Страница 419 из 426
— Отлично, — сказал Кенни. — Теперь будем всю дорогу до Бостона слушать, как она воет.
Аманда сказала:
— Хелен?
— Да?
— Можешь оказать мне услугу и взять пакет с памперсами и термос с молочной смесью?
— А что вы со мной собираетесь делать? — спросил я Кенни. — Привяжете к креслу или пристрелите?
Кенни удивленно уставился на меня:
— Ни то ни другое. Русские сказали привезти всех троих. — Он растопырил три пальца. — Они платят по весу.
Глава 24
Единственный в городской черте Бостона трейлерный парк располагался на границе Уэст-Роксбери и Дедэма, втиснутый между рестораном и автосалоном, на отрезке Первого шоссе, застроенном зданиями промышленного или торгового назначения. После десятилетий отчаянных схваток с девелоперами и владельцами автосалона маленький отважный трейлерный парк сумел-таки выжить, пусть его и отжали к самой реке Чарльз, медленно несущей свои грязно-коричневые воды. Я всегда с симпатией относился к обитателям трейлеров, гордясь их выносливостью и умением противостоять раковой опухоли магазинов и лавок, постепенно захватывающей город. Если бы когда-нибудь в будущем, проезжая этим районом, я обнаружил на месте трейлеров «Макдоналдс» или «Аутбэк», думаю, у меня разбилось бы сердце. С другой стороны, вряд ли меня решились бы прикончить в «Макдоналдсе», — а вот поручиться, что я не испущу свой последний вздох в трейлерном парке, было труднее.
Кенни свернул с Первого шоссе на грунтовку и взял курс на восток, направляясь к реке. Как выяснилось, он все еще злился на меня из-за «хаммера». Полпути он только об этом и говорил. Как копы отправили его тачку на штрафную стоянку в Южном Бостоне, как отказывались верить, что машину у него угнали, как грозили, что вернут его за решетку досиживать срок, если узнают, что он в то утро был поблизости от расстрелянного автомобиля. Но больше всего он расстраивался потому, что любил эту машину.
— Во-первых, — сказал я, — не представляю, как можно любить «хаммер».
— Иди в жопу. Я его любил.
— Во-вторых, — сказал я, — что ты на меня баллон катишь? Я твою тачку не трогал. Это Ефим ее расколошматил.
— Но это ты ее угнал.
— Я же не нарочно ее под пули подставил. Я просто хотел узнать, куда они везут Софи. А Ефим взял и изрешетил эту твою уродскую колымагу.
— Она не уродская.
— Она страшнее атомной войны, — сказала Аманда.
— Машина выглядит придурковато, — поделился своим мнением Тадео, — но ты, Кен, настоящий мужик, так что никто бы не принял тебя в ней за гомика.
Хелен погладила Кенни по руке:
— Милый, я эту машину обожаю.
— Да заткнитесь вы все, — сказал Кенни. — Уж будьте добры.
Последние сорок минут мы ехали в молчании. Кенни вел «шевроле-субурбан» выпуска конца 1990-х с пробегом примерно вполовину от «хаммера». Примерно вполовину так же глупо эта машина и выглядела. Аманда с ребенком и я сидели сзади. Между нами втиснулся Тадео. Руки мне связали за спиной веревкой. Сидеть два часа в машине со связанными руками было довольно неудобно. Шея у меня затекла, и боль начала распространяться дальше, на плечи и спину. Я подозревал, что она пройдет не раньше чем через несколько дней. Хреново стареть.
Мы свернули с платной автострады и десять миль ехали на юг по 95-му шоссе. Затем Кенни повернул на восток и проехал еще шесть миль по Сто девятому шоссе, после чего свернул на Первое шоссе и вырулил направо к трейлерному парку.
— Сколько они тебе пообещали? — спросил я у Кенни.
— А сколько стоит моя жизнь? Можешь удвоить цену?
— Нет.
— Я так и думал… Аманда! — Он посмотрел на нее в зеркало заднего вида.
— Чего тебе, Кен?
— Может, тебе это все равно, но я всегда считал, что ты была хорошей девочкой.
— Тогда, Кен, я умру счастливой.
Кенни гоготнул:
— В мое время про таких, как ты, говорили: язык как бритва.
— Да что ты? Вот не думала, что в твое время уже изобрели бритву.
Тадео засмеялся:
— Вот стерва! Ей палец в рот не клади! — Он повернулся к Аманде и добавил: — Это комплимент.
— Не сомневаюсь.
Грунтовка закончилась. Нас встретили деревья и река одинакового светло-коричневого цвета. Все вокруг — землю, машины, крыши трейлеров, спутниковые тарелки на крышах, жестяные навесы — усыпали припорошенные снегом листья. Небо казалось куском безупречно голубого мрамора. Над рекой низко пролетел ястреб. Трейлеры стояли украшенные венками и гирляндами; на крыше одного из них помещалась целая иллюминированная композиция, представлявшая Санта-Клауса, по какой-то загадочной причине ехавшего не в санях, а в гольф-каре.
Денек выдался холодный, но ясный и солнечный. В такие дни ты готов смириться с тем, что впереди — четыре месяца безжизненной серятины. Прохладный воздух пах яблоками. Кенни остановил «субур-бан», открыл заднюю дверцу и выволок меня наружу. Моего лица коснулись теплые лучи солнца.
Аманда с ребенком и Тадео выбрались из машины с другой стороны. Мы встали группой около огромного трейлера, припаркованного на берегу реки. Народу не было ни души. Перед соседними трейлерами не виднелось ни одной машины. Должно быть, их обитатели на работе — если только не бегают по магазинам в преддверии Рождества.
Дверь трейлера открылась, и в проеме показался улыбающийся и жующий Ефим. В одной руке он держал сэндвич. За поясом у него был заткнут «спрингфилд» 40-го калибра.
— Добро пожаловать, друзья! Милости прошу! — Он махнул нам рукой, и мы по одному вошли в трейлер.
Когда Аманда проходила мимо него, Ефим увидел наручники и поднял бровь:
— Неплохо.
Потом закрыл за нами дверь и, обращаясь ко мне, спросил:
— Как дела, паскуда?
— В порядке. А у тебя?
— Хорошо. Все хорошо.
Внутри трейлер оказался даже просторнее, чем я мог предположить. На задней стене располагался телевизор с шестидесятидюймовым экраном. Перед ним стояли два мужика и играли на приставке в теннис. Они размахивали руками и подпрыгивали на месте, а на экране носились туда-сюда их карликовые аватары. Справа от телевизора стоял небесно-голубой кожаный диван, два такого же цвета кресла и стеклянный журнальный столик. Пространство за ними закрывала плотная черная занавеска. На голубом диване сидела Софи. Рот у нее был заклеен скотчем, а руки связаны эластичным шнуром. Она обвела нас взглядом. При виде Аманды в ее глазах зажглись искры.
Аманда улыбнулась ей в ответ.
Слева от нас находилась кухонька, а за ней — ванная комната и довольно большая спальня. Практически все свободное место занимали картонные коробки. Они громоздились на полу, на полках, на кухонных шкафах. В спальне тоже стояли коробки, и я предположил, что они хранятся и за черной шторой. Судя по надписям на коробках, здесь были DVD— и Blu-Ray-плееры, приставки Wii, PlayStation и Xbox, домашние кинотеатры Bose, айподы, айпады, электронные книги и системы навигации Garmin.
Секунду мы стояли у порога и смотрели на игравшую в виртуальный теннис парочку и Софи, которая не сводила с нас глаз. Она выглядела значительно лучше, чем при нашей последней встрече. Возможно, потому, что они не давали ей дури.
Ефим посмотрел на меня, склонив голову набок:
— А чего это ты связанный?
— Твой дружок Кенни постарался.
— Он мне не друг. Повернись.
Кенни эта реплика явно задела за живое. Он раздраженно посмотрел на Хелен: чего, мол, выдрючиваются.
Я повернулся к Ефиму спиной, и он, продолжая жевать и сопя носом, разрезал веревку.
— Друг, ты в хорошей форме.
— Спасибо, ты тоже.
Он свободной рукой хлопнул себя по брюху:
— Смешной ты, паскуда. — И вдруг рявкнул: — Павел!
Павел замер на месте с поднятой рукой. Его аватар завертелся волчком и упал на корт. Мячик проскакал мимо него.
— Кончай дурака валять, — сказал Ефим. — Забери у них оружие.
Павел вздохнул и бросил в кресло пульт. То же самое сделал его партнер — костлявый как смерть, с впалыми щеками и наголо бритой головой. На шее у него красовалась татуировка: какие-то слова на кириллице. Он был одет в майку, тесно обтянувшую худосочную грудь, и черно-желтые спортивные штаны.