Жемчужный узел

— Держи.

Она посмотрела на кафтан долгим взглядом, разрываясь между желаниями отказаться, гордо вскинув подбородок, и закутаться в ткань поплотнее. Практичность выиграла: буркнув что-то, отдалённо напоминавшее благодарность, Лизавета набросила кафтан на плечи, усилием воли сдержав блаженную улыбку и не зарывшись носом в приятно пахнувший воротник. От этого запаха болезненно сжалось сердце: соль и предвкушение надвигающейся грозы — как в тот день, когда она впервые увидела море.

— Не за что, — хмыкнул Яр, и Лизавете захотелось его ударить.

Но она была взрослой, разумной девушкой, а потому только спросила, глянув исподлобья:

— Что ты задумал?

— О, тебе понравится, — губы Яра растянулись в улыбке.

Лизавета была уверена, что возненавидит его затею. Уверенность эта становилась всё крепче с каждым его жестом, хотя Лизавета до последнего не верила в то, что видит. Не мог же морской княжич опуститься перед ней на одно колено на мокрый пол ванной комнаты?

— Вы выйдете за меня замуж, господарыня Баулина?

Она нервно, по-глупому хохотнула. Казалось, вот сейчас он признается, что это какая-то дурацкая шутка, и на самом деле у него есть другой, куда более разумный план. Вот сейчас, только выдержит паузу… сильно затянувшуюся паузу…

— Нет, — Лизавета всё же заговорила первой. — Нет, ты не можешь иметь это в виду. Нет.

— Ну, ты же хочешь уехать отсюда так, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. И чтобы никто не подумал, что ты и впрямь одержима «демонами», как говорил твой отец, — Яр произнёс это очень обыденно, словно они обсуждали завтрашний совместный обед. — Одну тебя никто не отпустит, с незнакомцем — и подавно. Если сбежишь, поднимут такой шум, что возвращение станет для тебя крайне болезненным…

— Да, а выйти замуж спустя пару месяцев после смерти предыдущего мужа, это безусловно нормально!

— Нормальнее, чем оказаться под водой по вине дурного водяного, ввязаться в противостояние духов и людей и отправиться спасать, но не отца, а своего недавнего похитителя.

Видит Отец, Лизавете очень, очень хотелось выругаться.

— Я испорчу свою репутацию.

— Всё испорченное можно починить.

— Надо мной будет смеяться всё здешнее общество.

— Видал я здешнее общество: уверена, что для тебя важно их мнение?

— Я не смогу жить так, как прежде.

— А ты этого хочешь?

Она ненавидела Яра за то, что он всегда докапывался до сути и задавал правильные вопросы. Было бы куда проще, если Лизавета решила, что у неё нет выбора и она идёт на все эти жертвы исключительно ради Лада. Но слова Яра пробудили в ней тот голос, что обычно толкает на безрассудства. Сейчас этот голос переспрашивал: «Точно ли ты хочешь жить, как прежде? Пф, конечно же нет!» — но Лизавета отказывалась признавать, что он принадлежал её подсознанию.

— Я хочу, чтобы Лад и мой отец остались живы после того, как встретятся, — вместо этого сказала она. — Этого, очевидно, не случится, если я их не остановлю. К тому же, ты ведь уже не оставил мне выбора, верно? Если я не выйду за тебя замуж, то останусь обесчещенной навсегда.

— Это значит «да»?

— Это значит — вставай уже с колен и рассказывай, что ты там придумал.

31

Спустя два дня Лизавета стояла в церкви в простом белом платье и повторяла за священником клятвы, краем глаза наблюдая за замершим по правую сторону Яром и размышляя, как дошла до жизни такой. Забавно: а ведь всего пару недель назад она бы радовалась подобному повороту событий!

Теперь в ней не было место ни для радости, ни для предвкушения. Лизавета терпеливо ждала окончания официальной части, чтобы отправиться в путь — тут Яру нужно отдать должное: карту с опороченной невестой он разыграл безупречно. После скандала скорая и тихая свадьба выглядела самой собой разумеющейся, а запланированный на тот же день отъезд — разумной предосторожностью. Никто ведь не знал, как далеко успели зайти пылкие возлюбленные.

Мачеха, казалось, была довольна сложившимися обстоятельствами. В отличие от отца она понимала, что с точки зрения общества Лизавета перестала выглядеть безупречной после своего загадочного исчезновения. Легенда об удачном замужестве, предложенная Ладом, сработала лишь наполовину — слишком быстрое возвращение Лизаветы испортило всё впечатление. Сцена на балу усугубила всё так, что предложенный Яром выход показался единственно возможным.

— Не волнуйся, мы сыграем свадьбу по вашим обычаям — в Нави она ничего не будет значить, — объяснил он Лизавете вечером того дня. — То есть, ты не умрёшь, выйдя за меня замуж.

— Спасибо, утешил, — помнится, фыркнула она тогда.

Несмотря на слова Лизаветы, это и правда было утешением. Она не желала более связывать себя ни с кем — ни с отцом, не желавшим её слушать, ни с обитателями подводного княжества, постоянно лгавшими ей, пускай нередко и из благих намерений. Она устала от того, что её вечно принимают за несмышлёного ребёнка, что другие люди и не совсем люди определяют её судьбу.

Нельзя сказать, впрочем, что Лизавета не понимала, в сколь рискованную аферу ввязывается. Своим замужеством, пускай и фиктивным, она отсекала дорогу, по которой шла до сих пор — дорогу к браку и женскому счастью, к хорошему приёму в обществе, к тихой и мирной жизни. Лизавета старалась об этом не думать, однако осознание того, что её будущее только что стало весьма туманным, а почва под ногами — зыбкой, то и дело промелькивало на грани сознания. И это угнетало.

— Согласна, — послушно повторила она вслед за священником.

Союз был скреплён, положенного обрядом поцелуя не последовало — даже самого целомудренного. Такое условие выдвинула Лизавета, и тон её был таков, что Яр поспешил прислушаться. Всегда можно списать неловкость на то, при каких обстоятельствах играла свадьба.

— Чудесно, чудесно, — мачеха хлопнула в ладоши: дел было сделано.

Глядя на неё сейчас, трудно было поверить, что вечером после того, как репутация Лизаветы окончательно рухнула, эта же женщина пришла в спальню к падчерице спросить, готова ли та выйти замуж за опорочившего её незнакомца. Лизавета так и не узнала, был ли этот вопрос риторическим или мачеха внутренне готовилась достать из рукава какой-нибудь туз.

— Жаль, конечно, что Микула этого не видит, — проговорила женщина, подойдя к Лизавете и расцеловав её в обе щёки.

Лизавета криво улыбнулась: только из-за отсутствия отца всё это и творилось.

— Спасибо, что доверили мне свою любимую дочь, — подождав, пока обмен любезностями закончиться, вмешался Яр. — Обещаю вам хранить её, как зеницу ока, в соответствии с данными клятвами.

Мачеха повернулась к нему, всё ещё радушно улыбаясь, но затем вдруг быстро стрельнула глазами по сторонам и резко посерьёзнела.

— Должна признаться, вы мне не нравитесь, Ярослав. Если бы Лизавета сказала, что не пойдёт за вас замуж, я бы гнала вас взашей. Так что благодарить вы можете только её. А вот обещание ваше я запомнила, — и она снова, как ни в чём ни бывало, расплылась в улыбке. — Храни вас Отец, голубки.

«Голубки» обменялись скептическими взглядами: Яр наверняка подумал о том, что его хранит совсем другая богиня, Лизавета же мысленно понадеялась, что пожелание мачехи не сбудется. Оставаться рядом с Яром в горе и радости она не планировала, не по собственной воле — уж точно.

Пока Лизавета надеялась лишь поскорее добраться до озера и разобраться с нависшей над ним опасностью. Поэтому прощались и уезжали в спешке: Яр клятвенно пообещал названой свекрови отправить за вещами Лизаветы отдельную телегу, в то время как сама счастливая невеста нервно постукивала пальчиками по двери кареты.

— Как бы вы во мне ни сомневались, знайте: я человек слова, — наконец, произнёс он и, кивнув женщине, скользнул на сиденье напротив Лизаветы. — Трогай!

Карета плавно сдвинулась с места. Тут Лизавете было впору спросить, отчего они перемещаются столь традиционным для людей способом, да только она сама на этом и настояла — чтобы не смущать местных. По уговору возничий должен был вывезти их за границу города, к кромке обширного леса, и там оставить счастливых супругов. За то, чтобы об этом странном пожелании никто не узнал, Яру пришлось одарить мужика полной шкатулкой драгоценностей. Лизавете он доверительно сообщил, что все каменья достал с безвременно канувших в океан кораблей.