Страница 12 из 34
Мы записываем его в венскую гимназию, все вроде бы как надо, приятный директор, довольно классный староста класса, только сын становится все более подавленным и тихим. Он страдает. Скучает по друзьям, по своей свободе, по Гамбургу. И я могу его понять. Если бы мне было семнадцать лет и у меня не было никаких привязок в Вене, я бы тоже предпочла Гамбург. В Вене все кажется провинциальным: политика уморительна до слез, одноклассники скучные, австрийский диалект смешон. И вот в самый разгар рождественской суеты он представляет своим неподготовленным, совершенно измученным родителям довольно хорошо продуманный план: он возвращается в Гамбург. Поселится у своего лучшего друга, его родители уже предупреждены, и у них есть свободная комната, так как второй сын учится год за границей. Директриса гамбургской школы уже поставлена в известность и готова принять его обратно — даже в середине учебного года. Семейное пособие будут продолжать выплачивать, и медицинская страховка тоже не проблема, если ребенок проживает в другой стране. Необходимая ему сумма денег детально расписана в электронной таблице Excel в соответствии с хорошо продуманным планом. Даже Оливер впечатлен. Мой сын, который обычно не может заставить себя пойти в булочную, когда в доме не остается хлеба, который ни разу не пытался подработать летом, чьи школьные тетради и учебники всегда выглядят так, как будто он случайно нашел их в контейнере для макулатуры, — он представляет нам эту бумагу, читает лекцию и приводит доводы, как консультант компании McKinsey на презентации по реструктуризации бизнеса. И конечно же, мы соглашаемся. Скрепя сердце и переживая, мы соглашаемся. Я слишком хорошо помню, каково это, когда тебе семнадцать и ты убежден в чем-то, а твои родители даже не думают разрешить это просто потому, что они родители, власть в их руках и они считают ерундой все, что тебе нравится. Нам бы ни за что не хотелось быть такими родителями, и именно поэтому мы соглашаемся. И еще потому, что ситуация вышла у нас из-под контроля.
Я много думаю о маленьком светловолосом мальчике, которого я родила слишком рано и вырастила в одиночку. О первых годах жизни в общей комнате, о его кровати рядом с моей, о том, как он засыпал только тогда, когда кто-то держал его за руку. Как он всегда был самостоятелен и как мы гордились друг другом: я — им, потому что он сам все понимал, а он — мной, потому что я была молодой классной мамой, которая не держалась за него из корыстных побуждений. Как легко он переехал в Гамбург, когда я познакомилась с Оливером, как быстро вписался в незнакомую ему жизнь обыкновенной семьи с отцом, матерью, ребенком. Я не могла не вспомнить нашу свадьбу, где он позировал для фотографии с нами перед загсом: в тесном костюме и со слишком коротко остриженными волосами он напоминал румынского сироту. И я отлично помню его первый день в школе в Гамбурге, когда мы оба с большим волнением ехали на незнакомом метро через незнакомый город в незнакомую школу. Как хорошо он со всем справлялся, и не к чему было придраться. Несмотря на то что зачастую быть моим сыном — это сплошное приключение.
Когда мы вечером закрываем магазин, это вовсе не значит, что мы заканчиваем работать. Кроме приема товаров, с которыми мы не справились в течение дня, пополнения запасов и бухгалтерских дел, вечером, конечно, всегда есть возможность немного увеличить суточный оборот. На мероприятии под названием «книжный стол»[8].
Чем чаще я участвую в подобных мероприятиях, тем страннее они мне кажутся. Почему люди отрываются вечером со своего уютного дивана, чтобы кто-то прочитал им книгу? На неудобных стульях, при резком освещении и посредственном качестве звука. Да и вино после этого обычно хуже, чем то, что есть дома. Кроме того, нужно признаться, что не все авторы хорошо читают вслух. Конечно, таких людей, как Свен Регенер или Рогер Виллемсен, можно слушать часами, даже если они зачитывают телефонный справочник Дюссельдорфа, и, конечно, есть писатели, которых истинные фанаты просто обязаны увидеть вживую, — известных, тех, кем вы восхищались всю свою читательскую жизнь, — но их можно пересчитать по пальцам одной руки.
Поскольку цель чтения состоит также в том, чтобы автор продал книги, то, конечно, оно не обходится без книжного стола. За ним, как правило, присматривает книготорговец.
Так как книжные столы редко приносят прибыль, а сверхурочная работа стоит дорого, то вечерние мероприятия обычно являются делом начальника, точнее начальницы. В конце концов, я ничего не стою. Именно так я провожу много вечеров в году: сижу в самом продуваемом углу зала для мероприятий за столом с книгами и маленьким ящичком для денег. У меня нет ни имени, ни должности. Я обслуживаю книжный стол.
Потому что, как только книготорговец оказывается вне стен своего книжного магазина и встает за стол, его положение сильно меняется. В собственном магазине я выступаю компетентным контактным лицом, экспертом и начальницей, и многим покупателям очень нравятся мои рекомендации.
Но стоит мне оказаться в неестественной среде обитания, например за книжным столом в ресторане, галерее, фойе театра и так далее, то я превращаюсь в безликое существо, в простую продавщицу. И снова и снова убеждаюсь в том, что на чтениях, где я стою за книжным столом, меня не замечают вообще или замечают, только хорошо приглядевшись. Книжный стол словно встает стеной между мной и участниками вечера. Авторы и издатели, с которыми мы до этого вели интересные беседы на вечеринках, теперь проходят мимо меня, как будто мы не знакомы. Когда я подхожу к ним и здороваюсь, большинство смущается, ведь я только что застала их за тем, как они обходятся с подчиненными.
В основном мы различаем два типа книжных столов. Предпочтение отдается тем, которые предназначены для так называемых конечных потребителей. Заинтересованные люди, которые хотят хоть раз увидеть своего любимого автора вживую, покупают представленную книгу на месте и приходят в восторг от автографа. Другие презентации рассчитаны почти исключительно на друзей автора или издателя, на прессу, книготорговцев, просветителей — другими словами, на людей, которых интересует не сама книга, а событие, поэтому они редко делают покупку. Для них книжный стол — это декорация, а книготорговец — в лучшем случае тот, кто за ней присматривает; в конце концов, ведь нужен кто-то, кто привезет как можно больше книг, аккуратно разложит их и после не оставит никаких следов.
Обычно на таких мероприятиях мне приходится объяснять гостям, почему они не могут бесплатно получить книгу, даже если они друзья детства жены автора. Книга принадлежит мне. Я покупаю ее у издателя, чтобы перепродать в книжном магазине или на книжном столе. Я не могу отдавать ее даром, потому что плачу за нее. Многим это сложно понять, и на некоторых мероприятиях мне приходится следить, чтобы книга не оказалась в чьей-то сумке Prada и не исчезла.
Легенда австропопа[9] празднует публикацию своих мемуаров в известном пафосном хойригере[10]. Уже на стоянке мой грязный фургон Dacia сильно выделяется среди всех роскошных спортивных машин и автомобилей премиум-класса. К этому времени у меня уже есть некоторый опыт, и, как всегда, я держусь поближе к обслуживающему персоналу. Правило номер один — установить контакт с другими подчиненными, такими как комендант, техник, официант, потому что есть шанс, что именно они помогут с тяжелыми грудами книг, возможно, выделят секретное парковочное место во дворе, обеспечат напитками и не выгонят, выключив свет, едва мероприятие успеет закончиться. Итак, мы с коллегой протаскиваем наши книжные горы сквозь праздную толпу, никто не пропускает нас, никто не придерживает нам дверь, зато мы ощущаем на себе неодобрительные взгляды, потому что наша тележка и пластиковые контейнеры портят вид. В конце концов, попивая апероль, вы вряд ли захотите видеть перед собой рабочих. Находится любезный официант, который проводит к месту, выделенному нам в центре ресторана, и наливает два белых шпритцера. Мы даже не успеваем разложиться, как уже выхватывают первые книги. Сотый раз я повторяю: «Мы книжный магазин и продаем книги. Если вы хотите получить экземпляр бесплатно, вам нужно обратиться в издательство».