Страница 109 из 136
— Приятно было поработать вместе.
— Могу сказать то же самое, — кивнул Андре, всем видом демонстрируя, что собирается уходить.
— С остальными попрощались?
— Не вижу смысла, — покачал головой стрелковый инструктор.
— Что с нашими баранами? — задал я самый главный вопрос.
Несмотря на размытость формулировки, о чем речь, Андре прекрасно понял.
— Ставим на паузу, — произнес он, и в его словах я уловил очень странные эмоции.
— Кто теперь координатор?
— Пока никто.
— Мустафа?
— Считай, что разработка передана в надежные руки. Переживать о происходящем тебе более не стоит, все под контролем, — Андре произнес это с таким выражением, что вновь никакой недосказанности не оставалось: мне полагается отойти в сторону и забыть о произошедшем.
Я даже не нашелся сразу что сказать в ответ. Андре между тем, кивнув мне, поднялся и направился к выходу. Подойдя к двери, он вдруг замер, взявшись за ручку. Я даже дыхание затаил, потому что чувствовал — что-то держит инструктора от того, чтобы уйти просто так. И не просто так он пришел сюда именно сейчас.
Словно приняв решение, вместо того чтобы открыть дверь, Андре обернулся.
— Если задашь нужные вопросы Мустафе, можешь узнать кое-что по тому делу, которым тебе заниматься не стоит.
— Спасибо, — кивнул я.
— Давай только без фанатизма, не как Корчагин, — напутствовал меня на прощание Андре. Сдержанно кивнув, он вышел и прикрыл за собой дверь, даже не обратив внимания на то, что я после его слов поднялся на ноги.
Постояв немного, глядя в пространство, я через некоторое время вновь присел в кресло и откинулся на спинку. Чуть погодя вышел в Сеть и через самый глубинный сегмент, чтобы не отследили, вышел в поисковик и посмотрел значимые персоналии по фамилии Корчагин.
Никого из тех, кто мог оставить знаковый след в самосознании русского народа, тем более своим фанатизмом, в этом мире не было. Сильным откровением для меня это не стало — еще когда Андре цитировал клич «Вы готовы дети?..» из Спанч Боба, у меня появлялись смутные подозрения, что он здесь гость из моего мира, так же как и я связанный с Астеротом. Вот только сейчас те подозрения оформились в уверенность.
— Так закалялась сталь… так закалялась сталь… — напевая привязавшуюся с воспоминаниями о Павле Корчагине песню вокально-инструментального ансамбля Гражданская Оборона, я просто сидел в прострации и думал обо всем сразу. После, когда неконтролируемые размышления привели меня к совсем непонравившимся выводам, я начал напевать более подходящий к настроению другой оптимистичный хит этой же группы «Винтовка — это праздник».
Приняв решение, я подошел к встроенному шкафу и, осмотрев свою небольшую коллекцию оружия, взял уже помогавший мне в беседе 1911. Дав себе дополнительное время на подумать, снарядил магазин, дослал патрон в патронник и вернулся к столу. Выдвинув один из ящиков, положил Кольт в него, а сам ящик оставил приоткрытым — на всякий случай. В то, что сейчас придется стрелять, я не верил, но… когда в ящике есть заряженный пистолет, гораздо лучше, чем когда этого пистолета нет. Тем более что Мустафа из ФСБ — и если вдруг что, и мне придется применить знания из области темных искусств, могут быть неприятные последствия. Без применения темных искусств с сирийцем я точно не справлюсь — это он меня рукопашному бою учит, а не я его. А семь пуль калибра.45 все же вполне себе весомые аргументы до того момента, как не подоспеет Ира. Если, конечно, что-то пойдет не так.
Индианку-телохранительницу позвал импульсом через кольцо. Совсем недавно научился, причем совершенно случайно, когда выполнял одно из заданных Николаевым упражнений ментальных практик.
Ира оказалась в кабинете почти сразу же и по моему взгляду подошла максимально близко, встав практически вплотную. Так, как оказалось, легче общаться мыслеречью — требовалось гораздо меньше усилий.
«Сейчас я вызову сюда Мустафу, а ты просто будь наготове».
Кивнув, сверкнув при этом желтыми змеиными глазами, Ира вышла. «Товарищ майор» откликнулся довольно быстро — буквально через минуту он уже заходил в кабинет. Как будто ждал того, что я позову.
Приветственным кивком поздоровавшись, я указал Мустафе на стул напротив себя. Сейчас мне нужно добиться от него ни много ни мало — нарушения приказа. И как это сделать, я даже не представлял. Но сделать это нужно — тем более однажды, со штабс-капитаном Измайловым, у меня уже подобное получилось.
Раз за разом я собирался начать говорить, но каждый раз осекался — ум подкидывал совершенно неподходящие варианты начала беседы. Не подходящие для этого мира — потому что пример полковника Станислава Петрова, нарушившего инструкции и спасшего мир от ядерной войны, конечно, впечатляет, но понятен в этой реальности только мне. Ну, может, Андре еще, но он сейчас на пути к границе с Румынией и мне никак не поможет.
Посидели немного, помолчали. И, вдруг вспомнив памятью Олега манеру «старого», знакомого еще по протекторату Мустафы облекать серьезные мысли в подходящие к месту анекдоты или притчи, я наконец заговорил.
— Бежал как-то заяц по полю. И вдруг видит — орел. Высоко сидит, на ветке сухого дерева, отдыхает. «Ух ты, — говорил заяц, которому вдруг завидно стало. — Послушай, орел, а можно я, как и ты, буду сидеть и ничего не делать?» — «Конечно можно», — отвечал ему орел.
Мустафа, когда я начал говорить, явно насторожился. Он чуть склонил голову и внимательно слушал меня, не перебивая. Я же продолжал:
— Заяц сел рядом с деревом и неожиданно понял, что очень хорошо просто сидеть и ничего не делать. И даже посидел так немного, наслаждаясь моментом, пока сзади его не сцапала неслышно подкравшаяся лиса.
— И к чему ты это?
— К тому, что, если хочется сидеть и ничего не делать, для этого нужно находиться достаточно высоко.
— Ах, ты про это, — не скрывая напряжения, натянуто улыбнулся Мустафа. — Тогда послушай ответную притчу. Летел воробей зимой в лютый мороз, замерз и рухнул на землю. Лежит, умирать готовится — но тут мимо проходила корова и отгрузила на него лепешку. Почти с головой воробья накрыло, но он зато согрелся сразу, даже семечек нашел в неожиданной посылке и зачирикал от счастья, что спасся. Это услышала кошка, сцапала воробья и съела.
— Я знаю эту притчу, — кивнул я. — Не каждый, кто на тебя накидал, тебе враг, и не каждый, кто тебя вытащил, — друг.