Ответный удар

Однако то, что он увидел, выглянув из-за угла, превзошло его ожидание. По галерее в сторону центра Цитадели удалялся отряд солдат. Их было не меньше дюжины — Лациус прежде никогда не видел, чтобы стражники ходили по внутренним коридорам столь большими группами. Строго говоря, им здесь вообще нечего было делать, если, конечно, не случилось какой-то беды. Что еще страннее, двигались они практически бесшумно — сапоги ступают, словно кошачьи лапы, ни один меч не звякнет о поножи… словно не люди, а призраки. Лациус невольно поежился, вспомнив жуткие истории, которыми кое-кто из братьев любил пугать легковерных послушников. Сам-то он в подобные байки никогда не верил, а легкомысленных братьев решительно осуждал. Сама идея о том, что в Цитадели Света может хозяйничать всякая нечисть и нежить, есть кощунство и маловерие… Странный отряд меж тем проходил мимо очередного светильника, и, словно бы в подтверждение версии о призраках, Лациус различил в его свете на доспехах шедших сзади бурые пятна, похожие на кровь. Тут же, впрочем, он убедился, что безмолвные фигуры все же отбрасывают тени — значит, они, по крайней мере, состоят из плоти…

И все же что-то здесь определенно было не так, Лациус это чувствовал. В иных обстоятельствах он добежал бы до ближайшего поста, или же до помещений, где жили братья старших степеней, и рассказал о том, что видел. Но наложенное Патриархом наказание лишило его такой возможности. Можно, конечно, написать, но для этого нужны чернила, перо и пергамент, выдаваемые послушникам лишь по особому разрешению… да и не все братья, не говоря уже о стражниках, умеют читать. Некоторые слишком уж буквально понимают фразу из священной книги — «ум слеп, зорко одно лишь сердце»… В общем, пока он сумеет хоть как-то объяснить, в чем дело, пройдет слишком много времени, и, если с этим отрядом и впрямь что-то не так, может оказаться уже поздно. С другой стороны, если никакой опасности нет, он лишь выставит себя на посмешище, а о наложенном на него наказании завтра будут судачить все подряд. Лациус решил, что лучше всего ему пока что самому проследить за отрядом, а там уж принять решение по обстановке. Позволив стражникам удалиться еще на полсотни шагов, юноша крадучись двинулся следом.

По правде говоря, даже это расстояние казалось ему слишком маленьким. Он еще не знал, что за опасность исходит от отряда, и все же очень не хотел попасться на глаза этим людям — а ведь стоит кому-то из них оглянуться… хорошо еще, что эти проходы так плохо освещены…

Вскоре, однако, ему пришлось выбранить себя за трусость. С опаской выглянув из-за очередного угла (невесть откуда взявшаяся интуиция подсказывала, что высовывать голову надо не на высоте собственного роста, а присев и пригнувшись к самому полу), Лациус обнаружил впереди совершенно пустой коридор — слишком длинный, чтобы отряд успел пройти его целиком и скрыться в следующем проходе. Разве что они вдруг пустились бегом, все так же беззвучно… но это вряд ли — с чего бы? Послушник на мгновение замер в изумлении, все еще почти что лежа щекой на полу — и это положение подсказало ему решение, ибо он сумел различить на полу следы. Эта часть Цитадели не была заброшенной, и все же убирались здесь реже и не так тщательно, как в жилых секторах, а посему на полу успел скопиться тонкий слой пыли, сохранивший свежие отпечатки сапог. Отпечатки были едва различимы, особенно при тусклом освещении, и Лациусу пришлось идти по следу почти что на четвереньках, но его усилия были вознаграждены. В середине коридора следы уходили в стену. Юношу это не смутило; он уже твердо знал, что таинственные воины — не призраки, уже хотя бы потому, что оставляют следы. Столь же тщательно, как перед этим пол, он обследовал стену и обнаружил, что на одном из сырых камней слегка стерта влага. Лациус нажал на этот камень — и часть стены беззвучно повернулась внутрь, словно дверь, открыв еще более тускло освещенный зев тайного хода.

Благовоспитанному послушнику следовало бы повернуть назад и не лезть в тайны Цитадели, в которые он не был посвящен законным образом. Но Лациус не смог устоять перед искушением и скользнул внутрь. Становилось все интереснее.

— Пароль?

— Аметист. Отзыв?

— Тополь. Ах-х-х…

Еще один труп сполз на пол с рукоятью кинжала во рту. Хиннар выдернул и отер кинжал; Кана поспешно обыскала тело в поисках ключа, нашла, отперла дверь.

— Поздравляю, господа — Внутренний периметр, — объявил Магистр. Во время предварительных совещаний он уже объяснил им, что это такое: четыре коридора, на разной высоте опоясывающие внутренний двор крепости, в центре которого и возвышалась главная башня. Они достигли нижнего из коридоров, проложенного под землей и служившего только целям коммуникации. Три верхних, выходивших бойницами наружу, превращали весь двор в прекрасно простреливаемую площадку. Но куда большую опасность представляли внутренние сторожевые башни, нависшие над верхней галереей — ибо засевшие там стрелки были вооружены не обычным оружием. Их магические стрелы пробивали любой доспех (по крайней мере, не защищенный столь же сильной магией); магия охраняла и сам доступ в башни, что, впрочем, не означало, что там не было и обычных патрулей. Некогда и сами стрелки были магами, но вот уже три столетия эти посты занимали простые лучники (насколько, конечно, термин «простые» применим к лучшим снайперам гвардии), ибо Светлые решили, что их власть и могущество слишком велики, чтобы использовать высокопоставленных иерархов Братства в качестве простых часовых, независимо от того, что (или, точнее, кого) они охраняют. Еще лучше, чем входы в башни, была защищена единственная дверь, ведущая из коридора второго уровня во внутренний двор. Меж тем иного пути в центральную башню не было; тайный ход (Эргарт не переставал удивляться осведомленности Магистра по части секретов врага) довел Темных до Внутреннего периметра без новых нежелательных встреч (исключая лишь часового у выхода), но никакие подземные ходы или надземные галереи не соединяли их цель с остальной Цитаделью. Всякий, желающий попасть в центральную башню, должен был на глазах у стрелков пересечь днем и ночью залитый светом двор.

— Сначала патрульных нижнего коридора, — распорядился Магистр. — Им придется предъявить голову.

Такой вариант рассматривался заранее; патрульные Внутреннего периметра обладали особенно острым глазом, и простое гримирование подручными средствами едва ли обмануло бы их. Альтернативная операция требовала несколько больше времени, но в распоряжении отряда было еще почти пятнадцать минут; прежде, чем выйти из тайного хода и расправиться с часовым, они, прильнув к стене, дождались шагов патрульных, миновавших этот пост в прошлый раз. Менее чем за минуту проворные пальцы шести рук сняли с мертвеца доспехи Внутренней стражи, и Клосс одним ударом меча отсек ему голову. Форрог, самый низкорослый в отряде (даже ниже Хорта, правда, более коренастый), уже забирался в доспехи, которые Кана тем временем отмывала от крови. Бритая голова Форрога, втянутая в плечи, целиком скрылась внутри панциря; сверху в стальной воротник вставили отрубленную голову в шлеме. Конструкция была весьма неустойчивой, но Форрог умел держать равновесие. Не смущало его и то обстоятельство, что панцирь полностью закрывал ему обзор — он ничего не увидел бы и без панциря, ибо всю свою жизнь был слеп. «Я родился Темным», — усмехался он. Светлые маги увидели в этом перст Единого (а также расплату за грех его матери, зачавшей ребенка вне брака) и не стали пытаться вернуть мальчику зрение, предлагая довольствоваться «Светом духовным»; впрочем, возможно, они бы и изменили свое мнение, если бы у матери Форрога нашлось достаточно денег для щедрого пожертвования Братству. По иронии судьбы, свет юноше даровали Темные; они не вернули здоровья его глазам, но обучили магическому зрению. Однако и без применения магии Форрог мог дать фору иному зрячему, прекрасно ориентируясь по самым тихим звукам, по запахам, по легким дуновениям и колебаниям температуры воздуха… Слепой очень органично смотрелся в группе паломников, но Светлые едва ли заподозрили бы в нем члена диверсионного отряда.