Руна

Илья подал свой приказ к спискам. Местное начальство не обрадовалось, оглядело его бородатого с ног до макушки, выругалось в усы, ушел солдат докладывать более высокому начальству.

Руна все это время смотрела на решительный базар. Здесь в последних заключительных этапных казармах, на небольшом тесном дворе сидели люди. Среди собравшихся, солдаты, бабки, девки и девочки. Перед каждым из них лежал товар. В основном съестное. Творога, молоко, квас, щи, каши, пироги, конфеты, изюм и даже пряники. Была и бытовая дешевка, типа мыла, пуговиц, нитей. Всего хватало.

— Все это покупают пришлые? — спросила она удивленно Илью, тот кивнул.

— Эти мало. В основном поселенцы своим детям.

— Но ведь, как дорого, — заметила она, наблюдая, как один из мужиков с этапа покупает ковшик с квасом и шаньгу за три копейки серебром. А бабы-торговки за чашку купоросных щей, так вообще драли по двадцать пять или тридцать копеек. А за полтора фунта вареного мяса, весьма сомнительного с виду, и вовсе пятьдесят копеек.

— Куда им деваться? Сама видишь, последние дни Святой недели идут. От казны поселенцы получают четыре копейки, иногда меньше, от цен на хлеб в губернии зависят. Продавцу до чужих кормовых дела нет. Все равно такой харч много дешевле по Сибирии, чем еще где.

Их слышал конвойный, улыбнулся им.

— Да, о чем толкуете, милые? От казны на этап ничего не полагается. Раньше, хоть тепла и света на целую ночь давали. А теперь свечи только до зари.

Про тепло он промолчал. Руна и сама знала, как обстоят дела с этапными избами. Холодно там, а часто откровенно мороз стоит. После того уговора в лесу, Илья взял над ней заботу, и из виду уже не упускал. Как Иванна не приближалась, не подкрадывалась. Руна считала, что завидно той весьма, ведь она сама на него глаз положила. Хотела с ним идти и любовь крутить.

Они шли по пятьсот верст в месяц, не разбирая никакой погоды. В духоте, в зловонии, большинство этапных зданий построены на болотной гнили. От гнуса летом рассказывали конвойные, хоть щи вари. Сытнее будут, чем казенные! Часть пути они ехали на поезде, потому не попали в половодье и распутицу. Успели выскочить, бог миловал.

— Э, арестант? Велено идти к начальству, — вернулся посланный солдат.

Илья нахмурился, бросил взгляд на Руну, мол, следуй за мною. Они прошли вход, охрану, вошли в кабинет Коменданта острога простой, беленный, без лоска, меблированный топорной мебелью. Сам Комендант одет был в темный вицмундир, седовласый с усами, как у моржа. Взгляд его был суров, но спокоен.

— Ваше сиятельство, рад приветствовать вас, — произнес он, вставая и приближаясь к ним, протягивая руку для рукопожатия. — Позвольте представится Алексей Федорович де Граве, к вашим услугам.

У Руны так челюсть и отвисла. Они целый год шли по этапу. Конечно, выход из России и прибытие сюда, за такой срок невероятно скор, но она успела привыкнуть к тому, что Илья просто арестант. Прав у него меньше, чем у каморника-сторожа присматривающего за зданием этапа. А тут все по этикету и по чину.

Они пожали друг другу руки.

— Приказ императорского величества будет исполнен в точности. Я сегодня же распоряжусь передать арестантские списки до Иркутска. Дам указ о подготовке надлежащих документов. Чем сможем, тем поможем. Мы близко знакомы с трудностями жандармерии и ваше дело у нас будет стоять в первоочередных. Если имеются просьбы какие, уважьте.

Илья достал другую бумагу, передал.

— Мне требуется помощник. Хочу освободить из обязанностей наказания арестантку. Руну Волкову. Ее, — произнес он, наблюдая, как комендант читает бумагу. — Дело секретное и важное, подробности предъявить не могу.

Тот поднял глаза, разглядывая Руну, затем отвел. Завизировал на бумаге подпись и дату, кивнул:

— Забирайте. Я отдам все нужные распоряжения. Дайте знать, когда определитесь с местом жительства, где будет проживать ваша подопечная. Бумаги перешлю к Басаргину.

Они вышли из кабинета.

— Что это за бумага, — не утерпела она, чувствуя странные ощущения от радости и от волнения.

— Распоряжение императора, о предоставление людей мне в оборот и помощь.

— Значит, я теперь свободна, — попытайся тут сообразить.

— Значит, я отвечаю ныне за тебя головой, — отозвался Илья, остановившись и ища кого-то на тюремном дворике. — Егор!

Они подошли к мужику в зимнем кожухе с шапкой из бараньей шерсти. Тот улыбнулся, обнял Илью без чинов и этикетов.

— Знакомьтесь, — сказал Илья. — Это Егор. Сегодня переночуем у него. А завтра найдем себе жилье по статусу. Займёмся делами разными.

Руна забыла об усталости, о том, что вечно хочется кушать, о конвое и арестантах, она видела, как Иванна выходит за ворота острога.

— Она тоже?

Илья проводил ее взгляд, прищурил глаза, затем перевел на Руну.

— Особе покровительство, — пояснил он. — Ее сюда сослали.

— За убийство отца, я помню.

Руна вымолвила тихо, думая, что ее тоже сослали за убийство. То, что Иванна шипела в бане, было не правдой, точнее смешанной ложью с полуправдой. Илья рассказывал, за Иванной жандармы Питера давно вели слежку. У той кроме напористого характера и красивой внешности, имелся изворотливый ум. Она хватко уходила от надзора. Так ловко притворялась девицами разных сословий, входила в роль и натурально выглядела, что сомнений в актёрских способностях, ни у кого не вызывала.

— Почему же отпустили?

Илья смотрел, как девушка выходит за ворота в сопровождении солдата. Садиться в бричку с извозчиком, оборачивается на них. Взгляды на секунду пересеклись. Брюнетка смотрела только на Илью, Руну она принципиально последнее время не замечала. Хотя по началу попыток подкараулить ее, да хорошенько вправить мозги предпринимала множество.

— Пока не знаю, но выясню. У нее сразу в списках стояло указание на поселение и отметки у коменданта каждую неделю.

— Почему?

— Не нашли прямых доказательств её вины.

— То есть она этого не делала?

— Делала, — уголок рта Ильи криво изогнулся. — Знаешь, есть люди бессердечные. Нет, в них души, омертвела за барыши.

Руна кивнула. Обычно так о купцах говорили или о торговцах. Император даже выпустил указ о возможности таким людям брать отпуск по болезням души. А по-простому из-за запоя. А вот причиной духовники называли капитал мертвящий душу, пожирал тот живое внутри. Вот купец и пьет, упивается, только душа от этого не воскресает. За барыши значит, за деньги?

— Сколько нужно денег человеку, чтобы убить отца?

Ей сироте сложно понять, как это? У нее родителей не было никогда. Мать помнилась смутно. Все ее ласки от хозяев, да баб прикухонных. У тех что, отродясь, своих детей не имелось. Мадам Данишевская тоже не имела отпрысков. Ездила лечиться на минеральные воды, по заграничным врачам, но Бог никак не давал им со светлейшим Князем наследников.

— Пошли, — велел Илья.

Они двинулись в сторону ворот, где ждал Егор на козлах повозки. В руках у них было по котомке. Что хранил Илья в своей, Руне не было известно. У нее личные вещи: щетка для волос, пара лент, смена исподнего, одно платье и ночная рубаха, которую она перевела на бабские дни.

— А скажи, — остановилась она, понимая, что пока шли по этапу все их за любовников почитали. Так было легче им самим. Никто из арестантов не хотел связываться со старостой, а сама Руна после истории в бане вызывала опасения. Как говорили мужики, не буди лихо, пока тихо. — Мы кем представляться будем?

Ей ведь нужно спросить, вон Комендант его, как аристократа встречал, как Князя. Илья задумался, разглядывая ее в молчании, затем усмехнулся:

— Не решил пока. Надо решить на досуге. А что разве быть любовницей светлейшего Князя так уж плохо?

Она молчала, краснея и думая задним умом, а не вернет ли после уточнений он ее обратно, в кандалы? Руна закусила раздосадовано губу, за собственную глупостью. Еще острог не покинула, а вопросы уже задает, и права качает.