Страница 42 из 43
Это упрямство генов начисто отрезает человека от всего опыта предыдущих поколений, заставляя каждую родившуюся особь обучаться всему заново. Обучение, как правило, происходит. Но! Оно всегда делается только через дрессировку, нарабатывающую те или иные цепочки условных рефлексов.
Этот факт давно требует объяснений. Но их нет. Как нет и никакой ясности по поводу того, какая часть мозга ответственна за генерацию именно мышления.
Разумеется, в поисках решения этой неприятной загадки наука цеплялась за все, что ей подворачивалось под руку. Но… всегда безуспешно.
Поначалу решающим фактором считался объем мозга и соотношение массы мозга и тела. Предполагалось, что своим удивительным свойствам этот орган обязан своей величине.
Но исследования множества гипофизарных карликов, имеющих массу мозга около 400–500 см3, показали, что существо с объемом мозга в три раза меньше нормативного — тоже способно говорить, петь, шутить, читать и писать романы, решать сложные математические задачи, стреляться на дуэли, гранить самоцветы и шулерничать при игре в карты.
Последним гвоздем в гроб «теории объема» стала красотка Антония Грандони, имевшая мозг 370 см3. Антония пела, танцевала, обладала нормальной речью, писала любовные стишки и занималась рукоделием. Мозг Грандони был исследован доктором Л.
Северини из Перуджи, который обнаружил, что чистый объем гемисфер (полушарий) красавицы равнялся 289 граммам, а еще 51 грамм приходился на мозжечок, ствол и продолговатый мозг. Основная работа по Грандони — Д. Кардон «D'una Microcefalata».
В XXI веке Антонию в миниатюрности головного мозга перещеголяли Чандра Бахадур, Джунри Балавинг и другие карлики Филипин и Непала.
Гипотеза взаимосвязи мышления и размеров мозга лопнула. Ее сменила версия о том, что «тем самым», ключевым, фактором является «зона Брока» (нижняя лобная извилина мозга).
«Брока» назначили ответственной за речь. Но и здесь вышел конфуз. Нижняя лобная извилина оказалась простым центром моторики губ, языка и гортани. Разумеется, ни малейшего отношения к смыслам и содержаниям звуков она не имеет и обслуживает всего лишь механику звукоиздавания. Аналогичная ей по функции извилина была еще в 1877 обнаружена доктором Duret у собаки и означена, как «центр лая», а позже найдена у всех млекопитающих без исключения.
«У животных нервные клетки в области Брока контролируют работу мимических и гортанных мышц, а так же языка» (Pinker S. The language instinct — the new science of language and mind. Penguin, London).
Затем выяснилось, что в процессе эволюции у homo несколько припухли лобные доли мозга. Этой-то припухлости и делегировали роль «главного отличия» человека от других животных.
Первым опроверг гипотезу об исключительной роли лобных долей Иван Петрович, за ним — У.Г. Пенфилд, а в 1977 году J. Hrbek поставил точку: «приписывание лобной коре самых высших психических функций традиционная догма, которая уже 150 лет задерживает прогресс научного познания».
Затем были обнаружены гены, типа HAR1, отвечающие за развитие коры мозга, а также другие мелкие генетические радости.
Поначалу это показалось решением неприятной загадки, но на проверку тоже оказалось блефом.
Дело в том, что если счастливого обладателя «Брока», HAR1, и самых больших лобных долей предоставить самому себе, с рождения лишив всякого влияния других homo, то мы вновь получим бессвязно мычащее существо. Мыча, оно будет мастурбировать при виде любой самки и при первой возможности в центре бальной залы наложит кучу.
Ни «лобные доли», ни HAR1 не сработают. Речь и мышление не возникнут.
История нейрологии и нейрофизиологии скрупулезно хранит все свидетельства о поведении тех особей homo, которые по разным причинам не прошли курс социально-культурной дрессировки. Этих документов много, но особенно живописны наблюдения за реальными «маугли», детьми разного возраста, в XIX–XX веках, обнаруженными в джунглях Индии.
О мальчике 12 лет:
«Его нельзя было заставить носить платье даже в самую холодную погоду. Когда сделалось холодно, ему дали стеганное одеяло на вате, но он разорвал его на куски и съел часть его вместе с ватой и хлебом» Jornal of the Asiatic Society Proceedings for june 1873.
О мальчике 14 лет:
«Он не говорил, он только визжал. Он не переносил одежды и стаскивал с себя все, что только на него надевалось. Не ел ничего, кроме сырого мяса и лакал воду языком. Предоставленный самому себе, он забирался днем в какое-нибудь темное место, ночью же выходил и бродил кругом ограды, если находил кость, принимался грызть ее с жадностью». Этот мальчик умер в приюте через четыре месяца». В Amherst Student помещено письмо профессора I. H. Seeye из Аллагабада (Индия), помеченное 25 ноября 1872 г.
О девочках:
«17 октября 1920 года в Годамуре, при уничтожении стаи волков были найдены две девочки — 1.5 лет и 8 лет. Доставлены в Миднарор. Из довольно подробных протоколов следует, что единственный звук, который они издавали — был крик-завывание. Этот крик начинался с грубого звучания и переходил в дрожащий пронзительный вопль на очень высокой ноте. Играя, они кусались. Старшая с 9 февраля 1922 года начала учиться передвигаться на коленях в выпрямленном состоянии (с выпрямленной спиной и без помощи рук) и вместо визжания научилась издавать звук “бхуу-бхуу”».
Обе девочки быстро умерли. Вскрытие показало наличие у них вполне здорового мозга. Разумеется, лобные доли, как и все остальные анатомические аксессуары, присущие современным сапиенсам, у них были вполне развиты.
Мы можем перебрать сотню примеров такого типа, начиная с XIV столетия и закончив XXI. Во всех случаях картина будет поразительно сходственна. Более того, качество мышления и интеллект непосредственных родителей тоже не будет иметь никакого значения.
Выстроив сколь угодно длинную цепочку из нобелевских лауреатов и лауреаток, мы можем разжиться «финальным» младенцем. У него будет безупречная академическая родословная и самая интеллектуальная «наследственность». Но опять-таки это будет обычное животное, не имеющее ни малейшего представления ни о конструкции простой зажигалки, ни о Павлове.
Как видим, наличие особых анатомических, физиологических и генетических механизмов, образовавшихся у человека в процессе эволюции, не играет никакой роли.
В данной ситуации не остается ничего другого, кроме как признать речь и мышление (т. е. внутреннюю речь) — случайными эпифеноменами работы мозга.
Что такое «эпифеномен»? Это некое побочное, второстепенное явление, которое может сопутствовать основным явлениям… а может и не сопутствовать. В зависимости от обстоятельств.
Фактология беспощадна. По всей вероятности, мозг предназначен отнюдь не для мышления, а лишь для обеспечения сложных физиологических функций сложного организма. Он может быть использован для мышления. А может и не быть, как это доказывают те миллионы лет, когда homo довольствовался скромной ролью стайного животного, проводящего жизнь в поисках падали.
Итак, эволюция не закрепляет те свойства, которые человек считает своими главными отличиями от других животных. Более того, эволюция выказывает в отношении речи, мышления и интеллекта поразительное пренебрежение. Они представляются ей менее важными факторами, чем форма лапок крота или цвет шерсти медведя. Увы, но генетическая незакрепляемость речи и мышления — это очень отчетливая «черная метка». Она прямо указывает на ничтожную значимость этих явлений не только в системе Вселенной, но даже и на Земле.
Ничего удивительного. Миф о мозге — это всего лишь очередной послед «Альмагеста». Мнение о том, что мозг человека это «нечто, превосходящее сложностью и значительностью все, что мы знаем во Вселенной», вероятно, следует считать милым вздором и оставить дамам-психологам.
К сожалению, в разряд этих дам попадает и Докинз.
Дело в том, что мозг homo по параметрам «сложности», как часть картины вселенной, не может рассматриваться всерьез. Особенно по сравнению с планетарным движением, нуклеосинтезом, дырами и прочими естественными механизмами, которыми набиты галактики.