Страница 13 из 15
Глава 7
Если бы кто-нибудь полгода назад сказал Дмитрию, что за решеткой следственного изолятора возможна вполне сносная жизнь, он наверняка бы недоверчиво покрутил пальцем у виска. На самом деле его представления о тюремном существовании основывались на страшных кадрах из отечественных сериалов, где новичка обязательно бьют и унижают. Поэтому когда впервые за ним захлопнулась тяжелая металлическая дверь, он от слабости едва держался на ногах.
К слову сказать, Дмитрий совсем не считал себя храбрецом. Мощная и накачанная фигура была всего лишь красивым футляром, в котором обитала беспокойная и слабая душа. Он не чувствовал себя готовым к тому, чтобы оказать достойный отпор дерзким сокамерникам, а в крайнем случае погибнуть. Противный, гаденький страх трепетал где-то внутри, и Дмитрий боялся, что уголовники заметят его и воспримут однозначно, как сигнал: добить! Каково же было его удивление, когда мрачные прогнозы не сбылись. Разумеется, никто не кинулся к нему с распростертыми объятиями, но и дурацких испытаний сокамерники устраивать не стали: вяло поприветствовали и указали спальное место.
Разумеется, убогое ложе сильно отличалось от роскошной кровати в доме Инги. Конечно, здесь не было шелковых простыней, и в воздухе не оседал легким облачком аромат ее дорогих духов. В камере тоже пахло, только не роскошью и богатством, к которому он уже привык. Пахло совсем по-другому. И как же иначе? Полтора десятка человеческих тел на площади, на которой едва ли мог бы уместиться роскошный санузел с джакузи в особняке Инги, запах лука, плохо мытого тела, табака да еще и испарения отхожего места… Но хуже всего было, конечно, ожидание. Ожидание конца? И каким он будет? Увидит ли Дмитрий когда-нибудь белый свет или сгниет здесь заживо, так и не осознав, каким образом его судьба совершила такой головокружительный кульбит?
Постепенно молодой человек притерпелся к новой среде обитания и понял, что жить можно даже за колючей проволокой. Через пару недель Дмитрий приспособился к режиму и даже получил представление о некоторых особенностях тюремного существования. Здесь всем заправлял пожилой зэк вполне рядовой наружности. Его даже звали как-то мирно, по-деревенски – Михась. Он мотал уже шестой срок за убийство с разбоем и считался человеком бывалым. Был Михась щуплым и невысоким. Он часто кашлял и сплевывал в платок. Толкни такого и, кажется, одним движением напополам перешибешь. Но никто в камере не задавал глупых вопросов, типа таких: почему тщедушный зэк располагается на самом лучшем месте, у зарешеченного окна? Почему он имеет право сделать замечание любому и всегда услышит вежливый ответ?
Поговаривали о том, что как-то, еще в самом начале своего криминального пути, Михась нарвался на грубость и агрессию со стороны известного тюремного скандалиста. Худой, как былинка, молодой зэк казался идеальной мишенью для измывательств. Но первая же стычка закончилась его победой. Сидельцы же претерпели шок. Михась не стал демонстрировать приемы рукопашного боя, он просто… откусил обидчику нос. После этого желающих испытать новичка на крепость духа заметно поубавилось, а потом и вообще не стало. Михась слыл человеком мудрым и не злобным. Но в его глазах читалась такая сила, светилось такое чувство собственного достоинства, что и сейчас, как тридцать лет назад, ни у кого не возникало сомнений в том, что он может постоять за себя, причем голыми руками. Конечно, изнуренный долгими отсидками, он не играл бицепсами, как Дмитрий, но все равно производил впечатление старого, матерого волка против холеного и трусливого домашнего пса.
Впрочем, Михась был великодушен. Заявив, что жить «за бабский счет недостойно правильного пацана», он оставил Дмитрия в покое. Может, он потерял к нему интерес. Может, просто решил, что тот своим последним поступком все же реабилитировал себя как мужчина. Но Дмитрий ни за какие коврижки не стал бы выяснять причину холодного безразличия тюремного авторитета и тем более набиваться к нему в друзья. Он коротал долгие тюремные будни, не примыкая к клану «избранных», но и не отыскивая друзей среди прочего населения камеры. Хотя со своим соседом по нарам, круглоголовым и коренастым Потаповым, он все же приятельствовал. Тот был абсолютно безвреден и безобиден. Да и само преступление, которое инкриминировали ему органы следствия, отличалось такой же наивностью и детской непосредственностью, как и сам Потапов.
Приехав из деревни в густо населенный мегаполис, Потапов поначалу честно пытался найти работу. Но стоящих предложений ему не делали, а те вакансии, которые имелись, навевали на него черную меланхолию. Поэтому, помыкавшись с месяц, Потапов ступил на скользкую дорожку легкого заработка. Напялив на голову женский чулок, он совершил налет на коммерческий киоск, где коротала долгие ночные часы немолодая продавщица. Одинокая и непривлекательная женщина, давно отчаявшаяся, просто отбывала время до конца своего рабочего дня, и вдруг на пороге ее киоска предстало нечто со стянутой чулком физиономией и с пистолетом в руках. Странный налетчик не захватил с собой подходящей тары, поэтому ей пришлось грузить потребовавшийся ему ассортимент в пластиковые пакеты. Денег в кассе почти не было, и основную выручку ночного гостя составили сигаретные пачки, предметы женской гигиены и банки пива. Груженный, как верблюд, Потапов сильно взмок и в самый ответственный момент с возгласом: «Ох, и надоело это мне!», – сорвал с головы чулок. Узрев рыжую небритую его физиономию, продавщица громко икнула и потеряла сознание. Как потом она объяснила следователю, реплику и поведение обвиняемого она поняла вполне конкретно: сейчас ее будут убивать! Потапов же, до крайности озадаченный припадком продавщицы, решил на всякий случай проверить ее пульс. Работники милиции, совершавшие ночной патруль, застукали его в загадочной позе над распростертым женским телом, поэтому в перечне статей обвинения появилось позорное «покушение на изнасилование», от которого бедный Потапов открещивался, как мог.
Таким образом в одной тюремной камере волею судьбы встретились совершенно непохожие люди, которым, не случись злая оказия, ни за что не пришлось бы быть вместе, даже просто знакомыми, на воле. Михась никогда бы не угадал, сколько стоит годовой абонемент в престижный фитнес-клуб; Потапову было невдомек, зачем просто так таскать гири и гантели – коли уж пришла такая нужда, проще записаться в грузчики, какие-нибудь мышцы все равно нарастут; а Дмитрию, вырванному из мира роскоши и гламура, многое было неясно, в том числе непонятна жизнь сокамерников. Между тем основное он все же усвоил: если хочешь жить, должен уметь бороться и не опускать руки даже тогда, когда твой горизонт сузился до размеров тюремного окошка…
Глава 8
День начала судебного процесса по делу Дмитрия Сереброва был серым и хмурым, словно заранее предвещал бесславный конец главного фигуранта.
Елизавета встала рано и, выпив кофе с половинкой свежей булочки, спрашивала себя о том, все ли адвокаты волнуются перед началом судебного поединка или все же есть счастливчики, которым удается сохранять присутствие духа. Они ходят на театральные премьеры накануне стадии судебных прений, в обеденный перерыв им удается спокойно посидеть в кафе, наслаждаясь драгоценными минутами отдыха и приятной музыкой… Дубровская была явно не той породы. Несмотря на то что минул уже четвертый год ее адвокатской деятельности и количество рассмотренных с ее участием дел примерно равнялось общему числу пальцев на руках и ногах, она сейчас чувствовала себя так, словно ей в первый раз предстояло выступить в суде, взвалив на свои плечи защиту очередной заблудшей овцы.
Сегодня она полчаса провела перед зеркалом, проверяя, все ли в порядке у нее с внешним видом. Масла в огонь подлил супруг.
– Ты выглядишь, как тетка из жилконторы, – заявил Андрей. – Неужели не можешь подобрать себе что-нибудь более интересное?