Жемчужный узел

— Не понимаю, почему просто бы не убить меня?

— Это запрещено. Нельзя убивать человека, чей срок не истёк. Но если бы ты связала себя узами брака с духом природы, Матерь сама бы призвала тебя к себе. Произошёл бы несчастный случай, который позволил бы тебе остаться с супругом. Со мной.

— Какая ужасная жертва с твоей стороны.

— Я уже говорил: не ужасная. Я был бы рад, если бы ты стала частью моей жизни. И я сделал бы всё, чтобы ты чувствовала себя как можно лучше. Ты могла бы делать всё, что захочешь. Ты могла бы путешествовать: море — это не озеро, оно омывает разные берега и разные страны. Ты была бы свободна, насколько это возможно.

— И я бы так и не узнала, верно? Ты бы не сказал, что несчастный случай произошёл по твоей вине? Это было бы просто невероятно удачное совпадение?

— Я бы признался, если бы ты спросила.

— А я бы не спросила, — Лизавета склонила голову. — Ты бы посадил меня в золотую клетку и надеялся бы, что я ничего не замечу. Вот это, Яр, я называю предательством и жестоким обманом.

Когда она посмотрела на него в следующий раз, в её глазах не было ничего, кроме презрения.

— Убирайся из моей жизни. И не бойся: я никому и никогда про тебя не расскажу. Не желаю даже вспоминать об этом.

Поставив таким образом точку, Лизавета и впрямь ушла. Ноги несли её, сами не зная куда, меж деревьев и кустарников, в самую тёмную чащу, где не ступала нога человека. Лишь когда дыхания перестало хватать, она остановилась, тяжело опершись о ствол первой попавшей сосны, и позволила себе закрыть глаза. А потом поднесла кулак ко рту и закричала так громко, что птицы вспорхнули с ветвей в вышине.

26

— Ну что, пойдём? Гостьей будешь.

Лизавета открыла глаза. Леший выглядел, в точности как она представляла: высокий, широкоплечий, с ветвями и листьями в длинных по плечи волосах и бороде, — только моложе. На вид он казался ненамного старше Яра, но Лизавета помнила, каким обманчивым в Нави может быть первое впечатление.

— Почему вы мне помогаете? — она не сдвинулась с места.

— Потому что Лад за тебя попросил, — сказал он, будто нечто само собой разумеющееся. — Да и ты мне понравилась, когда мы виделись в прошлый раз. «Извините за вторжение, господин леший!»

Он изобразил её голос тонким и писклявым, как у ребёнка, и жар прилил к щекам Лизаветы. Ещё бы он не запомнил — она же вела себя, совершенно как дурочка!

— Да ладно тебе, это мило было. Давно передо мной никто не расшаркивался — пожалуй, лет триста прошло. Как верить в нас почти перестали, так больше перед лесом и не кланялись.

Продолжая говорить, леший двинулся вглубь бора. Лизавете не оставалось ничего, кроме как последовать за ним — не оставаться же одной на опушке. Чтобы поспевать за широким шагом лешего, приходилось почти бежать.

— Я думала… — она перескочила через кочку, — я думала, вы не любите людей. Инга говорила…

Лизавета запнулась. Перед мысленным взором встало лицо мавки, ещё живой, раздражённой, с извечной саркастичной ухмылкой. С неё ли она встретила свою смерть?

— Ну да, не люблю, — леший шёл, не оглядываясь, а потому не заметил перемены в Лизаветином лице. — Я и водяных не особо жалую. Но чтобы уважать или хотеть помочь, этого и не нужно, что скажешь?

Она промямлила что-то невнятное в ответ. Кажется, голос сорвался, потому что леший вдруг остановился так резко, что Лизавета чуть не уткнулась носом в могучую спину. Он повернулся, посмотрел на неё сверху вниз — Лизавете пришлось запрокинуть голову, чтобы встретить спокойный, внимательный взгляд.

— Ревёшь? — спросил он бесцеремонно. — И чего ревёшь? Не из-за этого же своего… княжича?

Похоже, он хотел назвать Яра пожёстче, но в последний момент смягчил крепкое слово. Лизавета быстро-быстро замотала головой, словно хотела стряхнуть с себя всякие подозрения в какой-либо связи с морским княжичем. Да она его знать не желала!

— А чего тогда?

— Это Инга, — Лизавета всхлипнула, задышала через рот, пытаясь подавить рыдания. — Мы дружили, а она… он её…

—…казнил, — договорил за неё леший.

Лизавета кивнула.

— Тебе её жалко?

Снова кивок.

— Но ты же помнишь, что она девчонку убила?

Сердце кольнуло и отпустило. Она пыталась избегать мыслей об этом, но леший был безжалостен — говорил напрямик всё, о чём она стремилась не думать.

— И всё равно она не заслуживала смерти, — выдавила она сквозь слёзы.

— Обе они не заслуживали, — согласился леший, и от неожиданности Лизавета даже перестала плакать. — Но так уж в нашем мире всё устроено: зло наказывается соразмерным злом.

— В моём мире не так, — пробормотала она, тыльной стороной ладони отирая лицо.

— В любом мире так, ты просто можешь этого не видеть. Мы всегда расплачиваемся за свои решения, злонамеренные и нет. Иногда на это требуется время, иногда — очень много времени. Иногда даже нужно умереть, чтобы оценить весь размер воздаяния.

— Значит… Ярослава накажут за то, что он убил Ингу?

— Казнил, — поправил леший. — Но да, он уже сам себя за это наказывает.

Что он имел в виду, Лизавета не решилась уточнять. Леший же, убедившись, что его гостья более-менее успокоилась, молча направился дальше. Оказалось, идти им было недалеко: по ощущениям Лизаветы, прошла от силы пара минут, когда они остановились вновь, на этот раз — перед массивным раскидистым дубом, странно выглядевшем в сосновом бору.

— Лазать по деревьям умеешь?

Вопрос застал Лизавету врасплох. О таком не спрашивали у купеческих дочек в нежных платьицах — только у сыновей с вечно разодранными коленками. Девочкам была недоступна радость приключений, какие таил в себе всякий сад, да и каждый дом тоже: взять хотя бы полные сокровищ тёмные чердаки, где так легко поверить в существование призраков! Но нет, у Лизаветы и всех иже с нею были лишь куклы, музыка да исколотые иголкой пальцы.

— Понял. — Лешему ничего не пришлось говорить, он и так всё прочёл по её лицу. Прочёл — и взмахнул рукой, заставляя дерево удивительным образом измениться.

Теперь вокруг дуба шла винтовая лестница, словно вырубленная прямо в его стволе. Лизавета готова была поклясться, что с пару мгновений ничего подобного не было — но вот же, она сама двинулась вверх по надёжным, широким ступеням. Долго гадать о том, куда же они ведут, не пришлось: дважды описав круг, лестница оборвалась в основании едва ли не самого удивительного дома, какой только видывала Лизавета.

Начать с того, что это был дом на дереве. Почему-то у Лизаветы в голове не укладывалось, что грозный леший выбрал себе вместо жилья мечту любого мальчишки. Но, конечно, это был не обычный хлипкий шалаш, уместиться в котором могла от силы пара ребят. Нет, дом был большим и надёжным, а потому на ветвях держался исключительно чудом. Даже самый могучий дуб вряд ли вынес бы вес настоящей избы о четырёх комнатах.

Когда Лизавета осторожно ступила на кажущийся таким ненадёжным пол, он даже не скрипнул.

— Располагайся, чувствуй себя, как дома, — проговорил леший, удаляясь куда-то в дальние комнаты. — Переночуешь сегодня у меня, придёшь в себя, а завтра со свежими силами…

Что, по его мнению, она должна была сделать завтра, Лизавета не расслышала. В нерешительности потоптавшись на пороге комнаты, она наконец поняла, что хозяин ушёл надолго, и всё же шагнула внутрь. Сердце кольнуло узнаванием: дом был едва ли не зеркальным отражением Ольгиной избы на берегу озера. Если подумать, ведь кто-то должен был ту избу сложить?

— Тебе чаю налить или чего покрепче⁈ — раздалось издалека.

Она едва не поддалась искушению и не выбрала второе. Ужасно хотелось забыться — и забыть всё, произошедшее за день. Мысли об Инге и Яре больше не вызывали слёз, а лишь наваливались на плечи тяжёлым грузом. Лизавета вдруг отчётливо почувствовала усталость: веки на мгновение опустились, колени едва не подогнулись — повезло, вовремя упала на край лавки.