Жемчужный узел

Волны сталкивались, неистово бились о берег, словно тянулись к замершим на нём фигурам в желании поглотить. Лизавета оглянулась через плечо и увидела, что Ярослав окаменел, как и она. Он будто не обращал внимания на льющую с неба воду, на порывистый ветер, на пронизывающий холод. Не отражала ли погода здесь его состояние в глубине души?

Вдруг он моргнул, перевёл взгляд с горизонта на Лизавету. И отмер, осознав, что они оба промокли насквозь.

Одно движение руки — и вода вдруг стала обходить их стороной. Лизавета вскинула голову: над ней не появился зонт, не возникла стена, она не оказалась внутри пузыря, как бывало на озере. И, тем не менее, над самой её макушкой капли останавливались.

Ещё один жест — и одежда на Лизавете высохла, как и на Ярославе. Влажными остались лишь волосы, но когда Ярослав поднял руку, чтобы высушить и их, Лизавета остановила его. Он посмотрел непонимающе.

— Не стоит, — покачала она головой. — Я хочу запомнить это место ещё и таким.

То была правда. Неспокойное, штормовое море очаровывало Лизавету ничуть не меньше, чем прежде. В этой первозданной стихии, в её неудержимой силе, не способной покориться человеку, было нечто, заставляющее её задержать дыхание и смотреть почти что с благоговением. Она вытянула руку вперёд, надеясь поймать пару капель ладонью, но невидимое укрытие растянулось, не подпуская к ней воду.

— Можно? — проговорила Лизавета негромко, не уверенная в том, что и почему делает.

Но Ярослав понял, и ливень вновь обрушился на её пальцы. Вот только упав, холодные капли не останавливались, а текли вверх — к предплечью, подчиняясь…

— Это ты делаешь? — Лизавета обернулась.

Ярослав пожал плечами, но с такой хитрой улыбкой, что сомнений не оставалось. Он повёл пальцами, и капли сорвались с её кожи, поднялись вверх и застыли перед глазмаи — а потом вдруг ударили по носу.

— Эй! — Лизавета хотела возмутиться, но вместо этого растерялась.

А затем, повинуясь неожиданному порыву, шагнула к Ярославу и щёлкнула его ногтем по носу.

— Что? — переспросила невинно, когда он ошарашенно поглядел на неё. — Я не могу проделывать… эти штучки.

— А хотела бы? — вопрос оказался таким неожиданным, что на секунду Лизавета застыла, открыв рот.

Она никогда не думала о таком. Но теперь, когда он спросил, мысль о возможности повелевать какой-то стихией вдруг показалась манящей. Лизавета прислушалась к шуму моря, к рокоту грома — кто не хотел бы обладать подобной силой?

— Может быть, — покривив душой, произнесла она.

— Из тебя вышла бы прекрасная морская княгиня.

Их взгляды встретились. В глазах Лизаветы читался вопрос, но взгляд Ярослава был неясен и уклончив. Имел ли он в виду то, что ей показалось, или она вновь повела себя как наивная дурочка, предположив, что?..

— Спасибо за комплимент, — её губы зашевелились будто сами собой, выдавая уместный ответ. — Из тебя княжич тоже ничего.

Ярослав лишь хмыкнул.

22

— И как проходит ваше… дознание? — Лад замялся, подбирая слова.

Минул ещё один день. Время, до сих пор подобное стоячей воде, вдруг понеслось бурной рекою — Лизавета не успевала считать, сколько прошло с гибели Сбыславы. Порой казалось, что это было только вчера, а порой — что минула целая вечность. Целая вечность, за которую они с Ярославом ничего не смогли понять.

Не смогли или не захотели?

— Лизавета? — Лад напомнил о себе нетерпеливо, словно она молчала уже давно — хотя может, так оно и было.

В последнее время Лизавета часто погружалась в себя. По неясным причинам она чувствовала ответственность за Сбыславу — казалось жизненно необходимым найти её убийцу, добиться справедливости для этой безвольной девочки. Поэтому Лизавета так надеялась, что окажется права насчёт Неждана. Поэтому так спешила разузнать новые подобности. Поэтому сейчас за завтраком старалась не смотреть на Ольгу и Ингу, вдруг очутившихся под подозрением.

— Да так, — пробормотала она негромко, надеясь, что Лад отстанет, услышав её затравленный голос.

— Как — так? — увы, он не понимал намёков — или не хотел понимать.

Порой Лизавете казалось, что Лад меняет маски, когда ему выгодно. Может стать дурашливым мальчишкой, не различающим оттенки чужого голоса. А может — властным водяным, вдруг вспомнившим, что ему вообще-то не меньше ста лет.

— Паршиво, — Лизавета отложила вилку на стол и устало посмотрела на Лада. — Я думала, во всё виноват Неждан. Ты его не знаешь, это мужчина, который приехал в деревню в тот же день, когда тут появилась я. Мы не особо поладили, и я подумала, что он мог…

Она всё ещё избегала слова «убийство», а потому лишь вздохнула.

— В общем, я погорячилась. У нас нет никаких доказательств того, что это было он, а Ярослав… — Лизавета запнулась, заметив, как изменились взгляды сидевших напротив Лада и Ольги. — Он верит Неждану. Говорит, что чувствует, будто тот сказал нам правду. Мы думаем, что Неждан в худшем случае контрабандист, но не более того.

— Вот как, — произнёс Лад, словно и впрямь понял что-то из неровной Лизаветиной речи. — А есть ещё кто-нибудь на примете?

Лизавета боялась этого вопроса. Ей не хотелось говорить о том, кого рыбаки видели на опушке в тот день, не хотелось признаваться, чьи имена всплыли в сознании, стоило им описать женскую фигуру в светлой одежде.

— Нет, — слово легло камнем на сердце. — Пока нет.

Она опустила взгляд в тарелку, надеясь, что остальные подумают, будто ей неловко из-за неудачи, а не из-за чего-то ещё. Сработало или нет, но Лад больше ничего не сказал. Зато сказала Инга:

— А давно ты называешь княжича по имени?

К своему ужасу, Лизавета залилась краской.

— Нет, — пробормотала под нос. — Просто было странно постоянно называть его «Ваше Высочество», когда мы стали… союзниками. Странно, неудобно и длинно.

— Хм. Звучит поразительно разумно.

— И всё же не стоит забывать о границах, — Ольга промокнула губы салфеткой. — Мы все можем быть хорошими друзьями, но чем ближе мы становимся, тем большую боль это может принести нам в дальнейшем.

Лизавета подняла голову и с облегчением убедилась, что на Ольгу странно посмотрели также Инга и Лад. Та поджала губы, словно раздражённая необходимостью всё разъяснять.

— Я имею в виду, что Лизавета, сколь бы мы к ней ни привыкли, не принадлежит этому миру и однажды покинет нас. Три года пролетят быстрее, чем нам всем сейчас кажется.

Эти слова не должны были, но всё же иглой пронзили Лизаветино сердце.

— Да, конечно. Нам всем предстоит расстаться, — согласилась она, не в силах скрыть грустные нотки в голосе. — Но я надеялась, что даже после этого мы останемся хорошими друзьями.

— Безусловно останемся! — просиял Лад, однако радость его почему-то показалась Лизавете наигранной и чрезмерной.

Инга звучала на порядок искреннее:

— Обещаю, мы будем вспоминать тебя добрым словом, когда ты уедешь.

«Мы будем вспоминать друг друга, но не видеться», — поняла Лизавета. И это было, как могла выразиться Инга, поразительно разумным предположением: купеческой дочке, и уж тем более купеческой жене, не полагалось разъезжать по деревням и якшаться с местными жителями, а в особенности — со странными людьми, обитающими на отшибе, практически за околицей. Они были из разных миров, несмотря ни на что.

— Спасибо, — Лизавета улыбнулась Инге. — И прошу меня простить.

— Уже уходишь? — Лад как будто и впрямь удивился. — Но ты не доела.

— Я наелась, спасибо, — повторила она благодарность, а затем как можно скорее выскользнула из-за стола и из комнаты.

Ей не хотелось тревожить оставшихся своими непрошенными, неуместными чувствами. Разумом Лизавета понимала, что они так легко говорят о расставании не потому, что не ценят её, а потому, что прожили слишком долго. Им уже приходилось прощаться со своими родными и любимыми — а кем была она? Ещё одной искрой, промелькнувшей, угасшей и быстро забывшейся.