Клянусь, я твой

— Может потому что она не хочет? — брови Элайны ползут вверх, соединяясь, а тон становится тише и хищнее. — Ты как сюда вообще попал? Посторонних в отель не пропускают.

Я пожимаю плечами и вытягиваю из кармана болтающуюся связку ключей.

— Снял номер неподалеку.

— Да, я совсем забыла, что у тебя теперь есть деньги, — и небольшое облегчение в ее выдохе заставляет верить, что говорит она правду. — Быстро ты. Но не настолько, чтобы предотвратить неизбежное, — тут ее нижняя губа начинает дрожать, а глаза пронизываются такой скорбью и сожалением, что у меня невольно перехватывает дух. — Бедная Ким не выдержала и решила покончить со всем этим раз и навсегда.

Я в шоке округляю глаза, мое сердце ухает куда-то вниз, ладони покрываются липким потом. Из моей груди вырывается вздох осознания. Я размашистым движением отталкиваю ее до стены, до конца не понимая вдруг перекошенное дьявольской улыбкой лицо Элайны и лёгкое сотрясение ее плеч, и быстро залетаю в номер.

— Ким?! — я по очереди пинком толкаю каждую дверь, но везде пусто. — Ким, не делай этого!

Наконец я врываюсь на кухню и застываю в дверях, остановив себя руками, расставленными по бокам дверной рамы. На мою грудь словно падает свинцовый лист.

Кимберли стоит без движения. Она в каком-то заторможенном спокойствии поднимает на меня глаза и смотрит на меня рассеянным, туманным взглядом. В ее руках стакан чистой, прозрачной воды, а в ладошке лежит горсть таблеток.

16

Всё происходит в считанные секунды. Я подлетаю к ней и выбиваю из руки таблетки.

— Кимберли! Ты с ума сошла, что ты делаешь?

Она моргает, глядя на то, как разлетаются по полу таблетки, как они катятся в разные концы, создавая при этом звук, похожий на то, как если бы кто-то рассыпал зерна кофе. Ким смотрит на меня в полном замешательстве.

— Я хотела принять витамины. Что тут такого?

Тут раздается смех с порога. На миг у меня задерживается дыхание. Я зажмуриваюсь и качаю головой, помимо воли сам начинаю улыбаться. Да, кажется, понимаю, в чем дело.

— Элайна, — тут наши глаза пересекаются. Ее — блестят коварным весельем. Она обращается к Ким:

— Зато теперь я знаю, что ты с ним не пропадешь. Реакция получше любой реактивной ракеты, — девушка одета в милый наряд и с сумочкой на плече, хотя ещё пару минут назад на ней был обычный халат.

— Чао.

Элайна уже уходит, помахав пальцами на прощание, но тут мое внимание привлекает упаковка таблеток. Я беру ее со столешницы, не прочитав название, но успев увидеть надпись — «экстренный контрацептив».

— Дай сюда, — Кимберли вырывает у меня пачку и вытягивает блистер. Я смотрю на нее, как она нажимает пальцем и оттуда выпрыгивает белая округлая таблетка.

— Это… То, что я думаю?

На миг мой голос запинается и становится глуше, он звучит словно из-под земли. Я сглатываю, у меня перехватывает дыхание.

— Да, да, и не смотри на меня так, — Кимберли отворачивается, запивая таблетку водой. Глотнув из стакана, она небрежно бросает пачку и ставит его на стол. — Второго раза я не вынесу, — думая, что я не слышу, тихо бормочет она, уходя.

Я стою в шоке. Пару секунд смотрю на таблетки, не думая ни о чем и не чувствуя под пальцами их веса.Тут я бросаю их на стол и бегу за ней, хватаю за руку и резко тяну на себя. Кимберли всхлипывает и утыкается лицом прямо мне в грудь. Ее руки соединяются за моей спиной, ее слегка перетряхивает, она плачет.

Я обнимаю ее, мягко поглаживая, и шепчу в волосы, едва узнавая свой внезапно севший голос:

— Я не знал, Ким. Я ничего не знал. Он не сказал мне. Ни слова. Только то, что ты выходишь за Стэна.

— Я ведь говорила, что люблю только тебя, — раздается её заглушенный голос. Я чуть отстраняюсь и обхватываю лицо Ким своими ладонями, поднимаю так, чтобы видеть ее глаза, и осторожно говорю:

— Мы оба были юными и глупыми. Сейчас мы повзрослели. Все в прошлом, Ким.

— И любовь тоже.

— Нет, — я твердо отвечаю. — Я всё обдумал. И я хочу склеить. Ким, я люблю тебя.

Пять лет назад, наверняка, услышав от меня эти слова снова, Ким бы расцвела, она бы подарила мне поцелуй и улыбалась, улыбалась, улыбалась. Но сейчас от нее раздается короткое и прохладное:

— Только ты не учел мои чувства.

— Ты же тоже любишь меня, разве нет?

Несмотря на твердость в моих словах я понимаю, что они кардинально расходятся с мыслями, и я чертовски, до ужаса не уверен в этом. Если она скажет «нет», я прямо сейчас, прямо здесь вот в эту минуту сдохну от боли.

— Люблю. Наверное. Но иногда этого мало. Пять лет назад мне было достаточно, сейчас… Не знаю, наверное я повзрослела.

Кимберли отводит взгляд, неловко убирает мои ладони и отступает, создавая между нами дистанцию. Я делаю вид, что меня не задело это.

— Мы ведь оба оказались жертвами. Мы оба… — я с отчаянием смотрю на нее. Это сделали твои родители. Они разлучили нас, — мои глаза досадно прикрываются. — Пять лет… Пять лет я думал, что ты меня предала. Не мог тебя простить.

— Я тоже.

— Ким, — я порывысто делаю шаг, наклоняю голову и безошибочно нахожу ее ладошки. Наши лбы легко соприкасаются. Я истово шепчу: — Я буду здесь. Если ты захочешь… В общем, вот, это ключи от моего номера, — я отстраняюсь, вкладывая в ее маленькую ладонь нагретый от моей кожи металл, ощущая ее слабое шевеление. — Он рядом, через одну дверь, никуда не нужно идти и спрашивать.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее. Кимберли опускает голову, несколько мгновений она смотрит на ключи, и я понимаю, что мне жуть как хочется узнать, о чем она думает.

— С кем ты оставил Оливию?

Я скрываю в голосе удивление:

— Ей десять лет. Она уже достаточно взрослая, чтобы остаться на одну ночь одной.

— И как ты ей это объяснил? — тут Кимберли поднимает голову и я вижу в ее глазах небольшую путаницу и грусть.

— Сказал, что отправляюсь завоёвывать твое сердце.

— И она…

— Поддержала, — я выдыхаю, видя, как в ее взгляде появляется невероятное облегчение, словно она ожидала услышать как минимум нецензурную брань в свою сторону. — Чтобы ты знала, она сама чуть не вытолкнула меня из дома. Я же говорю, Ким, она обижена, но она любит тебя.

Кимберли ничего не отвечает. В наступившей тишине наше молчание не кажется тягучим и напряжённым. И перед тем, как я окончательно ухожу, я вижу несмелую улыбку на ее губах, вряд ли незаметную другим, и понимаю, что я не ошибся. Оливия уже давно прочно засела в сердце Ким и никакие года, обстоятельства и преграды не смогли отнять у нее эту любовь.

17

Наверное, это была плохая идея.Очень плохая.

Броситься в омут с головой, потерять рассудок и самого себя, наплевав на все жизненные установки, которым следуешь годами — в этом весь я, чего уж лукавить. Решение всегда даётся просто, если ты идёшь за зовом сердца. Не знаю, хорошо это или плохо, но бояться последствий — это не про меня.Я знаю, что если Ким отвергнет меня, я сам себя возненавижу до такой степени, что будет противно смотреть в зеркало и слышать собственный голос.Плевать.

Я был другим, пока на меня не посмотрел скрытый мир, в котором плясали вихри безумия и неограниченной свободы. В этом мире другая нравственность и другие заповеди, и я впервые не считаю, что он неправилен. Этот мир посмотрел на меня спустя пять лет через омут пронзительно-серых глаз, он собрал меня по кусочкам, вылепил заново и сделал живым. И я думаю, откуда в ней это берётся — такая безусловная, необозримая властьнад моим самообладанием? Почему я словно с цепи срываюсь всякий раз, когда она попадает в поле моего зрения? Почему нешуточные ледяные мурашкипробегают по моему затылку, стоит мне услышать её голос? Почему мне так хочется прямо сейчас ворваться к ней в номер?..

Я знаю, что дал ей время «на подумать». Что сам хотел, чтобы она решила, нужны ли ей эти странные и болезненные отношения с таким как я, когда вокруг есть и всегда будут другие мужчины, жадно пускающие слюни на мою Ким. И я без зазрения совести и без капли вины скажу, что я готов разорвать им пасть и хладнокровно убить только за один похотливый взгляд в ее сторону.