Клянусь, я твой

— Да, родители продали дом после того как мы отсюда уехали.

Кейн ничего на это не отвечает и мы снова погружаемся в молчание. В возникшей тишине слышится, как на стекло опускается разошедшийся дождь. Не знаю почему, но мне не кажется это чем-то неправильным. Когда уже впереди мелькает отель, я даже удивляюсь, как быстро пролетело время, наверное он подумал о том же, потому что в следующий миг раздается его спокойный, даже мягкий голос:

— Как у тебя дела? Слышал, ты получила звание «Журналист года». Работаешь в своей сфере. Как и хотела.

Последнее у него получается чуть тише и с лёгкой ностальгией, как если бы он вспоминал. Я поджимаю кончики пальцев на ногах и старательно держу лицо.

И всё же как это всё до глупости абсурдно.Знакомыенезнакомцы.

Так ведь обычно называют людей, которые когда-то были близки? Но дело в том, что мы были не просто близки. Когда-то мы любили друг друга, шли наперекор родителям и даже собирались вместе сбежать. Даже не верится, что все это было правдой…

— Да, в прошлом году получила диплом, — отвечаю я. — Теперь у меня свой кабинет.

Тут Кейн поворачивает руль, криво улыбаясь чему-то своему.

— Здорово, когда есть влиятельные родители.

Пару секунд ничего не происходит, он заезжает на парковку отеля и останавливается в свободном ряду.С моих губ слетает резкий вздох. Кейн это видит, и тут же понимает, что ему вообще не следовало открывать рот. А ещё он видит выражение на моём лице. И оно говорит:

Дакак ты смеешь?

— Черт, я не это имел в виду.

— Спасибо, что подвёз, — мой голос сухой и твердый, я выхожу из машины и громко закрываю дверцу. Резко набирая в лёгкие воздуха, я прикрываю голову сумкой, быстро перебегаю по залитой ливнем дорожке и направляюсь в здание.

6

Я смотрю в залитое дождем лобовое стекло, уперев руки в рулевое колесо, как она перебегает изящно по дорожке, использовав над головой прикрытием сумочку, которая на самом деле мало что помогла.

Она двигается на каблуках так мастерски, будто всю жизнь только это делает. Я бы описал ее внешний вид, используя самые эстетические и возвышенные метафоры, и сказал, как ей чертовски идут платья, но дело в том, что я уже видел ее там, когда она брала интервью у Морриса. Наблюдал со стороны, жадно изучая поразительно женственные изгибы тела, и понимал, что черт возьми, насколько же она ослепительно красива.

Шикарная девушка. Ее красота кажется мне хрупкой, поражающе тонкой и изящной. Если она так похорошела спустя пять лет, то что простите, будет через десять? Она и когда-то была поражающе красива, но в этом случае на языке крутится до нелепости банальная вещь о том, что красивая женщина как хорошее вино, с годами становится все лучше. Хотя, какие ее годы? Двадцать три от роду — и она уже пользуется высокой популярностью среди мужчин. За ней уже выстраиваются толпами мужчины, и мне не нужны никакие доказательства этого, взять хотя бы Блейка, который весьма переборчивый в отношении к женщинам. Какой-то хлюпик открывает перед ней дверь и она заскакивает в стеклянную дверь гостиницы, предварительно поблагодарив его своей милой улыбкой.

Независимая и самодостаточная девушка, которая пять лет назад клялась, что только моя. Ее отец был прав, что я мог ей дать? Желтую выцветшую комнату в старой потрепанной однушке и кучу долгов? Я даже не мог купить ей самый дешёвый букет цветов, о чем мы с вами вообще тут говорим? Я помню, как беспокоился каждый раз, когда заходил разговор о деньгах. Меня пожирала неспособность дать ей элементарное, сводить на нормальное свидание, где она бы улыбалась мне, сидя напротив с чашечкой кофе на террасе какого-нибудь уютного кафе. А она не беспокоилась. Обхватывала своими нежными ладошками мои щеки, улыбалась и говорила, что я глупый. Но как и у каждого нормального мужчины, страдало мое эго. Каждый раз, гуляя с ней вместе, проходя мимо милой старушки, продающей на углу продуктового магазина букеты цветов, она даже не замечала их, или делала вид, что не замечает, а я смотрел на эти счастливые пары и давился завистью. Я умирал от бессилия, видя как парень на ходу, вот так спонтанно во время прогулки купив букет, дарит своей девушке только чтобы сделать ей приятно… Как же я мечтал, что однажды заявлюсь к ней домой с шикарным букетом цветов, позову в самый дорогой ресторан и скажу, что у меня получилось. Что я выиграл эту чертову жизнь, успешно прошел обучение, в которое вкладывал все свои заработанные на трех работах копейки, и меня приняли в брокерскую компанию. Но, к сожалению, в жизни все не так радужно, как в наших мечтах, и порой нам приходится ломать крылья и больно разбиваться о землю.

Курсы, в которые я впахивал столько времени, я провалил. Она об этом даже не узнала. Не успела. Наши отношения прервались, и если честно, я сам до конца не понял, как это произошло. Я убеждал себя, что она поступила правильно, наверное, так бы сделали большинство девушек. Но дело в том, что Кимберли не большинство. Сегодня, когда мы впервые после стольких лет посмотрели друг другу в глаза, я увидел в них отчаяние и где-то там, на самой глубине едва тлеющую ненависть. Откуда она? Не так, не так, что-то не так.

Постепенно шум ливня стихает, и капли дождя уже не так агрессивно бьются ко мне в стекло. Я смотрю, как люди изредка перебегают красной дорожкой в отель, выскакивая из припаркованных автомобилей, заглушаю мотор, который оказывается все это время гудел, и выхожу из машины.

Ввалившись в холл, встряхнув от влаги рукой волосы (все-таки дождь успел намочить одежду), быстро осматриваю просторное пятизвездочное пространство, выдержанное в белоснежных тонах, хотя по моему мнению, оно так, тянет на четверочку. Не больше. Мой взгляд падает на витиеватую стеклянную лестницу, я вижу как Кимберли уже почти наверху, поднимается по ней босиком, держа в руке туфли и сумку, на изгибе ее локтя болтается плащ. С ее золотистых волос льется ручейками вода, по зеркально чистых ступеньках за ней тянутся небольшие следы от уличной грязи. От созерцания меня отвлекает радостное приветствие молодой администраторши с бейджиком на левой половине груди, которая встречает меня за стойкой формальной улыбкой.

— День добрый, — я останавливаюсь перед стойкой, быстро оценив глазами теперь уже само помещение.

С ее лица не сходит приветственная улыбка.

— Чем могу быть вам полезна?

Можешь. Даже не представляешь, как.

— Скажите, а эта милая девушка, — я нарочно прослеживаю взглядом исчезающую на этаже Кимберли, видя, как администратор заинтересовано смотрит туда же, что мне и нужно. — Она давно заселилась к вам? Мне нужно кое-что о ней узнать.

Девушка нервно поправляет юбку и бросает на меня взгляд из-под лоба. Понимаю. Не каждый день поступают подобные просьбы. Не волнуйся, детка, я не маньяк. И сердца девушек по завтракам не ем.

— Например? — настороженно говорит она.

Я ставлю ладонь на стойку и чуть наклоняюсь вперёд.

— Дата приезда. Номер, в который она заселилась. Одна или с кем-то? И последнее: номер телефона.

Боюсь, от такого количества запросов у нее чуть глаза на лоб не полезли. В ее глазах появляется скрытое опасение, а еще зависть, но все это тщательно замаскировано формальностью. Этика, чтоб ее.

— Извините, сэр, но боюсь ничем не могу вам помочь. Мы не можем распространять информацию о наших клиентах. Политика отеля.

Что ж, справедливо.

- Могу я ещё чем-то вам помочь? - и снова эта фирменная улыбка.

Я наклоняюсь еще ниже, хищно улыбаясь. Это будет весьма занятно.

7

— День добрый, Кимберли Вильямс. Ваш заказ доставлен к отелю, я стою тут уже полчаса, скажите пожалуйста, не могли бы вы спуститься, чтобы забрать цветы?

Я сижу, застыв статуей за столом, и понимаю, что включила громкоговоритель. Не нарочно, случайно. Не менее шести пар глаз уставились на меня, как в какой-то нелепой замороженной картинке, в зале повисает такая невозможно плотная тишина, что я почти физически ощущаю, как ее можно разрезать ножом. Черт меня дёрнул принять этот вызов!