Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 110 из 136

— Именно. Но самое главное — если попал в дерьмо, то лучшим вариантом будет сидеть и не чирикать, — кивнул Мустафа.

— Намек понял, но это не для меня, — кивнул я.

— И? Если без экивоков?

— И… понимаешь ли, в чем дело. Есть вещи без срока давности. Я понимаю, что у тебя приказ, карьера и прочие весьма важные вещи, — но дело с палачами и жертвоприношениями… для меня это уже личное. И если я когда-нибудь узнаю, что ты что-то знал, но не сказал мне об этом, я этого никогда не забуду.

— Иногда все не то, чем кажется, — начал было сириец, но я поднял руку, предупреждая его слова.

— Тела Элимелеха я не видел, если ты об этом. И допускаю, что меня вообще могли покормить дезинформацией на его счет. Но даже если сейчас он жив и здоров, это дело не перестает быть моим личным делом.

Говоря так, я не врал. Потому что в тот момент, когда в охотничьем домике испытал эмоции убитой жертвы, я пропустил их глубоко через себя. Это не только неизвестную девушку там жестоко и с наслаждением убивали, но и меня тоже. И спокойной жизни у меня не будет до того самого момента, как я не рассчитаюсь с теми, кто это сделал.

— Понимаешь… даже к Степану у меня нет такой холодной и в то же время лютой ненависти. Потому что, переходя через КПП из благополучных районов в Нижний город, я принимал правила игры…

Говорить о произошедших событиях, когда я находился в теле Олега безмолвным наблюдателем, было как-то странно. Я даже едва не ошибся, чуть не сказав: «Олег принимал правила игры».

…осознавая риски за возможность заработать денег. Просто не рассчитал такой фактор, как предательство. Не сыграла ставка, так скажем, — и если бы я ждал от Степана грязной игры, он бы меня врасплох не застал и умер бы он, а не я.

В жертвоприношениях же игра ведется в одну сторону — пытают и казнят людей, которые не понимают, за что им это. Причем людей беззащитных. Так просто не должно быть, это неправильно, и никто и никогда не сможет доказать мне обратное.

Мустафа посмотрел мне прямо в глаза, явно размышляя. Отвлекшись на секунду, он наклонился и забрал с журнального столика салфетку, на которую ставил кружку с кофе Андре. Принявшись ее складывать и раскладывать, он очень долго смотрел на меня и очень долго думал, через некоторое время теребя уже полностью измочаленную салфетку.

— Извини, Артур, я не понимаю, о чем ты говоришь, — после длительного раздумья произнес наконец Мустафа. Кивнув и прикрыв глаза, словно показывая, что нам больше не о чем разговаривать, он поднялся и без задержек вышел из кабинета.

После того как за сирийцем закрылась дверь, я аккуратно взял салфетку, которую он оставил на столе. На ее измочаленной поверхности были ногтем выведены буквы — довольно размыто, но все же читаемо.



Barbara.

Ух ты, неожиданно как. А я про нее и забыл совсем. Барбара Завадская, бывшая горничная отеля Холидэй Инн Высокий Град, с помощью которой Мустафа просто решил проверить наличие кротов в своем окружении. Пустышка, которая… сработала?

И как мне теперь это узнать? Вариант я видел только один — и, с громким хлопком закрыв ящик с лежащим там Кольтом, вызвал Измайлова.

Штабс-капитан подошел через минут десять. Когда я собрался с ним заговорить, вдруг понял, что кусаю ногти. Взяв себя в руки и даже встряхнувшись — освобождаясь от накопившегося напряжения, я подробно и обстоятельно, со всеми деталями рассказал штабс-капитану о группировке работорговцев Восточного кулинарного клуба, а также версию о наличии в этой группировке отдельной команды палачей, совершающей человеческие жертвоприношения.

Конечно, я мог ничего не объяснять и просто дать приказ Измайлову как владетельное лицо княжеского рода Юсуповых-Штейнберг — полномочия с меня никто не снимал. И капитан бы его выполнил наверняка. Вот только после того, как Измайлов помог мне в нарушение приказа вывезти из Высокого Града Зоряну, мне казалось правильным, что он будет в курсе всей подноготной происходящего.

Штабс-капитан, кстати, слушал внимательно и вопросами не прерывал.

После того как я закончил рассказ, дошел до кофемашины и, взяв новую салфетку, написал на ней: «Барбара Завадская, Кисловодск».

— Это девушка, которую использовал Мустафа как ложную приманку. Она сейчас… думаю, в большой опасности. Мне нужна информация, где она и что с ней.

Задумчивый после моего рассказа Измайлов кивнул и голосом продублировал указание Накамуре. И только через несколько часов, когда я уже перестал надеяться на лояльность Измайлова, японец смог победить все информационные барьеры и предоставить мне полную картину произошедшего.

Барбара, работавшая в одном из элитных отелей Кисловодска, сегодня утром не вышла на работу, отпросившись по уважительной причине. Сейчас местонахождение ее не было известно, и никто не смог бы его — по докладу японца, отследить. Но он смог и, как понимаю, зашел через черный ход, просто отчаявшись достать информацию традиционным путем и банально ломанув терминал Мустафы. Сам сириец, кстати, видимо, не предполагал подобное развитие событий, потому что сейчас находился в одном из увеселительных заведений Архангельска, будучи не совсем трезвым.

Только после применения столь нестандартных, но простых методов стало известно, что девушка сейчас находится на частной и закрытой базе отдыха в окрестностях Кисловодска. Находилась там она не одна — пани Завадская составила компанию отдыхающей важной персоне, некому Филиппу Горбунову, известному литератору, а также продюсеру ялтинского киноателье Société A. Khajonkoff Co.

Имя мне ничего не сказало — господин Горбунов не был тем человеком, на которого — по плану, было направлено внедрение Барбары в отель Кисловодска. По замыслу Мустафы ее нахождение там было спланировано для знакомства с заместителем губернатора Пятигорска, который в схеме с работорговлей также участвовал и именно в этом отеле, где работала Барбара, часто отдыхал.

Но стоило мне взглянуть на фото Филиппа Горбунова, как понял — что внедрение девушки неожиданно сработало для совершенно другого человека. Потому что лицо этого известного литератора и продюсера я видел в той самой схеме, которую демонстрировал мне Андре в каюте британского эсминца.