Банкомат

Так вот, я объехала со своими парнями всех прежних и новых клиентов — познакомившись заодно с теми, кого крышевал Рыжий — и объяснила им, что я дала клятву, что ни один мужик меня не поимеет, а все, кто пытались — плохо кончили, так что лучше им даже не пробовать. И если кому-то из них показались недостаточно убедительными мои слова, то их прекрасно дополняло молчание стоявших к меня за спиной парней — не самых умных, но самых накачанных из двух банд.

Впрочем, среди клиентуры были не только мужики. Хуан брезговал крышевать проституток, а вот «пестрые» занимались этим охотно. И особенно охотно они при этом брали «плату натурой» — то есть на самом деле, конечно, это была никакая не плата, поскольку девчонкам приходилось обслуживать их сверх взимаемых денег, в любое время и любым способом.

Я положила этому конец. То есть, конечно, я не избавила их от дани вовсе — работать в Тихуане без «крыши» им бы никто не дал, если бы от этого заработка отказались мы, тут же отыскались бы другие желающие, возможно, еще более свирепые. Но я установила четкие правила — деньги деньгами, но если кто из парней хочет получить с проститутки что-то еще, он должен делать это на правах обычного клиента. То есть только то, на что девчонка сама согласится, и платить ей за это. Последнее правило особенно возмущало бывших «пестрых»: «Зачем платить девке деньги, которые она же потом тебе отдаст?» «А зачем пекарь платит сапожнику, который покупает у него хлеб? — отвечала я. — Чтоб беспредела не было. Чтобы все было по-честному — кто кому сколько должен, тот тому и платит. Сегодня ты продавец, завтра покупатель». «Мы, вообще-то, не то и не другое», — ухмылялись мне в ответ мои бандиты. «Да поймите, — объясняла я. — У проституток бывают самые разные клиенты. В том числе перцы, например. Или парни из других банд. Или вообще всякие непростые ребята. У нас тут, конечно, район не элитный, но чем грязнее их фантазии, тем в более глухие места они ходят. И вот вся эта публика может расслабиться и что-то сболтнуть, особенно по пьяному делу. Или, скажем, пока такой дрыхнет, можно обыскать его карманы. А иногда и сам факт, что какой-нибудь, к примеру, чиновник или пастор ходит к девке, чтобы она ссала ему на лицо и стегала плеткой, позволяет взять его на крючок. А пастору могут исповедоваться очень серьезные люди, которые сами в наш квартал ни ногой, но от которых тут может зависеть что угодно. Теперь просекаете? Если мы будем с девчонками по-хорошему, то и они будут работать на нас не по принуждению, а по доброй воле. Собирать для нас инфу. Которую мы можем использовать сами, а можем и продавать тем, кто захочет купить. Сечете? Если она тебя ненавидит, то деньги ты с нее стрясешь, а информацию не получишь. Как ты узнаешь, узнала она что-нибудь или нет? Она скажет «нет», и ты не проверишь. Ну, дашь ей в глаз, но ведь все равно ни с чем останешься. А если она будет хотеть, чтобы ее именно мы крышевали, а не какие-нибудь отморозки, так она для нас расстарается без всяких понуканий, и вопросы клиентам будет наводящие задавать, и по карманам шарить, и фотки тайком делать!»

В итоге даже до заскорузлых мозгов «пестрых» дошло, что я права. Не то чтобы, разумеется, ценная информация от проституток, даже искренне стремившихся ее добыть, поступала часто — все же большинство их клиентов были самыми обычными козлами, не знавшими ничего полезного, да и далеко не каждого из них удавалось развести на разговор («рот девке дан для другого», как они любят выражаться). Но, тем не менее, время от времени нам капали полезные сведения, которые позволяли когда подзаработать, когда уберечься от неприятностей, а когда и то, и другое. В общем, дела у нас шли неплохо, наш скромный бизнес рос, как и моя репутация, под нашу крышу переходило все больше клиентов, и вскоре уже никакие дела на районе не делались если не без моего согласия (хотя часто именно так), то, как минимум, без моего ведома.

Нет, я не создала криминальную империю на пол-Тихуаны. Я понимала, что есть границы, которые лучше не пытаться переходить. В дела картелей, например, мы по-прежнему не лезли, и я четко говорила своим: наркота — не наша тема, даже если какие-нибудь дилеры станут сами проситься под нашу крышу. Не связывались мы также с тем, что по-английски называется хьюман трафик. Тихуана, которая граничит по суше с Сан Диего и при этом еще и морской порт — наверное, крупнейший во всей Мексике хаб этого трафика. Проститутки сюда, нелегалы отсюда. Но именно поэтому все дорожки в этом бизнесе не только давным-давно протоптаны, но и поделены между такими серьезными компаниями, с которыми лучше не связываться. Короче, меня вполне устраивало быть первой на районе в нашей сфере и не лезть выше. Хотя информация о делах тех, кто «выше», до меня доходила. Перцам мы отстегивали (а куда деваться?), но и знали о них достаточно, чтобы они, в свою очередь, не сильно борзели. У меня были среди них информаторы, которые загодя предупреждали нас о любых спецоперациях и облавах, а их начальство, в свою очередь, понимало, что лучше иметь дело с нами, которые крепко держат район и ведут бизнес по понятиям, чем с хаосом и беспределом, который мог бы воцариться без нас.

Так прошло почти шесть лет. За это время, конечно, парни не раз пытались ко мне подкатывать, но аккуратно. И я так же деликатно их отшивала. Они отваливали без возражений, понимая, что я жду Хуана, и моя верность ему — качество, воспеваемое в воровских песнях, но на самом деле не слишком распространенное в трущобах Тихуаны — только добавляла мне авторитета.

Я и в самом деле ждала его все эти годы. Надеялась вытащить его по условно-досрочному, забашляв кому надо, но с этим не прокатило. Для амнистии нужно «примерное поведение», а Хуан числился нарушителем дисциплины и как раз тогда, когда должен был решаться вопрос о его освобождении, загремел в карцер — причем не то чтобы его подставили, желая заставить стучать (это было бы понятно), а из-за драки, которую затеял он сам.

Признаюсь, когда я об этом узнала, то была просто в отчаянии и здорово зла на него. Я не могла понять, как он, такой умный, мог свалять такого дурака. Но на свидании Хуан был бодр и весел, говорил, что знает, что делает. Чтобы я не забывала читать книги и совершенствовать свой английский, потому что, как только он выйдет, мы уедем в Штаты и будем жить на собственной вилле на берегу океана, в окружении скал и сосен. Он говорил об этом так уверенно, что я поняла — это не просто слова, чтобы меня подбодрить. У Хуана был план — о котором он, понятно, не мог рассказывать при тюремщиках, и мне оставалось только верить, что это хороший план.

И я верила ему. Потому что знала, что он умный — и потому что хотела верить. На самом деле ни для меня, ни для него карьера лидера банды не была намеренным выбором — судьба просто забросила нас на эту роль. Не скажу, что такая роль была мне противна, по-своему это было интересно — но это не была та жизнь, о которой я мечтала. Может быть, потому, что еще совсем мелкой наслушалась сказочек матери о трехэтажной вилле на берегу океана, вдали не только от трущоб, но и вообще от городской толчеи, куда мой неведомый отец когда-нибудь заберет нас обеих. Я очень рано поняла, что этого никогда не будет, но мечтать-то себе не запретишь. И Хуан тоже мечтал о подобном, но для него это были не сказки. У него был план.

И я читала книжки и смотрела фильмы на английском. Крутила одни и те же по множеству раз, повторяя фразы за актерами, чтобы отработать произношение. Выучила кучу фильмов наизусть. «Перестреляйте всех и сожгите город. Что-нибудь еще, дорогая? — Там есть одна семья с детьми… Сначала убейте детей, и пусть мать смотрит. Скажите ей, что остановитесь, если она не будет плакать. Думаю, у нее не получится — Вера очень слезлива». «Догвилль». Мощное кино. Наглядно показывает, что стоит один раз проявить слабость — и вскоре тебя уже будет трахать весь город. А месть — это, конечно, прекрасно, но лучше все-таки вовсе не допускать того, за что потом придется мстить.