Страница 57 из 115
Помолчали несколько секунд, и я только сейчас заметил, что ирландец чуть покачивается. Как будто максимально сосредоточенный боец на ринге перед самым началом поединка. По идее транс ему не был нужен — он уже прокапался два дня и должен был сегодня максимально прийти в себя — вернув здоровый дух в тело.
Я глянул на Войцеха. Тот только глаза коротко прикрыл — мол, все контролирую. За моей спиной привычно встал Чумба, так что я немного расслабился и присел напротив Патрика. Который в своей сосредоточенности сейчас казался… опасным, да.
— Ты хотел со мной поговорить, — ровным голосом произнес я, нарушая возникшую паузу.
— Возьми меня к себе, — поднял взгляд прозрачных голубых глаз Патрик, играя желваками.
— А зачем ты мне нужен? — удивленно поинтересовался я.
— Затем, что я кровожаден и готов убивать за деньги.
Что-то мне эта связка качеств напомнила, но вот что — быстро вспомнить не смог. Хотя догадка совсем рядом крутилась.
— За забором полно таких — кровожадных и готовых убивать за деньги, — вновь легко пожал я плечами.
— Таких, как я, ты не сыщешь во всей сраной Африке.
— Расизм по-прежнему часть ирландской культуры? — не удержался я от расхожей цитаты из моего прошлого мира.
— Мне плевать на расизм, мне плевать на ирландскую культуру. Ты мне помог, и я готов убивать для тебя и за тебя.
— Расскажи о себе.
— Я самый лучший убийца человеков на этом сраном острове.
— Подробнее. Родился, учился — не стесняйся, все свои.
— Я лучший убийца на этом острове. Этого достаточно.
— Я знаю место, где можно найти толпы тех, кто считал себя лучшим.
Патрик спрашивать об этом месте не стал. Он опустил взгляд и снова замолчал. Равномерно покачиваясь, он глядел в одному ему видимую точку на столе. И неожиданно своими движениями, которые его словно в транс загоняли, он напомнил мне Элимелеха.
— Место, где традиционно собираются самые лучшие убийцы человеков, — это кладбище, — после паузы заговорил я. — Даже если ты вполовину так хорош, как говоришь, это ничего не меняет. Ты не хочешь говорить, кто ты и что ты, а мне — чтобы я мог тебе доверять — нужно знать о тебе все, причем под протокол детектора или под контролем эмпата. Кроме того, ты не умеешь в контроль. Как, не зная о тебе ничего, я могу быть уверенным, что завтра ты не нажрешься до зеленых соплей и снова не станешь невменяемым человеческим организмом?
Патрик на мои слова вообще никак не отреагировал. Ирландец сидел, все так же покачиваясь, словно в трансе.
— Если ты так хочешь прибиться к нашей теплой компании, лучший на этом острове убийца человеков, то у меня для тебя всего два условия: полная откровенность и медикаментозное избавление от возможности принимать алкоголь и вещества. Иначе ты мне не нужен. Тем более что без имплантов, которые у тебя наверняка удалили перед увольнением, ты ничего не стоишь…
Во время этих моих слов Патрик вдруг неуловимо дернулся, а я почувствовал дуновение воздуха рядом. Позади меня раздался сдвоенный плотный звук удара, а рыжий ирландец вновь сидел за столом как ни в чем не бывало. Даже не обращая внимания на костяной клинок подскочившего Чумбы у собственной шеи.
— Kur-r-rwa… Ja pierdolę! — по-польски выразился Войцех, сообщив, что он крайне удивлен произошедшим.
Сказал Войцех это, кстати, совершенно спокойно. Просто матерные выражения — которые я обычно от него практически никогда не слышал — он применил для эмоциональной убедительности демонстрации своего удивления.
Я между тем обернулся и увидел на стене покосившийся портрет Оламайда Джонсона, бывшего президента протектората Танганьика.
Ремонт в доме до этой комнаты еще не дошел, а до портрета, чтобы снять, не дошли руки. Но, конечно, самым интересным в увиденном было то, что в каждом глазу бывшего президента Танганьики торчало по метательному ножу.
— Эй, а ты вообще из какого места их достал? — поинтересовался Войцех.
Патрик отвечать не стал. Он снова пребывал в трансе, глядя в одному ему видимую точку на столешнице. Вновь погружаясь в раскачку равномерных движений, которые все больше и больше напоминали мне танец Элимелеха.
Чумба чуть надавил костяным клинком, так что на коже ирландца появилось несколько капель крови. Бурбон на меня смотрел вопросительно: одно движение — и не станет Патрика в этом мире.
Может быть, это было бы рациональным и правильным выбором. Но где я и где рациональный, а тем более правильный выбор?
Сделав короткий жест, я показал Чумбе убрать меч. Бурбон, оскалившись — так что стал виден ровный ряд острых зубов — недовольно прорычал что-то, но меч спрятал и отошел. Я же обратился к Патрику.
— Сегодня еще остаешься здесь. Не хочу рисковать своим социальным рейтингом, а назначенный трехдневный срок моего контроля за тобой еще не вышел, — произнес я, как будто ничего не случилось. — Если попробуешь покинуть здание, восприму это как личное оскорбление. Завтра утром скажешь мне о своем решении. Все, свободен.
Патрик кивнул и, ни слова не говоря, поднялся из-за стола и направился к выходу из комнаты.
— Эй! — остановил его Войцех, показывая на портрет президента Джонсона. — Ты кое-что забыл.
Патрик так же молча подошел к стене и один за другим вытащил оба ножа. После, обернувшись ко мне, поднял правую руку и отогнул кисть максимально назад — демонстрируя карман в коже, на запястье, куда один за другим и убрал ножи.
— Illegal? — поинтересовался Войцех.
Патрик все так же кивнул и направился в отведенную ему комнату, где лежал под капельницей все два дня до этого момента. Приходя в себя из того состояния, в которое сам же себя и загнал.
Войцех между тем внимательно смотрел на меня.
— Что? — поинтересовался я.
— Он хорош.
— Рад за него.
— Он реально хорош. Я даже не видел момента броска.
— Чумба? — повернулся я к бурбону.
— Чумба видел, — хрипло произнес мутант, который человеческую речь уже вполне освоил. — Чумба видел, Чумба контроль.
Не скрою, услышал я это с облегчением.
— Да будь он хоть самый лучший воин на земле, мне по барабану, — повернулся я к Войцеху. — Мне нужны управляемые люди, а не таинственное чудилище, которое, присев на бутылку, превращается в слюнявое растение. Ты бы видел его в аэропорту — его любой ханыга легко бы запинал. Пусть он хоть четырежды лучший, но синьке проигрывает в одну калитку.