Страница 225 из 234
— С меня будет причитаться…
Он явно был разочарован.
— …и я тебе клянусь, что буду использовать термин «суицидальный текст» в каждом интервью и на каждой пресс-конференции с этого момента и пока мы не добьемся его включения в «Оксфордский словарь».
Глаза Стива загорелись от мысли, что он увековечит себя через свое открытие и название, которое он ввел для обозначения невосстанавливаемого сообщения, которое можно прочитать всего раз и которое использовали убийцы для общения со своими последователями.
— Считай, что ты меня купила.
После встречи с тюремным врачом Руше отвели в столовую к подборке подносов с коричневой жижой всевозможных оттенков. Никак не попытавшись возродить собственный аппетит, он добавил половник горошка для цвета и отнес свой поднос к столам. Люди, сидящие на забитых лавках, смотрели, как он проходит мимо, отрицательно мотали головами, когда он приближался к немногим имевшимся свободным местам. Руше направился в самый конец комнаты, заметив стол, возле которого стояла горстка одиноких фигур, и узнав одного из тех, кого он видел в раздевалке этим утром.
Он глубоко вздохнул и подошел ближе.
— Добрый. Не возражаете, если я сяду тут?
Кряжистый мужчина казался весьма потрепанным жизнью. Ему было хорошо за пятьдесят, впалые черты и старые шрамы переплетались с морщинами на его лице.
— Все зависит от тебя. Ты один из людей-Кукол? — спросил он с музыкальным ирландским акцентом.
— Нет. Не он, — радостно ответил он. — На самом деле это довольно интересная история, — пообещал он, кивая на пустое сиденье.
После недолгого обдумывания мужчина указал рукой, приглашая сесть.
— Дэмиен Руше, — сказал Руше, протягивая руку.
— Без обид, — сказал мужчина, смотря по сторонам, — но я думаю, что после того, как я пожму тебе руку, меня зарежут.
— Никаких обид, — улыбнулся Руше, убрав протянутую руку и попробовав свою еду. Он скорчился и отодвинул поднос подальше от себя.
— Так что ты там говорил? — подтолкнул его мужчина.
— Верно. Итак, я не Кукла. Я коп… Ну, был им. Црушник на самом деле.
— Нервно посмотрев на своих соседей, пожилой мужчина понизил голос и прошептал:
— Так даже хуже.
— Правда? — спросил Руше, рассеянно положив вторую ложку в рот.
— Если ты коп, откуда у тебя такие шрамы на груди и почему тебя заперли тут с нами, дегенератами?
— Я работал над делом Кукол. Я старался остановить их, и единственным способом внедриться было изуродовать себя вот этим, — честно ответил Руше, держа руку на груди. — И я здесь, потому что преследовал человека, стоящего за всем этим…
— Якобы. Всегда говори якобы.
— Хорошо. Я якобы преследовал человека, стоящего за всем, от площади Пиккадилли до парка Святого Джеймса, где я якобы обезвредил его и затем якобы казнил сукина якобы сына с предположительно избыточным количеством выстрелов в грудь, и из-за этого вот он я, сижу с тобой и ем… — он в замешательстве посмотрел на жижу перед собой.
— Говядину Веллингтон, — объяснил бывалый сиделец.
— …ем говядину Веллингтон, — закончил он. — Якобы.
Мужчина посмотрел на Руше, не зная, что и думать о нем.
— Или, может, ты просто очередной коррумпированный коп.
— Может, — сказал Руше и сделал глоток водянистого апельсинового сока. — Бог свидетель, на воле таких достаточно. — Он затих, когда мимо стола проходили его знакомый неонацист вместе со своими дружками. — Но знаешь что? Они всегда получают по заслугам… в конце концов.
— Ты действительно веришь в это? — изумился мужчина.
— Да, я в это верю.
Он покачал головой.
— Оптимизм! Давненько не слышал такого… Ты тут очень долго не протянешь.
— Именно поэтому мне бы не помешал друг, — сказал Руше, снова протягивая руку. — Дэмиен Руше.
Его собеседник за обеденным столом засомневался.
— Ну же. Не заставляй себя ждать, — улыбнулся ему Руше.
Тяжело вздохнув, мужчина потянулся через стол и пожал протянутую руку. Он был уверен, что пожалеет об этом.
— Келли… Келли МакЛафлин.
Бакстер очень хотелось, чтобы ей все еще можно было пить вино.
В 19:29 она задавалась вопросом, какого дьявола она вообще встала и ответила на звонок в дверь.
— Андреа.
— Эмили.
Известная журналистка прошла за ней в гостиную, и Бакстер рухнула на диван. Приняв идеальную позу, Андреа села и начала выкладывать вещи из сумки на кофейный столик.
— Как ты себя чувствуешь?
— Погано, — ответила Бакстер, выглядевшая несколько изможденная в сравнении с дикторшей новостей, всегда готовой к съемкам.
— Я принесла то, о чем ты просила, — сказала Андреа, достав футболки «Волка из клетки» всевозможных размеров, готовясь к финальным аккордам кампании.
— Спасибо. Ванита дала ему неделю.
— А если мы убережем его от тюрьмы, — осторожно начала Андреа. — Думаешь, вы двое будете?..
Бакстер застонала и потерла лицо: «Будем что? Твое-то какое дело?».
— Мне все равно. Но думаю, что я озвучу мнение каждого, кто когда-либо видел и когда-либо увидит вас с Волком в одной комнате вместе, когда говорю, что тот танец, который танцуете, несколько устарел.
— Я с Томасом! — выпалила Бакстер, откатываясь от своей гостьи в надежде найти такую позу, которая будет приносить ей меньше боли.
— Я знаю.
— Он такой хороший.
— А Уилл — нет, — кивнула Андреа. — Но в этом-то все и заключается, не правда ли?
Бакстер не ответила.
— Ты ведь знаешь, почему между нами все закончилось? — спросила Андреа. — В смысле реальную причину? Дело было в том, что неважно, как сильно он любил меня, и ведь он искренне любил, и неважно, как хорошо он обо мне заботился, и ведь искренне заботился, нельзя было игнорировать то, что он просто любил больше кое-кого другого… тебя.
Бакстер накрыла голову подушкой.
— В любом случае это не мое дело. Но почему это тебя так терзает, если ты уже приняла правильное решение?
Бакстер медленно села и посмотрела на бывшую жену Волка.
— Знаешь, жизнь пошла очень и очень не туда, если ты — единственный человек, с которым я говорю об этом, — засмеялась она над собой. — Пошло оно. Я покажу тебе. — Она встала, чтобы достать что-то из кармана куртки, и протянула сложенный кусок открытки Андрее, а после села обратно. — Я нашла это среди вещей Финли, — объяснила она, дав своей собеседнице время, чтобы прочитать открытку. — Начнем с того, что я носила ее с собой на случай, если это зацепка. А сейчас… Я не совсем понимаю зачем. Это его почерк, но он писал это не для Мэгги. Он любил ее больше жизни, но написал это не для нее.
Андрея сложила записку и отдала ее обратно.
— Звучит несколько… собственнически.
— Ты права. И страстно. И зло. И отчаянно. Ты можешь представить, что кто-то любит настолько сильно? Кто-то любит тебя настолько неистово? Вот что занимает все мои мысли, — призналась Бакстер.
— Тем не менее Финли и Мэгги были счастливы, — отметила Андреа. — Кому бы ни предназначалась эта записка.
— Да, были, — кивнула Бакстер, приведя тему к неоднозначному завершению. — Спасибо, — саркастично сказала она.
— В любое время, — ответила Андреа, перебирая предметы на кофейном столике. — Ты видела сегодня Руше?
— Да.
— Вот эту историю ты мне так и не поведала, — напомнила ей Андреа.
Бакстер была в полной растерянности:
— Я могу тебе довериться?
— Конечно.
— С чего мне начать?
Андреа подумала.
— Двадцать первое декабря. Девять часов. Лондон задыхается под огромным количество снега, а Лукас Китон бежит через ворота парка Святого Джеймса…
Бакстер глубоко вздохнула и начала говорить.
За стопкой дешевых футболок радостно моргнул красный огонек — коробочка размером с ладонь внимательно слушала, записывая каждое ее слово.