Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 92

Закончив ревизию организма, я пришел к выводу, что в целом, все не так уж и плохо. Главное — жив и не покалечен, а то, что бледный стал как поганка, переживу. Покрашусь в крайнем случае. Теперь не мешало бы выяснить, сколько прошло времени с атаки на поместье Зеленовых, и чем вообще все закончилось?

Деревянную дверь палаты никто не запирал. С трудом доковыляв до нее, я приоткрыл створку и едва не ударил стоявшую за ней девушку с подносом. Это была медсестра, помогавшая лекарю. С ней мне познакомиться как-то не удавалось, но несколько раз мы виделись. Слегка полноватая, румяная, с непослушными кудрями, выбивающимися из-под чепчика, она была одета в белые одежды и выглядела весьма удивленной.

— Ой, ты очнулся⁈ — то ли спросила, то ли констатировала факт девушка.

— Ну если это не галлюцинации, то очнулся. Долго я лежал?

— Так две недели уж прошло, как тебя сюда принесли.

— Что со мной произошло?

— Ой, я ведь не знаю ничего. Пусть лучше Вениамин Николаевич тебе все расскажет. Он, наверное, ругаться будет, что ты с кровати встал. Лежать тебе надо, я вот и еды принесла. Тут вот кашка, молока немного.

— Мяса бы, — мечтательно произнес я, ощущая в желудке абсолютную пустоту.

— Рано тебе мяса. Не примет организм такое.

— Знаю, — вздохнул я. — Ну давай тогда кашу что ли, и воды хочу, ковшик.

Вениамин Николаевич — высокий строгий мужчина, предпочитающий в отличии от большинства местных жителей брить бороду, появился в палате примерно через час, и прибыл он не один, а в сопровождении Ершова.

— Я же говорил, что он поправится! — обрадованно воскликнул Савелий, войдя в палату.

— Как ты себя чувствуешь? — не обратив внимания на слова Ершова, лекарь обратился ко мне.

— Сносно.





— Что ж, замечательно, учитывая тот факт, что две недели назад ты был при смерти. Не скрою, я считал твои шансы на выживание минимальными. Скажи спасибо сильному врожденному дару, иных причин, почему ты выжил, я не вижу.

— Что вообще произошло?

— На тебя воздействовали каким-то проклятьем, что само по себе удивительно. Как правило на их подготовку отводится много времени, а ты, судя по рассказам, получил заряд разрушающей магии во время прямого боя.

— У того офицера был какой-то амулет. Когда он сжал его, появилась вспышка зеленого цвета, и это — мое последнее воспоминание о том дне.

— Что ж, так я и подозревал. Год страха. Сколько же еще артефактов тех времен всплывут в нашем мире? — мужчина закатил глаза к потолку. — На этом я, пожалуй, откланяюсь, думаю, у Савелия Михайловича есть, что тебе сказать. Вечером зайду еще раз.

Когда за лекарем захлопнулась дверь, Ершов, понизив голос, шепнул:

— Сноб. Он тут лет пять уже живет, а все еще ко всем по имени-отчеству обращается. Ты правда в порядке? Три недели без сознания, это тебе не шутка.

— Да, — кивнул я, а затем искренне добавил, — Спасибо, что не бросили.

— Ну у нас в принципе людьми разбрасываться не принято, мы бы поступили так с любым, — ответил Ершов, а затем быстро добавил: — или почти с любым.

— Как прошел штурм?

— Семерых потеряли, двоим морду обожгло хорошенько. Дворяне эти все-таки сильны были. Пятеро против тридцати бились. Я их даже зауважал, хоть они и сволочи последние. После штурма мы наткнулись на вас с тем офицером. Ты лежал на земле весь белый и почти не дышал. Зимин тогда приказал связать куртки и забрать тебя с собой. Других вариантов все равно не было, нам уходить требовалось, так что времени на лечение мы не нашли, да и не знали, как, тут лекарь был нужен, вот и потащили тебя к Вениамину. К ночи тебе еще хуже стало, кожа была холодной как камень, думали не выживешь, но нет, утром вроде получше выглядел. Так мы и двигались до самой базы: к вечеру ты едва дышишь, а утром румянец даже появляется. К нам еще какой-то призрачник привязался, пытались его отогнать, да бесполезно, только в последний день отстал. Ну да Пятый с ним. В общем, за неделю добрались до места и сразу на руки лекарю тебя сдали. Он, как понимаешь, у нас один на всех. Расстроен, наверное, что в столице не оказался?

— Главное жив. Наш договор в силе, вы проводите меня в Миргород?

— Понимаешь, — замялся Ершов, — война началась.