Жемчужный узел

— Помоги подняться, — протянула она руку.

Прикосновение Яра в этот раз не вызвало никакого трепета.

— Что случилось? — повторил он.

Утерев остатки слёз, Лизавета вскинула подбородок, словно бросая вызов.

— Кажется, я нашла убийцу Сбыславы.

В двух словах она объяснила свои догадки, и чем больше она говорила, тем сильнее Яр мрачнел. Будто откликаясь, помрачнела и природы: серое облако закрыло солнце, погружая мир в тень. Последние яркие лучи лизнули крыльцо избы неподалёку и спрятались от людей.

— Я не уверена, — повторила Лизавета, уговаривая скорее себя, чем Яра. — Отец, я даже надеюсь, что не права, но…

Договаривать не потребовалось.

— Нам нужно поговорить с Ингой. И лучше сделать это сейчас, пока она не сообразила, что происходит, и не попыталась сбежать.

— Я даже не буду пытаться.

Лизавета вздрогнула. За разговором они не заметили, как дверь избы тихонько открылась. В нескольких шагах от них стояла Инга, и выражение лица её было пугающе серьёзным.

— Она права, — Инга кивнула в сторону Лизаветы, не отводя взгляда от Яра. — Это сделала я. Я убила Славу.

24

Выражение «мёртвая тишина» всегда казалось Лизавете избыточным. Не бывает в мире настолько тихо: всегда откуда-то доносятся голоса, или шелест листвы, или скрип дерева под ногами. Всегда, но только если вам не доводилось оказаться рядом с ошарашенным морским княжичем.

Вокруг Яра всё словно бы замерло. Ветер утих, птицы умолкли, само время ненадолго перестало идти, давая перерыв, необходимы, чтобы осознать услышанное — и то, кто именно произнёс эти ужасные, жестокие в своём спокойствии слова.

— Но зачем? — Лизавета думала, что Яр будет кричать, но он говорил еле слышно.

На лице у него отразилась такая боль, какую ей не доводилось видывать прежде. Неудивительно: впервые чей-то мир рушился прямо у неё на глазах. Лизаветин же мир пошатнулся, но устоял — возможно, потому что часть её уже подозревала подобный исход. Слишком многое указывало на Ингу, если подумать: светлые волосы, белое платье, знакомство со Сбыславой, а теперь ещё и проклятый нож, где бы он ни был. Да даже характер — Лизавета не могла представить, как Ольга в порыве ненависти или страсти хватается за оружие, в то время как образ искажённого лица Инги легко вставал перед мысленным взором.

Странно, что сейчас Инга была настолько сдержанна, почти равнодушна. Она перевела ничего не выражающий взгляд с Яра на Лизавету и обратно, а затем махнула рукой:

— Пойдёмте к реке. Им я задолжала это объяснение больше, чем кому бы то ни было.

Шли молча. Яр не сводил глаз за спины Инги, идущей впереди, но она не пыталась сбежать или ещё как-то схитрить. Лизавета гадала, связано ли это с угрызениями совести: может, сейчас Инга испытала облегчение от того, что наконец может рассказать о случившемся, и потому не видит смысла скрываться? Она надеялась, что скоро узнает точный ответ.

Когда они подошли к воде, русалки уже ждали. Лизавета оглянулась на Яра, недоумевая, как они смогли узнать об этом визите. Тот кивнул, подтверждая догадку — конечно, это он их предупредил.

— Что случилось? — Гордея выглядела недовольной, словно её оторвали от какого-то важного занятия. — Ты ничего толком не объяснил.

Было видно, что ответ дался Яру нелегко. Наверное, он догадывался, что произойдёт, когда он его озвучит, и заранее этого не хотел. Но это был тот ужас и та боль, которых нельзя было избежать.

— Мы нашли убийцу Сбыславы, — он бросил короткий взгляд на Лизавету. — Точнее, Лиза нашла.

На мгновение Гордея просияла. На лицах Рогнеды и Ингрид отразилась целая гамма эмоций, которая в конце концов свелась к облегчению. Они думали, что знание снимет тяжкий груз с их плеч, избавит от мысли о том, что не уберегли, от страха перед неизвестной угрозой.

— Да? И где он?

— Она, — слова Яра сыпались, словно камни в ущелье. — Это Инга.

Всё было так же, как с ним и Лизаветой. Долю секунды выражения лиц русалок не менялись, затем на них промелькнуло недоумение и, наконец, отразилось мучительное осознание: нет, это не ошибка, не ложь, не жестокая шутка. Их подруга, их сестра, пускай и не по крови, убила одну из них.

Ингрид вдруг закричала — страшный, животный вопль вырвался у неё из горла, — и кинулась в сторону Инги. Яр предугадал этот порыв, загородив её собой, перехватив руки Ингрид, готовой, казалось, выцарапать Инге глаза.

— Не мешай! — прорычала она, вырвав запястье и замахнувшись уже на Яра.

Звук пощёчины оборвал её крик.

— Довольно! — Гордея не зря считалась старшей из русалок: она первой взяла себя в руки. — Наказание последует и без тебя, и ты знаешь: оно будет соразмерно совершённому преступлению. Ни к чему марать руки.

Лизавете показалось, что сейчас она плюнет Инге в лицо или под ноги, но Гордея лишь смерила её уничижительным взглядом и вновь посмотрела на Яра.

— Зачем ты её привёл?

— Она хотела объясниться напоследок.

— И мы будем её выслушивать⁈ — Ингрид обернулась к Гордее. — Какая разница, чего она хотела добиться. Она убила Сбыславу, ребёнка, убила, зная, что та уже пережила…

— Молчи, — прервала её та. — Мы выслушаем её. Не ради неё самой, а ради Сбыславы и себя. Тебе станет легче, когда ты поймёшь, из-за чего всё случилось.

Почему-то Лизавета не была так в этом уверена. Но свои соображения она предпочитала держать при себе. Она вообще старалась быть как можно более незаметной, тенью на границе видимого. Сейчас она была не важна.

— Говори, — Гордея повелительно кивнула Инге.

Та шагнула вперёд, таким образом оказавшись окружённой своими обвинителями. Кто-то смотрел на неё с ненавистью, кто-то — с презрением. В глазах Рогнеды так и застыло непонимание, а в глазах Яра Лизавета заметила усталость. Он выглядел как человек, которому хочется оказаться в другом месте.

— Я хотела её спасти.

Лизавета потом гадала, каково это — стоя в окружении людей, готовых тебя возненавидеть, произнести подобное. Инга не могла не знать, какое впечатление произведут её слова, какое вызовут удивление, непонимание — и да, злость. «Как смеет она говорить о лучших побуждениях⁈» — читалось на лицах Рогнеды, Гордеи, Ингрид, Яра и наверняка на лица самой Лизаветы.

Ей казалось, что Инга издевается над ними в некоем ужасном порыве. Словно ей недостаточно того, что она уж натворила, и ей хочется не просто вонзить нож в их сердца, а провернуть его там, порождая ещё большую боль.

— Что ты несёшь? — такого отвращения, как в голосе Рогнеды, Лизавета никогда больше не слышала. — Спасти? Да её от тебя спасать надо было!

— Нет, — странно, но Инга вела себя донельзя спокойно даже в ответ на эти слова. — Вы можете отрицать очевидное, сколько хотите, но это… это озеро, эта река, это посмертное существование не имеют ничего общего с жизнью. Мы медленно умираем здесь, чахнем в страданиях, как цветок без солнца — и на это вы хотели её обречь?

Яр и Гордея быстро переглянулись. Они понимали не больше Лизаветы, мысли Инги выглядели для них безумными — а может, таковыми и являлись.

— Но… — сорвалось с губ Лизаветы, прежде чем она успела себя остановить.

Инга резко обернулась к ней и улыбнулась по-сестрински мягко.

— Тебе не понять, но ты можешь попытаться представить. Представь… — она помедлила, будто собираясь с силами. — Представь девушку, обманутую любимым. Он был для неё всем, а она для него — развлечением, предметом спора. Он забавлялся с ней, а затем опустил с небес на землю, заставил столкнуться с осознанием того, что она никогда не была любима.

Лизавета отвела взгляд: она не желала, чтобы Инга прочла в её глазах воспоминания о Ладе. Тот, конечно, не поступил так жестоко, но всё же его обман никак не оставлял мысли Лизаветы. Даже после того, как на словах она его простила.

— Представь, как ей было больно. А потом вообрази, что все вокруг винили в случившемся только её. Она нарушила правила, она повела себя, как дура, всё она, она, она. Никто меня не понимал, никто не хотел подать руку. Я не видела иного способа справиться с этим, кроме как исчезнуть, спрятаться так, что меня никто не найдёт, — Инга хмыкнула. — Никто, кроме смерти.