Газета

— Ваш заказ, сэр, — глухо донеслось из-под шарфа. — Распишитесь здесь.

Он протянул Томасу пакет, прижимая к нему пальцем квитанцию, и ручку. Франджони протянул руку, но посыльный разжал пальцы за долю секунды до того, как он взял ручку, и та упала на крыльцо.

— Упс, извините, — посыльный нагнулся, подбирая ручку. Когда он снова выпрямился, шарф соскользнул с его лица.

Франджони невольно отпрянул. На него смотрело чудовище. Носа и всей середины лица у посыльного просто не было. На этом месте зияла неправильной формы яма с багровыми складчатыми краями. Причем эта дыра не была черной, как у черепов на картинках; внутри хорошо была видна розовая задняя стенка этой жуткой пещеры, доходившей, как показалось Франджони, чуть ли не до затылка. Он никогда не представлял себе, что в голове живого человека не в ироническом, а в буквальном смысле может быть столько пустого места.

— Я понимаю, на что вы смотрите, — сказал парень. — Это была злокачественная опухоль. Доктор сказал, мои шансы были не больше 5 %. Мне повезло.

«Не уверен, что это можно назвать везением», — подумал Франджони, все еще чувствуя оторопь, но вслух лишь пробормотал:

— Извините.

— Это вы меня извините. Не хотел вас пугать, — сказал посыльный, не спеша, однако, вернуть шарф на место: он по-прежнему протягивал Франджони ручку и пакет.

Томас сумел, наконец, оторваться от жуткого зрелища и торопливо расписался.

— Спасибо, — сказал он, забирая пакет.

— Пожалуйста. Хорошей вам ночи, — посыльный повернулся и пошел к своей машине.

«Почему ночи? — подумал Франджони, глядя ему вслед. — Ведь еще день!» Впрочем, некоторые люди желают доброго дня уже вечером, почему бы кому-то не поступать и наоборот…

Но подготовиться он собирался именно к ночи. Хотя в некрологе ничего не говорилось о времени суток, да и самого некролога, разумеется, не было…

Поменять замок оказалось сложнее, чем он ожидал; он провозился добрых полчаса. Однако в итоге удовлетворение сделанной работой (да еще вкупе с солнечной погодой) заметно улучшило его настроение; страхи, из-за которых он, собственно, эту работу и затеял, вновь стали казаться ему глупостью. Он даже немного прогулялся (погода оказалась не только солнечной, но и ветреной, но это даже бодрило), а вечер, как обычно, провел перед телевизором. Субботний эфир радовал разнообразием легких развлекательных программ, и Томас переключался с комедии на сериал, а потом на ток-шоу, до тех пор, пока не задремал прямо перед экраном.

Его разбудила яркая вспышка. Франджони открыл глаза, но вокруг снова была полная темнота. Телевизор не работал, хотя Франджони не помнил, чтобы выключал его. Более того, он понял, что не видит и красного глазка питания. За окнами шумел дождь. Как видно, погода опять испортилась.

Франджони тяжело поднялся из кресла, страдальчески разминая затекшую шею и массируя спину тыльной стороной кисти, и прошаркал в сторону выключателя на стене. Рычажок щелкнул под пальцами, но свет не зажегся, подтвердив его подозрения. Электричества не было.

Снова ярко сверкнуло. Гроза, понял он. Это гроза. Явление не особо частое для начала ноября в штате Нью-Йорк, но и не так чтобы небывалое. И, наверное, где-нибудь повалило дерево на провода. Значит, и холодильник не работает… скверно. Насколько быстро они все починят в ночь с субботы на воскресенье? Небось, до утра даже не пошевелятся…

Но где же гром? При таких ярких вспышках он должен следовать за молнией почти сразу. Однако секунды текли за секундами, а Франджони не слышал ничего, кроме шума дождя.

Затем он услышал приближающуюся машину.

Обычный звук, на который горожанин — даже живущий на тихой улочке вроде Шиллер Стрит — почти никогда не обращает внимания. Томас, наверное, тоже не обратил бы, если бы не вслушивался в темноту.

И если бы это не было третье ноября. Он не видел часов, но не сомневался, что полночь уже миновала.

Это он, тоскливо подумал Франджони. Курьер. Он приехал за мной.

Рациональная часть его сознания, конечно, ответила, что это чушь, и что машина сейчас проедет мимо. Она может принадлежать кому угодно… может, даже и в самом деле курьеру, но не тому, а мальчишке-студенту, который едет по своему маршруту и, конечно, проедет мимо, потому что Томас Франджони отписался…

Звук машины оборвался напротив его дома.

Франджони похолодел. Может быть, конечно, это вовсе не к нему, а к соседу напротив… выписывает ли тот газету? Сколько нужно времени, чтобы кинуть ее на крыльцо? Уж наверное меньше минуты. Пусть, пусть он уже уедет… пусть даже кинет свою чертову газету через щель сюда, только потом убирается!

Но минуты текли, а ничего не происходило. На улице по-прежнему было тихо, если не считать шелеста дождя. Машина явно стояла там. Стояла и ждала. Томас даже не слышал, чтобы хлопала дверца.

Он прокрался в темноте к телефону. Снял трубку, понятия не имея, какими словами будет убеждать полицию. Но убеждать не пришлось. В трубке была мертвая тишина. Связи не было точно так же, как и электричества.

«Господи помоги мне, он перерезал провод», — подумал Франджони. И тут же сердито возразил себе, что нет, это все авария из-за грозы… и вообще, может быть, ему показалось, что машина остановилась, а на самом деле она давно уехала….

Стараясь двигаться как можно беззвучнее, он направился в сторону прихожей. Дабы выглянуть в окно, выходящее на улицу. Ну и заодно проверить, хорошо ли заперта дверь — хотя он был уверен, что запер новый замок на два оборота.

Когда он был уже в паре шагов от окна, снова сверкнула молния (или зарница, раз уж грома не было слышно?) Франджони отпрянул, не желая, чтобы в этой вспышке его увидели снаружи — хотя едва ли это было возможно. Затем вновь осторожно приблизился и посмотрел на улицу.

Как он и ожидал, света не было по всей Шиллер Стрит. Но темнота не была абсолютной — наверное, какой-то свет снизу все же отражался от туч. Так что глаза Томаса, уже привыкшие к темноте, различили черный силуэт автомобиля чуть левее крыльца. Машина стояла с погашенными фарами и без света в салоне.

Но не это было самым худшим. В следующий миг взгляд Франджони скользнул правее — и его дыхание перехватило, а ноги стали ватными. На крыльце кто-то стоял. Черная безмолвная фигура. Не шел к двери, а просто стоял неподвижно под проливным дождем — и вот это-то было страшнее всего.

Франджони смотрел на него, не в силах пошевелиться. Он не видел лица ночного визитера, но был почти уверен, что и тот, в свою очередь, смотрит на него, каким-то непостижимым образом различая сквозь окно в глубине погруженного в полный мрак здания…

А затем сверкнула вспышка, заставив Франджони дернуться от ужаса — и тут же испытать безмерное облегчение.

В ярком белом свете он отчетливо различил черно-белую раскраску машины, надпись «Полиция Барлингтона», значок, сверкнувший на черной форме — и, главное, лицо. Это был тот же офицер, что приезжал к нему прошлой ночью. Видимо, полиция все же нашла какие-то доказательства и поняла, что он не сумасшедший. Может, даже арестовала того типа. Хотя, наверное, нет, в этом случае визит можно было бы отложить до утра… Наверное, полицейского просто прислали последить за домом и удостовериться, что тут все в порядке.

Но если ему нужно в этом удостовериться, переговорив с хозяином, почему он не пытается войти? А если просто наблюдает за домом, почему не делает это из машины, а стоит под дождем на крыльце?

Впрочем, сейчас уже Томас не был уверен, что коп все еще стоит там: после вспышки его глаза вновь на какое-то время потеряли способность различать что-либо в темноте. Зато облик сверкнувшего на миг лица все еще стоял перед глазами… и тут Франджони вспомнил, где именно он видел это лицо. Вовсе не в патрульной машине и даже не в магазине. В газете. В «Барлингтон Бюллетень». Не в безумных последних номерах, а еще во вполне нормальных — не то в конце прошлого года, не то в начале этого. Там была большая статья, посвященная 150-летнему юбилею барлингтонской полиции. И в этой статье были портреты всех полицейских, погибших при исполнении своих обязанностей за эти полтора века. Их было не так много, меньше десятка — Барлингтон и в самом деле не Детройт.