Страница 108 из 136
Неожиданно. Интересно, это ей Анастасия рассказала, которой я как-то пример с армейской дисциплиной приводил?
— Именно! — между тем для убедительности я даже вверх указательный палец поднял. — Вся суть призывной армии в том, что солдат должен быть в готовности в любой момент выполнить любой приказ — пусть и кажущийся откровенно идиотским или даже грозящий ему гибелью. Первоочередная цель в обучении солдата выполнять приказы, а вот это вот все по типу логики, человеческой жизни, эфемерной правильности и прочей гражданской галиматьи лишь мешающие факторы. А господин Николаев, как я уже сказал, настоящий полковник, и не думаю, что он просто по приколу решил забрать у нас вечернее время, лишив досуга. Наверняка в его методике есть определенная промежуточная цель, которую мы в свое время по результату узнаем. Тем более что главную задачу — не опозориться в поединке с магами он нам озвучил.
— Господин Николаев не потерял бы ни крупицы армейского духа, если бы обозначил промежуточную цель хотя бы примерно, — возразил мне чисто по инерции Валера. И глубоко вздохнул, выдыхая копившееся раздражение, словно воздух из сдувающегося шарика.
Мои аргументы явно показались ему дельными, а вступать в проигрышные споры он никогда не стремился.
— Слушай, Валер, ну кто ты такой, чтобы тебе настоящий полковник о своих замыслах докладывал? — не смог я удержаться. — Вот был бы ты аристократом или даже принцем… кстати, ты видел когда-нибудь настоящего принца?
— Тебе солгали, когда сказали, что повторенная трижды шутка становится в три раза смешнее, — совсем расстроился Валера, явно не желая дальше вести со мной беседу. Но, оставляя последнее слово, он показал мне два пальца жестом английского премьер-министра, которому я же его и научил.
Эльвира, вновь откинувшаяся на спинку кресла, в этот момент приоткрыла глаза и покосилась на табло раздевалки. Оно еще горело красным, оповещая о неснятом защитном контуре арены.
— Ты сам как думаешь, зачем нам эта муштра? — спросила Эльвира, поворачиваясь ко мне.
— База подо что-то, — озвучил я догадку, появившуюся еще в первые дни монотонных тренировок. — У меня был знакомый знакомого, который занимался то ли альпинизмом, то ли пешим туризмом, что-то в этом духе. И его тренер, когда только сформировалась группа новичков, заставлял их все полезное время занятий боком туда-сюда перепрыгивать через низкую скамью, также ничего не объясняя. Потом выяснилось…
В этот момент красный контур над дверью перемигнулся, сменившись мягким зеленым светом. Но никто из команды с места не двинулся, собираясь дослушать то, что я скажу.
—…выяснилось, что в их виде занятий голеностоп — самое травмируемое место, а учитывая отдаленность локаций применения, эта травма еще весьма неудобная для транспортировки. А в группе этого друга моего друга таких случаев не было, потому что тренер этими повторяющимися и простыми, как дрова, действиями просто заложил у них всех основу нужного физического развития.
— Это все замечательно, но не отменяет того, что хоть малейшее объяснение он мог бы озвучить, — вновь безо всякой претензии, просто как комментарий, произнес Илья, явно выражая мнение большинства. И добавил: — Даже фон Колер, при всей его способности замыливать главное паутиной слов, крупицы истинных знаний всегда давал.
— Фон Колер — гражданский, — даже вздохнул я от непонимания простейших вещей. — Не ищи в действиях отца-командира прямой логики, это так не работает. Армия — это прекрасная страна свободы. И от мира, и от себя, — с интонациями познавшего жизнь Гены Бобкова процитировал я цитату из своего мира.
На этом обсуждение закончилось, и мы, дружно поднявшись, двинулись в сторону медпункта — стараясь при этом сохранить прямой и гордый вид. Дел у всех еще было навалом — до завтрашнего отлета в Красноводск, на матч с командой Императорской школы имени Николая Столетова, спать точно не придется. Потому что все без исключения преподаватели с прибытием полковника Николаева вдруг воспылали к нам повышенным интересом, принявшись грузить заданиями, — словно получили распоряжение не давать нам слишком много времени даже на сон.
Впрочем, наверняка так оно и было — меня даже подмывало зайти как-нибудь к Татьяне Николаевне, поинтересоваться насчет этого прямо. Потому что по сравнению с предыдущей вольницей обучения контраст нынешней недели просто бил по врожденному чувству свободы.
После того как неулыбчивые девушки с лиловым сиянием в глазах привели меня в полный порядок, я попрощался с командой и вернулся домой. Прогуливаясь по главной аллее среди зелени кустов (здесь поддерживался температурный режим, не пуская зиму), предварительно разложил в уме на выполнимые кучки громадье планов и, заходя в холл коттеджа, уже морально был готов приступать к работе. Но все замыслы оказались разрушены на пороге кабинета — когда, открыв дверь, я увидел сидящего в гостевом кресле Андре, с чашкой кофе в руках.
Стрелковый инструктор был в привычной песочного цвета форме и привычно отстраненно невозмутим.
— Официально? — задал я вопрос, аккуратно прикрывая за собой дверь.
— Не под протокол, — усмехнулся он, отставляя кофе. Кружка чуть звякнула о столешницу, и капли темного напитка покатились по белой эмали. Разочарованно цыкнув, Андре достал из коробки рядом с кофемашиной салфетку и принялся аккуратно протирать стол и кружку.
— Слушаю внимательно, — прошел за свое привычное место за столом.
— Все, что было мною сказано на борту Диармайда, забудь, — отложил в сторону салфетку Андре. — Обстоятельства поменялись, и теперь предложенный мною вариант для тебя является государственной изменой, со всеми сопутствующими обстоятельствами.
— Даже так? — моментально насторожился я, прокручивая в уме сразу десятки вариантов.
— Даже так.
— Что-то еще важное?
— Да. На завтрашний матч летите уже без меня, а с понедельника вашим тренером официально станет Сергей Александрович Николаев.
— Вы?
— В России меня не будет, в ближайшее время точно. Вполне возможно, я даже совсем скоро негероически погибну… Где-нибудь в Румынии, при пересечении границы.
Тон, которым Андре произнес эти слова, его вид и общий настрой просто не дали повода к сомнениям — о сказанном он совершенно не беспокоится и относится скорее как к очередному неприятному акту драмы. И даже если так случится, что он «погибнет», скорее всего наши пути вполне могут пересечься вновь.