Страница 51 из 64
Аварх удобно устроился на тюфячке со своей стороны решётки. Он всегда так сидел, игнорируя стол и табуретку. Отправляя в рот ложку за ложкой, он никогда не забывал нахваливать еду. Мне было приятно, я стала задерживаться, чтобы забрать у него опустошённую посуду. Слово за слово — и мы стали разговаривать. Конечно, смешно было бы рассчитывать, что он сбежит таким образом или что я его выпущу, но мне казалось, что ему действительно интересно наше общение. Впрочем, я не касалась темы его побега с родины.
— Никогда особо не задумывался над этим. Тот, кто родился и вырос в Орайвал-Айаре имеет некоторый иммунитет, конечно. И если под сильное воздействие попадает человек, то шаманы его за месяц возвращают, иногда раньше. Только вот они никому не говорят, как проводят лечение.
— У нас нет шаманов, только маги. Я даже не знаю, чем они отличаются, — я вопросительно посмотрела на него.
— Ишь, какая, — Наран ухмыльнулся. — Да никто тебе этого точно не скажет. Но шаманы как-то ближе к изначальной, старой культуре, они и богов иногда слышат, и в кланах часто решающее слово за ними. А маги всегда более рациональны. Вот они говорят, что козье молоко спасает от дурмана. Ох уж, эти козы, спасение и наказание, — он засмеялся, — с ними запросто не поладишь. Вздорная скотинка.
— А вот и нет! — горячо возразила я. И замолчала. Воспоминание маячило близко-близко, и казалось, что я вот-вот ухвачусь за его хвостик.
— Нет? Послушная? — перебил мои усилия парень, даже не заметив паузы. — Видимо, ты умеешь с ними ладить, волшебное слово знаешь. Я бы тоже такую красавицу слушался с удовольствием.
— Какое волшебное слово? В первый раз слышу, — заинтересовалась я, пропуская мимо ушей комплимент. Сколько их уже тут прозвучало — полно! Но я не принимала на свой счёт, это Наран от безделья болтает, он-то, конечно, хочет, чтобы я подольше не уходила. Скучно ему в этих стенах. Ещё бы!
— В Великой Степи так говорят о тех, кого все животные понимают, но я таких не встречал. Понятно, что собственная животинка будет слушаться, если не хочет розгой получить, но чтобы со всеми животными ладить — такого не видел.
— Слушай, но ведь здесь нет коз, как же ваши не побоялись столько лярчи жечь? — свернула я с темы о магах жизни.
Мне хотелось узнать хоть какую-то полезную информацию. Про молоко, конечно, важные сведения, но где сейчас его найти?
— Тоже, наверное, волшебное слово знают, — подмигнул аварх. — Или шаманов с собой прихватили.
— Можешь ты побыть серьёзным? — рассердилась я, — ты вот зачем бежал? Да с такими сложностями? Почему бы тебе не уйти неделей позже, когда лярча перестанет цвести? Было бы и легче, и с нашей стороны проще. Если я правильно понимаю, вообще не надо было бежать, а можно было на законных основаниях переселяться.
— Всё-таки дошли до этого вопроса мы, да? «Почему»? «С целью какой»?
Акцент и другое построение речи внезапно поразили. До этого Наран говорил на имперском, как родном, а когда заволновался, то слова в предложениях стали меняться местами. Аварх и сам преобразился, выпрямился, нахмурился.
— Не был простой батыр я. Никогда не был, — и тут он замолчал.
— Что же случилось? — здесь чувствовалась какая-то непростая история, поэтому, наверное, мой голос прозвучал с любопытством.
— Слезливой драмы в духе разлученных возлюбленных можешь не ждать, — криво ухмыльнулся он, — случилось то, что в Великой Степи таких, как я, убивают ещё в детстве.
— Каких «таких»?
— Отмеченных луной. Лунатиков, попросту говоря. Ты первый человек, которому я об этом говорю, — он с вызовом посмотрел на меня.
Я пожала плечами. Ну, лунатик, подумаешь. Чем это хуже, чем моя потеря памяти? Хотя, если лунатики, как говорят, не помнят своих ночных приключений, то мы похоже больше, чем я могла бы думать. Сложно, наверное, каждое утро просыпаться и думать — что именно ты мог забыть.
Теперь я смотрела на аварха с большим сочувствием:
— И что — больше никто не знал? Как же ты бежал? И почему не ушёл официальным путём?
— Ой-ой, сколько вопросов! — попробовал засмеяться Наран, только получилось у него не очень хорошо, — знала одна женщина, благодаря ей я и сбежал в итоге. А официальным путём было невозможно, потому что из влиятельного рода я. Высокий аварх обязан быть патриотом и не имеет права хотеть жить в другой стране.
— Ясно. Я и не знала, что у вас так сурово.
— Да и у вас так же, — парировал он. — Разве может сын приближенного к императору вельможи переселиться в ту же Рамезию, например?
— Рамезию? — название снова вызвало всполох образов в моей просыпающейся памяти. Я подумала, что мой отец мог быть убит на войне с этой страной, как у многих других девочек из пансиона.
— Или Транию, Грос, если тебе больше нравится западное направление, — без разницы.
— Ну да, вряд ли, — поддакнула я. — Хотя почему бы и нет? Мы же не воюем.
А на самом деле, откуда мне знать, что могут себе позволить сынки влиятельных людей? Кстати, откуда взялось это деревенское «сынки»? Я уверена, что никогда с таким и не сталкивалась! Голова сильно закружилась, и мне пришлось опереться на стену, чтобы не упасть. Перед глазами снова мелькнул калейдоскоп образов. Как не вовремя!
— Эй! С тобой всё в порядке?
— Да-да, не выспалась немного.
— Так пошла бы и поспала, — встревоженно заметил аварх, — не обязательно со мной разговоры разговаривать, если плохо себя чувствуешь.
— Всё в порядке, — махнула я рукой, — ты лучше скажи, почему лунатиков убивают-то?
— Считается, что сноходцы — люди обманчивого светила, поэтому в противовес людям солнца мыслят и действуют непредсказуемо. От них не обязательно ждать плохого. Но и рассчитывать на них нельзя, логика их поступков не поддаётся считыванию. В глубокой древности один из лунатиков задурил голову местному шаману — а это надо постараться! — и целый род погиб, а вместе с ним и знание о том, как это произошло. Только легенда и осталась. Из-за того случая и пошёл обычай избавляться от возможной угрозы. Сами же родители, обнаружив в ребёнке такое, предпочитают отравить его, пока остальные не узнали. Разные варианты избавления от лунатиков в разных кланах, но, поверь, каждый способ по-своему ужасен.
— Варварство какое! — вырвалось у меня.
— Возражать не буду, — скорчил гримасу Наран, — если тебя утешит, то девчонок обычно в Империю продают или валлийцам. Будут на самой грязной работе, конечно, зато живые.
Я понятливо покивала:
— Мда. Тебя-то это вряд ли обнадёживало.
— Смеёшься? Зря. В детстве я сильно был похож на девчонку. Мы уже тогда прикидывали, как бы утечь из Степи. Один раз почти получилось. Вот только покупатель из ваших велел раздеть девчонок, пощупать, наверное, хотел, — зло сказал аварх.
— Может, наоборот, осматривал на предмет болезней? — вспыхнула я.
— Может, и наоборот, — поспешил согласиться Наран. — Только от той заботы я месяц выздоравливал, отец распорядился, чтобы я хорошенько запомнил, каково это — род опозорить. Ну и косу под ноль сбрили, как ущербному.
— Но ты, конечно, искал и другие пути побега? — заинтересованно спросила я.
— Искал, ещё как. После этого случая надзор за мной усилился многократно. Приставили учителей, наставников, мастеров. В одной комнате со мной должен был спать воспитатель, и мы приложили много усилий, чтобы избавиться от его соседства. А потом я вырос, ушёл в свой дом, вызвал много шума и сплетен тем, что запретил прислуге проживать в доме, на каждую дверь, каждое окно поставил изнутри замки, но всё равно каждое утро просыпался с мыслью, что, возможно, оно было последним в моей жизни. И знаешь, милая, от этой мысли меняется всё.
Он пристально посмотрел на меня и продолжил, будто вбивая гвозди в гроб моих представлений.
— Я смотрел на семью и видел людей, которые, обливаясь слезами, подольют яд мне и потравят моих детей, если я буду столь неосторожен, чтобы их завести. Люди, называющие себя моими друзьями, будут стоять в первых рядах при аутодафе и подталкивать горящие палки к моим пяткам.