Топ-модель

Мое появление — это случайность. Мама выбила путевку и повезла Кирилла в санаторий, а когда вернулась, срок был приличный. Брат в этом возрасте был настолько любознательным, что мама, замотавшись, попросту не заметила меня, думая, что акклиматизация вызвала сбой. Я, как шпион, сидела тихо — мама часто шутит на эту тему. Ни тошноты, ни слабости. Аня — прирожденный диверсант.

Акклиматизация родилась в июне весом в три кило.

Ни брат, ни я — не ходили в школу. Брат совсем, — куда ему с такой иммункой в коллектив? — а я до пятого и с девятого классов. Шестой, седьмой и восьмой — жила у бабушки, чтобы не принести домой вирус. Бабуля с дедулей были чудесные, я так сильно их любила, что теперь, едва вспоминаю что-то из нашего общего прошлого, тянет расплакаться. Но маму — больше. Мамочку я любила и люблю больше всех на свете.

Самый-самый-самый обожаемый момент из детства — это Новый год. Папа начинал выпивать ближе к вечеру хотя утром обещал, что не будет, поэтому в первую половину дня у мамы всегда было отличное настроение. Она готовила на плите что-то особенное, по комнате витали безумные запахи. Полы блестели чистотой, мы старались ходить на цыпочках, чтобы ничего не испортить.

Как сейчас помню, мне пять, тепло, пахнет свежими булочками, под елкой потягивается кот Кузя. Папа возвращается с мороза и, отряхнув снег с валенок и сняв пуховик, включает запись «Битлз» — What'd I Say. Едва дом наполняет задорный твист, мама оживает и меняется! Прямо с ложкой в руках начинает танцевать. Я тут же бросаю пятилетние дела и несусь к ней! И вот мы вдвоем отплясываем твист, виляя попами и дергая плечами, смеемся громко, заливисто. Мама — в твисте профи, я тоже стараюсь изо всех сил, копируя движения. Папа хлопает в ладоши, Киря не танцует, он слишком взрослый, строит рожицы. А мне все равно, я пляшу, ноги выше головы!

Почему-то вспоминаю этот ярчайший момент из детства, когда впервые захожу в кухню квартиры, куда меня привез Георгий Басов.

Булочками тут, конечно, не пахнет, как и уютом. Зато все поверхности сверкают так, что впору щуриться. Черный гарнитур, белые, будто мраморные полы. Ни одной ручки на шкафчиках, как их открывать — непонятно совершенно.

— Холодильник... пустой, — говорит Георгий, открывая и захлопывая дверцу. — Я попрошу помощницу, она купит все, что необходимо.

— Я сама куплю, спасибо. Ничего не нужно. Никаких помощниц.

— Тебе понадобятся вещи, может, какая-то одежда, средства гигиены. Здесь давно никто не живет, да и убраться не мешало бы. — Он прохаживается по кухне-гостиной.

— Я сама справлюсь, не маленькая. Спасибо, что пустили пожить, пока все не образуется.

— Макс считает, что тебя нужно беречь и прятать. Постарайся лишний раз не выходить на улицу, курьеры пусть оставляют покупки у консьержа, в квартиру никого не пускай. Сложная вышла ситуация, Аня.

— Ага, — киваю, зябко обняв себя руками.

Георгий запросто и беспечно использует сокращенный вариант «Макс», который звучит эффектно и почему-то очень лично. Мне кажется, Одинцова так осмелятся называть лишь самые близкие люди, для всех остальных он Максим Станиславович или хотя бы просто Максим.

Не могу себе представить, чтобы даже в мыслях обратилась к нему столь фамильярно. Иногда мне кажется, что я схожу с ума и нашей ночи попросту не было. Потому что... как вообще она могла случиться? Нелепые фантазии.

— Мне пора ехать, — произносит Георгий, еще раз пройдясь по квартире. — Вот здесь стиральная машина, посудомойка. Показать, как работает? Капсулы нужно заказать, а так здесь есть режимы...

— Спасибо, я из деревни, а не из шестнадцатого века. У нас дома есть посудомойка и все остальное.

— А. Хорошо. Эй, не переживай, все будет нормально.

— Я знаю. Не хочу никому лишних проблем.

— Значит, их не будет. Я или Макс заедем на днях, привезем новую симку.

Киваю, просто чтобы он уже ушел.

Когда за Георгием наконец закрывается входная дверь, я замыкаюсь на щеколду и выдыхаю. Голова кружится от напряжения. Спешу в кухню, наливаю стакан воды и выпиваю залпом, затем делаю так еще раз.

Я не думала, что Георгий начнет приставать или что-то в этом роде, он производит впечатление честного человека, влюбленного в жену, но за несколько месяцев жизни в столице пришлось научиться держать удар и не доверять никому, поэтому лишь сейчас, оставшись одна, могу расслабиться.

Что ж, не все так плохо. Здесь намного больше места, чем у Влада, не воняет тухлятиной и точно нет клопов. А еще здесь... очень красиво!

Я пробегаюсь по двушке, с интересом осматриваясь. Плюхаюсь на огромную кровать и, раскинув руки и ноги, любуюсь затейливым плафоном.

Вау. Просто вау. Вспоминаю нашу скромную люстру, которой лет, наверное, больше, чем Кире, и вздыхаю. Я стану топ-моделью, как Наталья Водянова, заработаю огромные деньги и куплю маме с папой новый дом. С современным ремонтом. У мамы станет меньше забот, она будет счастливее, а может, снова начнет танцевать, как в моем детстве.

Постепенно я все больше влюбляюсь в свои амбиции, рисую новое будущее.

Смотрю в потолок. Сердце колотится. Я скучаю по своим, очень сильно скучаю.

Не по тому, что в доме сейчас — атмосфера тяжелая, брат стал часто прикладываться к бутылке, связался с дурной компанией, дела идут плохо. Я по прошлому тоскую. Весело тогда было, уютно. Дней рождения не хватает. И мамы, которая была красивой, молодой и так классно танцевала!

Если я заработаю много денег, то родители оставят дом Кире, а сами переедут в новый. Может быть, даже ближе ко мне?

Но это будет нескоро, а пока... Я спускаюсь к консьержке и прошу позвонить.

Брат берет трубку почти сразу:

— Да?

— Киря, привет. Это Аня, я ненадолго, одолжила мобильник.

— Да я узнал, конечно. Как дела?

Я оглядываю шикарный подъезд и пожимаю плечами:

— Нормально. Готовлюсь к работе, в субботу важный кастинг. Как дома дела?

Брат быстро рассказывает. Всё по-прежнему, без изменений.

— Телефон еще в ремонте? — интересуется.

— Да, как только починят, я сразу напишу. Слушай, у меня есть просьба.

— Тебе давно нужен новый, — весело перебивает он. — Я вчера как раз поменял, новый китаец — это бомба...

Кирилл называет модель и начинает перечислять характеристики, в которых я ничего не понимаю, остается согласно хмыкать.

— …А как он фотает, Ань! Тебе, как модели, для всяких селфи обязательно нужно.

— Погоди, а зачем тебе новый телефон? Ты же еще за прошлый кредит не выплатил вроде бы.

— Да там немного осталось, до Нового года погашу. Но этот телефон — просто пушка. Я как увидел рекламу, начал отзывы читать... и пропал! Неделю вокруг него круги наворачивал, маме все уши прожужжал, потом она говорит: «Ну закажи, раз такой хороший». Обязательно посмотри хотя бы на витрине, я уверен, ты влюбишься в него с первого взгляда.

— Да-да, хорошо. Только я уже забыла название.

Киря вновь начинает диктовать, но я перебиваю, так как консьержке падает сообщение и мне неловко, что так долго разговариваю.

— Давай позже, меня торопят. Кирь, ты можешь немного денег перевести? — выпаливаю на одном дыхании.

Георгий оставил несколько купюр на комоде, но я так и не смогла к ним притронуться.

Пару секунд брат молчит. Глубоко вздыхает и выдает:

— На что?

Переминаюсь с ноги на ногу, не могу себя пересилить и попросить. Просить — это вообще не мое, сложно. Но надо. Максиму ляпнула, что деньги есть. Они с Георгием смотрели на меня, как на беженку — конечно, я отказалась от подачек! Надо тампоны хорошие купить, чтобы на фотосессии у Жана Рибу не подвели, обезболивающие и прочее. У меня все это есть, но в сумке, а сумка у Влада, рядом с домом которого дежурят те люди.

— Сколько сможешь. Мне пришлось съехать из комнаты, которую снимала. Только папе и маме не говори, они будут беспокоиться.

— Ты там тусишь по клубам, Анька? — В голосе брата звучит стальное подозрение. — Отец узнает, голову снесет.