Ответный удар

Менее чем через минуту бесшумно подоспели ее товарищи. Четверо из них помогли быстро облачиться в доспехи двоим, Эргарту и Клоссу.

— Аскеты, — презрительно хмыкнул Аррет, кивнув Нелии на трупы. — Пялились так, что глаза полопались, — он широко осклабился собственной шутке.

— Не путай лицемерное воздержание Светлых с настоящим бесстрастием, — строго заметил Магистр. — Тот, кто на самом деле освободил свой разум от страстей, не боится наготы. Она для него значит не больше, чем камень у дороги. Стесняются и смущаются не те, кто невинен, а те, кому есть чего стыдиться.

Пока он произносил эту сентенцию, последние пряжки были застегнуты, и теперь уже двое Темных, отперев дверной замок трофейным ключом, двинулись вперед, оставив товарищей ждать за дверью. Разумеется, караульные второго поста тоже позволили своим «сослуживцам» подойти слишком близко… Полторы минуты спустя путь из бастиона внутрь Цитадели был свободен, а Темные обзавелись уже четырьмя комплектами оружия и доспехов.

Отряд оказался в новом кольцевом коридоре, проложенном в толще главной крепостной стены. Через каждую сотню ярдов коридор перегораживали тяжелые опускные решетки; стражи возле них не было — как видно, Светлые считали, что они достаточно надежны сами по себе. Действительно, толстые прутья не поддались бы даже удару алебарды, зато шум от такого удара, благодаря тщательно рассчитанной акустике коридора, разнесся бы достаточно далеко, чтобы поднять тревогу.

На сей раз вперед выступил Ориус, старший из членов отряда, чье лицо было обезображено ожогом. Некогда трибунал Светлых приговорил его к сожжению вместе с его лабораторией за «преступные богомерзкие опыты, чья гнусность превосходит воображение». Целью Ориуса было создание новых лекарств, не зависящих от магии Светлых, и улучшение человеческой природы, но для этих экспериментов ему требовались подопытные. Иногда он привлекал нищих бродяг и пьяниц, готовых за краюху хлеба и бутылку вина на что угодно, но периодически материалом для его опытов становились нежеланные младенцы, купленные у родителей, не способных или не желавших кормить плоды собственных плотских утех. Далеко не все они выжили после экспериментов, но Ориуса это не смущало; он исходил из того, что ни один человек не помнит себя с рождения, а следовательно, разум появляется в возрасте года-двух, новорожденный же младенец ничем не отличается от животного. Разумеется, Светлые, считавшие священной даже жизнь умственно неполноценных и нерожденных младенцев в утробе (более того, к тем и другим Светлые испытывали особое благоговение, «ибо не способны сии на сознательное зло и не подвластны искушениям Тьмы»), никак не могли принять такие аргументы. Ориусу, однако, удалось подкупить своих тюремщиков и получить изъятую при обыске склянку с огнеупорным составом, которым он пропитал свое одеяние осужденного грешника. Ему удалось выжить в огне, хотя он получил сильные ожоги и почти задохнулся в дыму. К счастью для него, палачи не стали проверять руины лаборатории, будучи уверенными, что в таком пожаре никто не мог уцелеть.

Сейчас Ориус извлек из-под одежды потертую флягу, в которой на первый взгляд не было ничего необычного. Любой стражник мог отведать ее содержимое (или заставить сделать это Ориуса) и убедиться, что там простая вода. На самом деле стенки фляги были двойными: внутри, окруженная водой, находилась стеклянная колба, заполненная бесцветной маслянистой жидкостью. Особым образом повернув крышку, можно было лить из горла фляги не воду, а содержимое колбы.

Именно это Ориус и проделал, щедро полив прутья решетки. Послышалось шипение, метал окутался едким паром. Ориус и остальные поспешно отступили, задерживая дыхание. Через пару минут все было кончено: казавшиеся несокрушимыми прутья осыпались мокрой трухой.

Следующим препятствием стала тяжелая, окованная металлом дверь, ведущая из кольцевого коридора в радиальный. Кислоты бы на нее всю не хватило; лить таковую в замочную скважину тоже было бессмысленно — это никак не повлияло бы на уходящие в стену стальные стержни запора.

Теперь настал черед Каны, еще одной молодой женщины в отряде. Рожденная в буквальном смысле под забором, она была воровкой 18 из 25 лет своей жизни. Редкий гребень, извлеченный ею теперь из густых каштановых волос, на самом деле в ее руках представлял собой набор отмычек.

Кана справилась со своей задачей меньше, чем за минуту; превосходно смазанный замок сработал практически беззвучно. Распахнув дверь, Темные столкнулись нос к носу с изумленными стражниками, охранявшими проход с другой стороны. Один из них открыл рот, но закричать уже не успел; нож Хиннара вонзился ему прямо в глотку, и воин упал, захлебываясь собственной кровью. Несколько крепких рук тут же схватили второго; Клосс, самый сильный в отряде, зажал ему рот и нос и спокойно, даже добродушно, смотрел в вытаращенные глаза агонизирующего человека, пока в них не угасла последняя искра жизни.

— Пока нам везет, — пробормотал Магистр. — Но вряд ли это продлится слишком долго. К сожалению, Светлые слишком умны, чтобы делать в своих крепостях темные ниши, куда удобно прятать трупы. А дальше пойдут кордоны посерьезнее, для начала с паролями… Здесь мы подождем смены караула. Разводящего брать живым.

Это было рискованно — хотя, по расчетам Магистра, время смены стражи должно было наступить уже совсем скоро, существовала опасность, что Светлые обнаружат проникновение врага раньше и с легкостью запрут диверсантов в узких глухих коридорах, как в ловушке. Но, в конце концов, вся операция была сплошным риском.

Магистр отобрал из своих спутников-мужчин двоих, Норба и Ларка, которые наиболее походили на только что убитых стражников. Разумеется, сходство было лишь отдаленным, однако столетия жизни в подполье научили Темных не пренебрегать актерским мастерством. Любой из них даже без специальных приспособлений способен был менять свою внешность в довольно широких пределах; конечно, магия дала бы более совершенную иллюзию, но применить ее сейчас значило дать магам Светлых неплохой шанс почуять противника.

Одиннадцать Темных вновь отступили в кольцевой коридор, унося с собой трупы. Скорее всего, здесь им пока что ничего не грозило: если Светлые на ночь перегораживают коридор решетками, вряд ли по нему совершаются регулярные обходы.

Ларку и Норбу действительно не пришлось долго ждать. Вскоре послышались гулкие шаги, и в конце коридора показались трое стражников — очередная пара караульных и разводящий офицер. Что примечательно, они вышли из-за угла не одновременно, а по одному: поджидай их за углом засада, в нее угодил бы лишь первый воин, а не все трое. Внутренние сектора Цитадели охранялись серьезно, элитными гвардейцами Светлых, не склонными расслабляться даже через тысячу лет после разгрома армии Тьмы. Впрочем, по-прежнему строго блюдя все формальности правил, здесь, в глубине главной крепости Света, они, вероятно, все же не были готовы внутренне к нападению в любой момент, как готов к этому солдат на передовой.

Как были готовы к этому Темные все эти столетия.

Сменщики замедлили шаг, готовясь остановиться по окрику часового. Остановиться на расстоянии, слишком большом для удара мечом.

— Стой, кто идет? — не обманул их ожиданий Норб. Процедура была знакома ему не только в теории — в свое время он сам служил в гвардии Светлых, правда, не в Цитадели, а в одном из южных гарнизонов.

— Смена караула, — ответил разводящий. Кажется, ни голос, ни облик Норба не внушили ему подозрений.

— Пароль?

— Аметист. Отзыв?

Темные не стали выхватывать мечи и бросаться в атаку — это заняло бы слишком много времени, противник встретил бы их во всеоружии. Вместо этого руки Ларка и Норба просто отрывисто взметнулись. Тяжелые латные рукавицы сорвались с них и ударили в незащищенные лица караульных прежде, чем те успели понять, что произошло. Ближайший упал сразу, двое устояли на ногах, но на несколько мгновений утратили эффективный контроль над телом. Этого времени лжечасовым хватило, чтобы преодолеть разделявшее врагов расстояние. А из-за двери уже спешили на помощь другие Темные.