам не даст. Лишенный прав состояния разве что не господский человек, а в остальном…

Я вспомнила слова отца. Моего мужа лишат всех прав состояния — и это значит, что он потеряет часть гражданских свобод или как это правильно называется, а я перейду под опеку отца, останусь я в браке или приму ту милость от местной церкви. Или тоже есть нюансы?..

— Сколько будут делать мой паспорт? — Женщина непонимающе наклонила голову. — Дура. Сколько времени нужно, чтобы я получила паспорт?

— Не знаю, Аглая Платоновна. Мы люди господские, нам паспорта не положены.

Она еще и крепостная. Казни, заговоры, ссылки, люди-вещи. И я практически вещь с бессмысленным титулом. Кто считает эти века прекрасно-утраченными? Из-за этих вот поганых шелковых тряпок?

— Неси мне свою теплую одежду, — скомандовала я. — Смотри не попадись никому с ней. Поужинаем и отправимся в тюрьму.

Господи, глупо, как в средневековом любовном романе. И смешно, как в итальянской комедии — сперва поесть.

Глава третья

Женщина ушла, оставив меня в одиночестве. Я несколько секунд постояла в трепещущей полутьме и решительно протянула руку к шкатулке.

Я оказалась права: мятежная графиня Аглая Дитрих, была она любимицей отца или нет, по крайней мере, не дрожала над каждой копейкой. Я насчитала с дюжину колец, несколько браслетов, множество заколок, серег, все это из золота, с драгоценными камнями, и, насколько я понимала, это были цацки «на каждый день». Дурочка жила богато, тепло и сыто и как-то нелепо своротила свою жизнь ко всем чертям из-за неверного выбора.

Я была не наивна и не глупа, чтобы считать, что отец Аглаи — мой отец — на дочь обижен как ревнивая подружка. Нет, в его желании избавиться от меня был расчет, и я подозревала, что обоснованный. Где-то и когда-то эта сверкающая серая пташка что-то сделала или сказала, и вот результат.

«Дочь графа фон Зейдлица — жена цареубийцы. Возможно, ты была с ним заодно?» Очень и очень возможно. Граф фон Зейдлиц не мог не знать о паспорте и о том, что без него я никуда не уеду, и он не заикнулся о документе, зато спросил, есть ли кто-то в меня влюбленный, и плевать, какие у него эполеты и регалии.