Каторжанка

Гонг не смолкал, бил в уши. Десятка два человек что есть мочи бежали от скал к баракам, кое-кто безнадежно отставал. Я оглянулась на церковь — мелькнула чья-то спина, захлопнулась дверь. Что-то происходило, я решила, что снова драка, и вдруг смолк гонг и тишина настала такая, что я услышала, как хлопают крылья.

Я представляла ратаксов огромными. Нет, они были как крупные птицы, но их было так много, что небо над скалами стало черным как ночь. Люди торопились укрыться — те, кто бежал от скал, почти достигли бараков, пора было и мне позаботиться о себе.

Ближе всего ко мне стоял женский барак. Я бросилась туда, сознавая, что никто не отопрет мне, клятой, дверь. Как говорят — не плюй в колодец? Но пугала я или нет каторжных баб, для меня ничего бы это не изменило, и я, не сбавляя скорости, свернула к другому, мужскому бараку. Вряд ли каторжники запирают дверь — красть тут нечего, продать негде.

Ратаксы снижались, воронкой кружили над скалами. Вот тварь молниеносно сорвалась вниз, за ней по спирали спикировали еще несколько, и раздался новый звук — человеческий крик. Последний. Я дернула на себя тяжелую дверь, и она отворилась, впуская меня в убежище. Я закрыла ее, сильней сжала трость, кинулась к окну, замызганному, серому, влекомая парализующим любопытством, начала оттирать стекло от соли и слоя пыли. Что-то там — и кто-то там, такой ненормальный, зачем-то бежит, оглядываясь то на форт, то на отставших.

Этот человек опередил прочих бегущих. Оторвались от скал человек двадцать, до площади перед фортом добежали не больше десятка. По форме я узнала с пяток стражников, остальные были каторжниками. Вот двое и рванули к баракам, за ними все стражники, что было умно — неважно, где спасать свою жизнь и в какой компании, одобрила я. Но трое каторжников — бегущий первым и двое за ним — продолжали путь к форту.

Я прилипла к стеклу, догадываясь, что сейчас увижу развязку. На барак налетела тень — ратаксы заметили новых жертв и вились над ними, выбирая момент для нападения. Человек, бегущий первым, остановился, и я с удивлением узнала своего мужа.

Он спятил?..

Я вцепилась в трость. Он творит абсолютно не то, что поможет ему выжить. Забиться в щель, слиться со скалами менее глупо, потому что там больше людей, многие от падения обездвижены, какого черта он понесся на открытое пространство? Странный способ проститься с жизнью, когда есть море и скалы. Комендант с розгами, наконец, есть.

Полковник постоял мгновение и кинулся сломя голову к форту. За ним ковылял, задыхаясь, толстый каторжник, плывший с Дитрихом в одной лодке. Третий каторжник отстал, и я поняла, как ратаксы намечают себе добычу.

Они брали количеством — десятки против одного. Черный смерч закрутился над обреченным, впился в него острием, затянул жертву, превратился в муравейник, затем — в пирамиду, после — в кокон. Все заняло доли секунды, но я потеряла ощущение времени. Молча наблюдать за чужой гибелью очень странно, даже если ты знаешь, что все вне твоих сил.

Стекло лопнуло, словно по нему ударили кулаком, осколки высыпались наружу, одна рука вытянула вперед трость, другая нащупала токен через одежду. Я не отдавала себе отчет, я даже не понимала, какое действие будет следующим, меня вело нечто, не известное мне, а я не сопротивлялась.

Пальцы, сжимавшие токен, обожгло, меня ударила в грудь страшная сила, пробила разрядом тока, сверкнула на конце трости. Светло-синяя молния вырвалась из окна и полетела в шевелящийся кокон — ратаксы обратились в перья и тлен, но времени не хватило.

На то, что осталось от пира монстров, я не стала смотреть.

От слабости я не держалась на ногах. Меня шатало, как после затяжной и тяжелой болезни, я не могла осознать, где я, что я творю, что происходит. Мне недоставало воздуха, я горела, пот заливал глаза, тряслись руки. Но мне надо было снова сотворить колдовство — ратаксы разлетелись от моей магии, но не ретировались, а мой муж и второй каторжник были от форта еще далеко.

Твари стягивались для атаки. Я собрала последние силы, вытянула руку, стиснула токен, и ничего не произошло. Эмоции, подумала я, эмоции. Магия — это эмоции, не рассудок, она не подчиняется приказам… у меня. Аглаю учили, а я была той клятой, которой не поможет ни токен, ни беленое золото.

Беленое золото сдерживает меня?.. Я бросила трость, полезла за пазуху. Толстый каторжник замер, принимая неизбежную участь, мой муж продолжал бежать. Токен ускользал, я бесилась, но смогла подцепить его, сжала в кулаке. Не было ни удара в грудь, ни жара, одно отчаяние: я ведь могу, только не знаю, как это сделать.

Даже молнии не было. Ратаксы закувыркались, разлетаясь в разные стороны, каторжник тоже не устоял — сила вызванного мной ветра была такой, что его потащило, я повела рукой вверх, пока магия не пропала, навела ураган на темную тучу — слава Всевидящему, она не такая большая, между мной и тварями нет преград, и еще — я владею пока этой силой, и мне легче. Взмах вправо, влево, снова вправо — ратаксы теряли опору в небе, я нарушала им аэродинамику и пространственную ориентацию, они метались и издавали крики — скрипы, очень громкие скрипы, досталось и каторжнику, и моему мужу — порыв ветра настиг его, сбил с ног, я не справилась с магией, ветер пошел выше, до облаков, всю площадь усеяло дохлыми монстрами, оставшиеся пытались скрыться и не могли, я сшибала их, размахивая рукой… срывала с бараков крыши, вспыхнул на церкви Святой Огонь добрые метров на пять в высоту, на него как на стену налетели ратаксы…

Но это была уже агония. Слава Всевидящему — не моя.

Я сползла на пол, сжимая токен. Я устала, очень устала, но сейчас мне не было так погано, как при колдовстве с тростью.

Я понимала, что за мной явится обозленная стража. Это уже не испуг, не отчаяние, это сознательное колдовство. Зачем я это делала? Неизвестно. Ведь я же знала, чем мне это грозит.

Скорее всего, подумала я, уронив бессильно руки на голову, необученный клятый отчета не отдает, но по приказу, по собственной воле я не могу и ничтожной мелочи. Это послужит мне оправданием или стражу не убедить? Держать меня на острове — все равно что подогревать на костре связку гранат. Или что там может рвануть в любую минуту?

Я подняла голову, выглянула в окно. Мой ураган гуляет по площади или вернулся ветер? Похоже, да. Опасность миновала, стражники выбегали из форта и из бараков, Святой Огонь свернулся у входа в церковь, я тоже встала, кинула токен за пазуху, схватила трость — мне предстояло пройти мимо Огня — и вышла, пошатываясь, на улицу. Слабость была отголоском первого колдовства, с тростью с беленым золотом, с синей молнией. Второе, напротив, придало сил, но все вокруг казалось бесцветным и схематичным. Как комикс, и вместо звуков — реплики в выносках.

Дерьмо.

Дохлые ратаксы валялись повсюду. Некоторые еще были живы, и стражники остервенело лупили их палками. Ратаксы издавали предсмертный крик — мне их было бы жаль, если бы я не видела, на что они способны. Или люди, или они, но кто на этих островах лишний?

Стражник в паре шагов от меня накрыл первую жертву дерюгой, постоял, посмотрел на погибшего, потом на меня. В глазах его я не увидела страха, лишь удивление. Пускай… Может быть, он замолвит за меня слово, я ведь полезна.

Мой муж меня мало интересовал. Не сговариваясь, мы со стражником побежали к раненному каторжнику. Ратакс на моем пути расправил кожистые крылья, выпустил когти, раззявил зубастую пасть, и стражник добил его одним ударом. Второго он сбил с окровавленного тела, и я присела рядом.

Плохо. Плохо.

Твари рвали вены и лакомились кусками мяса. Даже скорая, даже хирурги уже ничем не могли помочь. Серая от соли земля пропиталась кровью, но каторжник был еще жив.

— Зачем ты… — прохрипел он. — Зачем ты здесь?

— Я не хотела, — сказала я, и это было, конечно, правдой. Разве я стремилась на острова? Сгнить здесь, превратиться в подобие живых мертвецов, жить ссыльной, бесправной, ничтожной, попасть на пир тварям — не достижение. — Я не хотела.