Жемчужный узел

— Ты же не собираешься пойти на попятную? — сначала Лизавета подумала, что это говорит ей внутренний голос, но нет: решающий вопрос задал Лад, сам не зная, на что подписывается.

— Нет, — она встряхнулась. — Конечно, нет. Но ты же знаешь: рассказать правду бывает очень непросто.

— Ты теперь каждый день будешь мне это припоминать?

— Да, — с этим ответом Лизавета не медлила. — Потому что предательство не должно оставаться безнаказанным, даже для бессмертных водяных с очаровательными улыбками.

— Так ты считаешь, что у меня очарова…

— Я хочу, чтобы ты забрал меня под воду.

О, она выбрала наилучший момент. Было что-то чудовищно приятное в том, чтобы наблюдать, как самодовольна улыбка сползает с Ладова лица, сменяясь ошарашенным выражением.

— Что ты сказала?

— Ты слышал. Но что самое ужасное, ты пообещал мне это исполнить.

Вот так, вонзить нож в самое сердце и провернуть, чтобы было больнее. Всё так же, как он сделал с ней.

— Ты не понимаешь, о чём просишь.

— Тогда объясни мне.

— Хорошо, — Лад помедлил с мгновение. — Что ты знаешь о Нави?

09

Ей следовало догадаться. Вспомнить все сказки, которые ей читала в детстве нянюшка, и байки, что отец привозил из поездок. Это же было не сложно, правда? Подумать о том, что водяными обычно становились умершие люди и догадаться, что это значит?

Но Лизавета не подумала, и потому замерла, огорошенная, стоило Ладу спросить, что она знает о Нави. Потому что всё, что она знала, сводилось к простейшей истине: Навь — это царство мёртвых, и живым туда путь заказан. Да, и она только что взяла с водяного обещание её туда утащить.

— Вижу, кое-что знаешь, — заметил Лад, и теперь уже он выглядел злорадствующим. — Теперь ты поняла свою ошибку?

Она отказывалась признать это вслух, но да, поняла. Не было ничего трудного или невозможного в том, чтобы утянуть глупую маленькую купчиху в Навь — вот только, видите ли, для этого ей пришлось бы умереть.

— Хм. Значит, ты меня убьёшь? — Лизавета смогла сказать это вот так просто лишь потому, что до конца не поверила в происходящее.

И каково же было её облегчение, когда усмешка на лице Лада стремительно сменилась изумлением, а сам он выпалил:

— Что⁈ Матерь-Природа, нет, конечно же!

Кажется, Лизавета охнула. Или ойкнула, она сама уже была ни в чём не уверена. Вся её жизнь за прошедшие полдня превратилась то ли в зыбкий песок, то ли в палку, переброшенную над зияющей пропастью.

— Ладно, — она сглотнула. — Ладно, видимо, я знаю о Нави меньше, чем следовало, потому что по моей памяти это то место, где оказываются все мёртвые души, а значит, чтобы попасть туда, нужно… ну, скончаться.

— О, — Лад такой трактовке только удивился. — Я и забыл, насколько странной может быть людская религия. И что, вы прям в это верите?

— Нет. Мы верим, что после смерти все попадают на суд к Богу-Отцу, и он решает, куда ты отправишься: на небеса за наградой или в подземье, где тебе воздастся за все грехи.

— И что из этого Навь?

— Ничего. В Навь верят только крестьяне, которые… — Лизавета запнулась. — Которые также верят в существование леших и водяных.

Лад просто не мог не улыбнуться. Она же поморщилась, чувствуя себя всё более глупо. Надо же, пришла сюда такая вся из себя решительная, собиралась карать и диктовать свои условия — а теперь стоит в полном недоумении, гадая, до чего умудрилась договориться.

— Похоже вам, городским, есть чему у этих крестьян поучиться.

— Похоже, — Лизавете старалась говорить как можно более равнодушно. — Так ты объяснишь, что тогда имел в виду, говоря о Нави?

Он кивнул.

— Но разговор будет долгим, так что садись.

Эта сцена напомнила Лизавете её первый день в деревне. Они с Ладом тоже сидели на берегу озера, презрев любые приличия. Их плечи едва не задевали друг друга — иногда ветер колыхал рукав его рубашки так, что она чувствовала касание грубой ткани, но почти не обращала на это внимания.

Тогда Лизавета ещё не была влюблена, сейчас — уже не была, и ей хотелось верить, что близость Лада окажется такой же незначительной, как и прежде. Но этого, конечно же, не случилось. Ей достаточно было ощутить исходившее от него тепло, почти задеть его ногу коленом, когда садилась, и вот Лизавета уже позорно краснела и ёрзала, пытаясь отодвинуться не слишком далеко, но и не близко. Лад, к его чести, не произносил ни слова.

— Говори, — говори, наконец, нетерпеливо произнесла она, словно промедление произошло не по её вине. — Какую ошибку я, по-твоему, совершила?

— Помимо того, что забыла — под водой нельзя дышать?

Лизавета поглядела на него с недоверием. Он выглядел как человек, Инга и Ольга тоже, так что ей и в голову не могло прийти, что они могут дышать как-то иначе, чем люди. Или вообще не дышать, если на то пошло.

— Ты ведь шутишь?

— Не-а, — Лад покачал головой, явно наслаждаясь произведённым впечатлением. — Учитывая, что в своём миленьком плане ты забыла уточнить, что исполнение желание должно быть для тебя несмертельным, я и впрямь мог бы убить тебя, как ты недавно сказала.

— Но ты этого не сделаешь, я уже поняла. Нечего меня пугать.

— Я не пугаю, а даю оценить перспективы.

— Ладно, я поняла, — Лизавета закатила глаза: утихшее было раздражение начало возвращаться. — Я — маленькая дурочка, зря пытавшаяся обвести великого водяного вокруг пальца. Ты проучил меня, я устыдилась. Но мы пожали друг другу руки, уговор заключён, и если ты не знаешь способа его расторгнуть…

Было бы прелестно, если бы он сказал: «Знаю». Ей не пришлось бы отправляться в подводное царство, почему-то представлявшееся Лизавете ужасно холодным, как озёрная вода в декабре. Ему не пришлось бы терпеть рядом взбалмошную девчонку, которая тоже могла проявляться характер, когда хотела. Все были бы в выигрыше, нет?

— Нет уж, господарыня Лизавета, вы напросились спуститься в Навь — и вы спуститесь, — не дал договорить ей Лад. — Я просто хочу, чтобы ты понимала, как это опасно.

— И как же?

— Ты можешь умереть.

— Ой, да ты только что сказал, что не собираешься ничего мне делать…

— А кто сказал, что для тебя опасен только я?

И тут до Лизаветы дошло. Это Лад благоволил ей — ну, или пытался искупить чувство вины. Но у Инги и Ольги не было перед ней никаких обязательств. Равно как не было их и у других созданий, которые могли населять Навь.

— Как ты верно подметила, Навь — это царство мёртвых, — вновь заговорил Лад. — Хотя правильнее было бы называть её царством природы, противопоставляя всему человеческому. Мы верим, потому что это действительно так, что Бог-Отец приглядывает за людьми на протяжении всей их жизни, а Мать-Природа присматривает в посмертии. Она решает, как ты продолжишь свой путь: станешь ли частью природы, обернёшься ли деревом, продолжишь свою жизнь духом или уйдёшь дальше.

— Уйдёшь дальше?

— Не спрашивай: я не знаю, куда, — Лад легкомысленно пожал плечами. — Я ведь остался.

Невесть откуда налетел порыв ветра, не сильный, но холодный, пробирающий до костей. Лизавета поёжилась, обняла себя за предплечья, стараясь сделать это как можно незаметнее. Она и не думала, что короткий разговор с Ладом подтолкнёт её к открытию тайн мирозданья.

— Суть в том, что в Нави не место живым людям. Твоё присутствие нарушит баланс, который поддерживает сама Мать-Природа и мы, её верные слуги. Нарушенный баланс стремится к восстановлению любыми путями, а это значит, что сама природа попытается тебя убить. Готова ли ты к такому?

Конечно, она не была готова к такому! Лизавета не собиралась умирать, ни сейчас, ни в ближайшие три года, ни в ближайшую полусотню лет. Но не собиралась она и отступаться.

— Да, — солгала она, лишь бы посмотреть, как Лад изменится в лице.

Уверенность с него смыло, словно волною. Миг — и перед Лизаветой вновь сидел тот лохматый мальчишка, каким Лад был для неё последние дни.