Страница 26 из 234
— Что вы имеете в виду?
— То, что господин Рэна, сегодня утром топчась у дежурного, пребывал в подавленном состоянии духа. Хотел, чтобы в это дело не впутывали его жену и детей, что, с учетом обстоятельств, вполне объяснимо. Затем и вовсе раскис и стал стенать по поводу покойного брата.
— Все ясно, — сказал Волк, до которого, наконец, дошло, почему Уокер ведет себя так сдержанно. Детектива это раздосадовало, хотя он и понимал, что старший инспектор лишь делает свою работу. — Раньше я не только никогда не встречался с Виджеем Рэной, но даже не слышал о нем. Моя единственная цель состоит в том, чтобы сохранить ему жизнь. На мой взгляд, если кто-то из нас двоих во время этого разговора и будет нуждаться в защите, то это, скорее, я.
— В таком случае вы не станете возражать, если я тоже поприсутствую на вашей встрече, — ответил на это Уокер.
— Так я буду чувствовать себя в полной безопасности, — беспечно бросил Волк.
Уокер проводил его в заднюю часть здания, где располагались камеры предварительного заключения. Там в напряженном ожидании томились еще трое полицейских, осведомленных о положении дел. Старший инспектор представил каждому из них Волка и Финли, после чего попросил офицера, стоявшего на часах у двери, ее отпереть.
— Мы посадили его в самую дальнюю камеру, подальше от других постояльцев, — сообщил им Уокер.
Дверь тяжело распахнулась, явив взорам замызганный туалет, голубой матрас и подушку, лежавшие на деревянных нарах и составлявшие собой все убранство узилища. Рэна сидел, обхватив руками голову, промокшую куртку с капюшоном он с себя так и не снял. Когда за ними громко щелкнул замок, Уокер медленно подошел к задержанному.
— Господин Рэна, эти двое полицейских позаботятся о…
Рэна поднял взгляд, его глаза остановились на Волке и тут же налились кровью. Он спрыгнул с нар и бросился вперед. В этот момент Уокер и Финли схватили его за руки и оттащили назад.
— Скотина! Скотина!
Двум опытным полицейским не составило труда утихомирить Рэну, человека невысокого и довольно тучного. На его багровом лице неровными ошметками торчала трехдневная щетина. Крик, казалось, лишил его сил, он упал на кровать и зарыдал. А когда немного успокоился, Уокер и Финли его отпустили. Напряжение постепенно спало.
— По поводу брата прими мои соболезнования, — ухмыльнулся Волк, и Рэна вновь устремил на него взгляд бешеных глаз. — Что ни говори, а он был натуральный кусок дерьма.
— Скотина! — опять закричал Рэна, а Уокер и Финли схватили его за запястья, не давая встать с нар.
— Билл, черт бы тебя побрал! — жалобно вскрикнул Финли, когда ему в пах врезалась острая коленка.
— Повторите что-либо подобное, Коукс, — зло бросил Уокер, — и я даже пальцем не пошевелю, чтобы его остановить.
Волк покаянно поднял руку, отошел на несколько шагов назад и прислонился к стене. Когда Рэна успокоился, ему обрисовали сложившуюся ситуацию: о том, что он сдался, знает лишь очень узкий круг лиц; в ближайшее время его передадут на попечение Службы защиты свидетелей; он правильно поступил, что сам пришел в полицию, и теперь будет в безопасности. Когда Виджей получил достаточно информации и проникся к полицейским некоторым доверием, Финли, как его когда-то учили, с ходу переключился на допрос — спросил, знает ли он кого-то еще из убийственного списка, велел назвать имена людей, которые могли бы желать ему зла, и поинтересовался, не было ли в последнее время подозрительных телефонных звонков или других инцидентов.
— Могу я задать вам несколько вопросов по поводу брата? — спросил Финли с такой обходительностью, которой Волк от него в жизни не слышал.
Он постепенно подводил Рэну к теме, которая, по их общему мнению, была для него больным местом.
Волк, чтобы ничем не провоцировать ситуацию, отвел глаза в сторону и, не отрываясь, смотрел на дверь.
— Зачем? — спросил Рэна.
— Затем, что между фигурантами списка и его жертвами должна быть какая-то связь, — мягко объяснил ему Финли.
Волк закатил глаза.
— Спрашивайте, — сказал Рэна.
— Когда вы в последний раз виделись с братом?
— Году в две тысячи четвертом… может, в две тысячи пятом… — неуверенно протянул Виджей.
— Значит, на суде вы не присутствовали?
— Нет, не присутствовал.
— Почему? — спросил Волк впервые за последние пять минут. Уокер подскочил к Рэне, чтобы удержать на месте, но тот даже не дернулся, хотя и на вопрос тоже не ответил. — Хочешь я скажу, почему ты ни разу не явился на процесс над собственным братом? — продолжал Волк, напрочь игнорируя сердитые взгляды Уокера и Финли. — Ты заранее знал, что он виновен!
Рэна промолчал.
— Ты давно знал, что он будет делать, поэтому заранее сменил имя, чтобы от него отгородиться!
— Я понятия не имел, что он задумал…
— Знал! — крикнул Волк. — И даже пальцем не пошевелил, чтобы его остановить. Сколько лет твоей дочурке?
— Коукс! — завопил Уокер.
— Сколько? — заорал в ответ детектив.
— Тринадцать, — пробормотал Рэна.
— Твой братец, не останови я его, мог бы сжечь заживо и твою дочь! Она его знала и, вероятно, доверяла. Как, по-твоему, смог бы он устоять перед такой легкой добычей?
— Прекратите! — закричал Виджей, будто ребенок, закрывая руками уши. — Прекратите, прошу вас!
— Ты, Виджей Халид, мой должник! — заорал Волк, брызгая слюной.
С этими словами он забарабанил в дверь камеры, предоставив Финли и Уокеру право утешать хнычущего Рэну.
В пять минут восьмого вечера Волку позвонили, пообещав прислать кого-нибудь в половине одиннадцатого. Служба защиты свидетелей все еще подбирала опытных сотрудников, проводила инструктаж и подыскивала подходящий дом с учетом нависшей над Рэной угрозы. Эту новость Волк сообщил Уокеру и его людям, которые даже не попытались скрыть, что он и без того уже злоупотребил их гостеприимством.
Утомившись от их косых взглядов, он решил купить какой-нибудь еды для себя, Финли и задержанного (в виде меры предосторожности запретив напарнику кормить Рэну чем-либо другим). Детектив великодушно предложил купить всем чипсов — не оттого, что считал себя чьим-то должником, а лишь из опасений, что с пустыми руками его обратно не пустят.
Волк натянул влажный плащ, и один из полицейских открыл перед ним бронированную дверь. Тяжелая железная плита гасила звуки бушующей на улице грозы. Волк побежал в направлении проспекта, ныне безлюдного и пустынного, стараясь соизмерять свои шаги с мини-цунами, накатывавшими каждый раз, когда по глубокой луже проносилась машина. Найдя забегаловку быстрого питания, он перешагнул порог и ступил на мокрый, забрызганный грязью пол. Когда он закрыл за собой дверь и отгородился от оглушительного дождя, у него в кармане зазвонил телефон.
— Волк, — ответил он.
— Привет, Билл, это Элизабет Тейт, — произнес глубокий, с хрипотцой, голос.
— Чем могу быть полезен, Лиз?
Элизабет Тейт была жестким и решительным адвокатом. Вот уже тридцать лет она выступала на переднем крае защиты задержанных (от пьяниц до убийц), неспособных самостоятельно нанять адвоката, и была единственной, кто поддерживал всех отчаявшихся и оказавшихся в изоляции. Помимо этого она предоставляла целому ряду полицейских участков в центральной части Лондона услуги дежурного юрисконсульта, и хотя их мнения по самым разным вопросам значительно расходились, Волк Элизабет любил.
Там, где другие законники врали без зазрений совести, не ради клиентов, вина которых не вызывала сомнений, но лишь в угоду собственному эго, Элизабет защищала своих подзащитных в дозволенных законом рамках, но не более того. Несколько раз, когда женщина искренне верила в невиновность клиента, им доводилось ссориться. В таких случаях она сражалась неутомимо и страстно, как и полагается одному из лучших адвокатов города.
— Я так думаю, ты сейчас охраняешь господина Виджея Рэну, — сказала она.
— Рубленая ветчина и чипсы, две порции, пожалуйста, — заказал за его спиной чей-то голос.