Первые

Кирьянова поворачивается ко мне, скользит взглядом по лицу, вызывает ответную реакцию. Каждая клетка в теле настраивается на нее. Подушечки пальцев покалывает от предвкушения. Лиза шумно выдыхает.

— Если хочешь познакомиться с моим дядей, то пойдем, конечно, — дерзко выдает, а я ухмыляюсь.

— Значит идем, — дергаю за ручку, пока Кирьянова удивленно моргает, — лучше рано, чем поздно.

— Ты уверен, что ему понравишься? — ворчит, открывая дверь.

— Главное, чтобы я нравился тебе, Милые Ушки, а на остальных мне по барабану.

34

Быть внешне невозмутимым и чувствовать себя таким — две противоположные стороны одной медали. Я улыбаюсь Кирьяновой, пока мы идём к подъезду, поднимаемся на нужный этаж и попадаем в квартиру, но внутри вибрируют органы. Наверное, это чувство называют волнением. Я уже многое перепробовал в жизни, кроме знакомства с родителями своей девушки. Так стоп! У меня и девушки не было. Чтобы вот так, по серьезному. Даже не задумывался об этом, только наблюдал издалека, как некоторые из знакомых пацанов влезали в это болото, и вот! Я добровольно в него нырнул.

Не знаю, сколько раз сердце успевает проломать ребра, пока я стою у двери и прислушиваюсь к каждому звуку в квартире Лизы. Странно. Кроме шороха одежды и недовольного сопения Кирьяновой, посторонних звуков нет. Проверяла значит… Улыбка становится ещё шире. Скидываю кроссы и подхожу к Милым Ушкам с отнюдь не детскими намерениями. Она тут же реагирует, пытается увеличить между нами расстояние. Напрасно. Я его тут же сокращаю. Прижимаю желанное тело к себе, утыкаюсь носом в ее волосы и от кайфа, током проходящим по венам, прикрываю глаза.

— Обманула меня, Лиза, — шепчу, не обращая внимания на слабое сопротивление Кирьяновой. Упирается руками в мои, но уже через секунду шумно выдыхает и позволяет моим рукам скользить по талии. Наглею. Забираюсь выше. Потом ниже. Всего ведет от нее. Пульс за короткий промежуток времени проходит спринтерскую дистанцию. Хочется большего, и я не могу себя ограничить в желании попробовать Лизу на вкус. Пусть уже наслаждался недавно. Мне мало. Переворачиваю Кирьянову к себе лицом, отыскиваю алые губы и тут же припечатываюсь к ним своими.

Мотор с характерным ревом срывается с места. Разгоняется. Набирает обороты. Под кожей будто лихорадка просыпается. Вдоль позвоночника пробегают мурашки. Напираю сильнее, выбивая из Лизы сладкий выдох. Реагирую тут же. Медленно раздвигаю ее губы языком и чуть ли не рычу от удовольствия. Лиза обмякает в моих руках, но, что самое убивающее, отвечает. Не понимаю, как оказываемся около стены. Вдавливаю в нее свою девочку. Целую жадно, но без жести. Воздуха не хватает в лёгких, чтобы напитать клетки кислородом. С ума схожу от нее.

Все события словно ластиком стирает. Думаю только о ней. Касаюсь лишь своих Милых Ушек. Пропитываюсь Лизой. Сам отдаю не меньше. Настолько увлекаюсь процессом, что еле себя стопорю, когда она меня кусает. Грудную клетку разрывает. Отстраняюсь, глядя на свои руки, которые успели пробраться под ее одежду и начали исследовать горячее тело. У Кирьяновой убийственный вид. Припухшие губы зовут продолжить ловить волну эйфории. Поплывший взгляд тешит мое самолюбие. Рваное дыхание резонирует с моим. Сглатываю. Облизываю губы. Сознание с трудом побеждает. Убираю от нее руки, но мысленно пробираюсь дальше, выше, глубже. Фантазии такие, что сносит крышу. Если от поцелуев с ней меня так растаскивает, то что будет, когда…

Не выдерживаю. Снова набрасываюсь на манящие губки. Толкаюсь языком в настоящий рай. Прижимаю ее еще сильнее, когда отвечает. Связь с мозгом теряется. В коридоре слышны лишь наши стоны, сбившееся дыхание и работа сердца. Оно увеличивается в размере. Долбит по ребрам. Рассекает их, оставляя следы.

— Лиз… — в этот раз я первым прерываю поцелуй и утыкаюсь лбом в ее лоб, пытаясь нормализовать процесс поступления воздуха в организм. Только ее губы все равно манят. В штанах тесно. Стояк такой, что можно стены сносить.

Она не отвечает. Глаза закрыты. Шумно дышит, пока мои руки плюют на установки мозга не спугивать добычу и ныряют под ее кофту. От каждого миллиметра покоренной территории подушечки пальцев бьет током. Кажется, руки начинают дрожать, когда приближаются к груди. Вместе резко вдыхаем, а потом…

Звук поворачивающегося в замке ключа, и холод… Я не успеваю вовремя убрать пальцы и свое тело от Лизы, нарываюсь на ошеломлённый взгляд незнакомого мужика, на автомате делаю шаг назад и сглатываю слюну. Кирьянова дергано поправляет одежду, краснеет при этом, как рак, и отводит глаза.

— Дядь Стёп, это…

— Антон, — не даю ей закончить, подаю ему руку и рисую на фейсе привычную доброжелательность, — парень Лизы.

У дяди Стёпы брови ползут вверх. Он хмыкает, пожимает мне руку и не спешит закрывать дверь.

— Антон? — обращается к Лизе.

— Угу, — та обнимает себя руками. Излучает неловкость и стыд.

— Не против, если мы с Антоном пообщаемся? — Кирьянова испугано поднимает голову, смотрит на своего дядьку, потом на меня, и молчит. — Ничего я ему не сделаю, мелкая Лиза, — усмехается, кивая мне на выход. Влетаю в кроссы и прохожу мимо на лестничную клетку. — Но это не точно, — добавляет, закрывая за собой дверь.

Успеваю поймать взгляд Милых Ушек. Идиотская улыбка высвечивает на лице. Волнуется, а меня это радует. Сердце замедляет работу, когда вижу серьезное лицо ее дядьки. Про меня он, наверное, наслышан. Жду, когда начнет. Мысленно готовлюсь к трешу. Только тот не спешит. Изучает с головы до ног и тяжело выдыхает.

— Убить бы тебя, Антон, но Лиза расстроится.

Киваю. Согласен. Мой поступок меня не красит. В очередной раз сглатываю, но горечь. Воспоминания штука такая. Стоит только запустить процесс, и окунет в котел самобичевания.

— Ты мне не нравишься, сразу говорю. Благословения от меня не жди.

Не удивил. Молчу. Киваю.

— Лезть к вам не буду. Понимаю, что бесполезно.

Бинго!

— Обидишь ее еще раз, и я за себя не ручаюсь.

Тоже не открытие.

— Не обижу.

— Посмотрим.

Смотрим друг на друга. Никто не сдается. Сказал же, что от нее теперь не оступлюсь. Моя она. Моя. Взглядом передаю мысли.

— Ладно, — дядька Лизы усмехается, — не будем заставлять Лизу ждать, — я делаю шаг вперед, но он выставляет руку, останавливая меня, — и ты, — прищуривается, — руки не распускай. Я ведь оторвать могу.

— Хорошо, — улыбаюсь.

Это единственное слово, пропитанное ложью.

35

Моё сердце разучилось стучать в спокойном режиме, как только Маршал вновь появился в моей жизни. Я не понимаю, что со мной творится. Не способна распознать в спектре чувств то, которое испытываю. Оно сильное, яркое и затягивающее в омут. Пока в голове сталкиваются два противоположных убеждения, сердце трепыхается, как бабочка с поломанными крыльями. Мир меняется. Резко. Без моего согласия. Я совершенно не готова к тому, что происходит, но и отпустить Маршала не хочу. Понимаю это, когда дядя Стёпа уводит его на разговор.

В это мгновение меня накрывает стыдом, волнением и жутким страхом. Действия Антона кричат о том, что он настроен решительно. Для меня же они, как ушат холодной воды на голову. Буквально замораживают. Я стою, словно статуя в коридоре, и слушаю стук сердца. Оглушающий. Слышу отдаленно их голоса, но слов не разобрать, да и подслушивать не привыкла. Некрасиво, хоть и очень любопытно.

Кусаю губы пару секунд и ухожу на кухню. Пить чай нет желания, но я почему-то включаю чайник и начинаю накрывать на стол. За несколько минут успеваю накрутить себя. Если Антон после разговора со Степаном Андреевичем уйдет? Внутренности от одной этой мысли скручиваются в ком и ухают вниз. Ощущение неприятное. Как при разговоре с Димой. Я не ожидала такой реакции. Шумов отнесся ко всему с пониманием, и я ему благодарна. Конечно, стыд и чувство вины перед ним никуда не делись. Просто стали не такими выразительными. Не так больно кололи теперь.