Режиссеры-шестидесятники. Переиздание

Актриса «Современника» Л. Толмачева считала, что в истории с МХАТом Ефремовым двигало честолюбие, что он совершил ошибку, уйдя из «Современника»[96]. Если это и была ошибка, то она была органически связана с личностью Ефремова.

Театр для Ефремова был формой участия в делах общества и государства. Ефремова волновал театр не только как художественный, но и как общественный институт. С помощью театра режиссер участвовал в государственной политике, так ему, по крайней мере, казалось. Поэтому скромному «Современнику» он с легкостью предпочел первый государственный театр страны, здесь его общественная миссия могла стать более эффективной, его политика — более влиятельной. Так, очевидно, он думал. Главного режиссера МХАТа власть услышит скорее, чем главного режиссера «Современника». Но именно в таких рассуждениях, очевидно, и крылась основная ошибка Ефремова.

Потому что должность руководителя МХАТа, прежде всего, ограничивала свободу. Руководитель МХАТа — это не то лицо, которое подсказывает власти, как ей жить. А то, которое живет по ее указке. Ведь МХАТ с тех пор как стал любимым театром Сталина, превратился в придворный театр и стал работать в угоду советскому режиму. Этот же статус остался при нем и в 1960-е и в 1970-е годы. Для МХАТа и в брежневские времена существовала огромная система ограничений. Здесь могли идти только идеологически выдержанные произведения. Произведения, поддерживающие и упрочивающие государственный строй и коммунистическую идеологию. Ефремов, приняв новую должность, с самого начала обрекал себя на идеологическую конъюнктуру.

Переходя из «Современника» во МХАТ, Ефремов решал не только проблемы художественные, но и проблемы статусные. Но за желание стать режиссером государственного значения следовало заплатить большую цену. Быть режиссером государственного значения и одновременно оставаться политически и идеологически свободным художником в условиях советской реальности было практически невозможно. Потому что режиссеры государственного значения были вынуждены подыгрывать власти и делать то, что она велит. А политически и идеологически передовые художники неизбежно и вступали с властью в конфликт и становились почти диссидентами как Ю. Любимов. Или пренебрегали карьерой, соглашаясь на низкую должность, но занимались при этом настоящим искусством, как А. Эфрос.

Во МХАТе у Ефремова появилось много дополнительных сложностей, каких не было и не могло быть в «Современнике». В новых для себя условиях работы, в самом крупном театре страны, он старался найти способ, чтобы, с одной стороны, высказаться откровенно и честно, с другой, высказаться так, чтоб это пропустили. Конечно, не избегая при этом компромиссов. И поэтому начал играть двойную игру. И в сторону власти, и в сторону интеллигенции. Трудно сказать, чего у Ефремова во МХАТе было больше — достижений или этих компромиссов? Стоило ли все-таки польститься на этот уже давно недееспособный театр с колоссальной труппой, массой внутренних проблем и, самое главное, той фальшивой государственной репутацией, которая сковывала его свободу и диктовала особый стиль работы? С огромного МХАТа властью спрашивалось гораздо больше, чем с маленького «Современника».

Уйти из учреждения художественного, но более скромного, в учреждение казенное, бюрократическое, но помпезное, можно по разным причинам, но в том числе и от недостатка культуры. Ефремов не мог устоять перед советским соблазном престижа и успеха. В этом крылась одна из самых крупных его слабостей. С одной стороны, честный и принципиальный художник, предпочитающий быть правдивым во всем, не боящийся идти на конфликт с официальной точкой зрения, с другой, режиссер, не лишенный честолюбивых амбиций, желающий обладать официальным весом, быть отмеченным государственными должностями и наградами, — таким стал Олег Ефремов на пике своей карьеры.

МХАТ СССР им. М. Горького, а именно так назывался театр в тот период, когда туда пришел Ефремов, был не только самым крупным (с ним в этом отношении мог конкурировать только Малый театр), но и самый сложный коллектив в стране.

Созданный К. Станиславским и Вл. Немировичем-Данченко на рубеже ХIХ и ХХ веков, Художественный театр является носителем тех уникальных традиций, которые связывают с русской психологической школой. Это театр углубленного творческого процесса, театр, в центре внимания которого находится человек во всей сложности и своеобразии его внутреннего мира и «жизнь человеческого духа».

Традиции Художественного театра были живы еще в 1940-е годы, когда здесь работал Вл. Немирович-Данченко. (К. Станиславский умер в 1938 году, и в последние годы жизни уже не приходил в театр, проводя занятия с актерами и репетиции у себя доме в особняке в Леонтьевском переулке). Как раз в 1940 — ом году Немирович-Данченко поставил «Три сестры» А. Чехова, спектакль, ставший эталоном зрелого мхатовского стиля.

Немирович-Данченко умер в 1943 году. И после его смерти театр еще десятилетие по инерции держал свой тонус, поражал высотой своей культуры, идущей еще с дореволюционных времен, блистательными актерами. Но в середине 1950-х, когда начиналась «оттепель», Художественный театр вошел в полосу долгого и затяжного кризиса.

К 1970-му году, когда сюда пришел Ефремов, кризис только значительно углубился и стал непреодолимым. К тому же многих уникальных мхатовских актеров уже не было в живых. А тех, которые еще оставались, насчитывалось не больше десяти человек. К ним относилась знаменитая А. Тарасова, уже тяжело больная. Она доживет только до 1973 года. Но Ефремов успеет дать ей роль в своей постановке «Валентина и Валентины» М. Рощина (1971).

Вообще первая задача, которую должен был решить Ефремов, придя во МХАТ, была задача дать роли еще остававшимся в живых мхатовским старикам.

А. Тарасова, прославившаяся в ролях Анны Карениной, Кручининой, в роли современной рощинской героини выглядела очень и очень неорганично. Это не была вина Ефремова. Просто дело в том, что тот стиль, в котором работал шестидесятник Ефремов, и тот, в котором работали классические мхатовские артисты, очень сильно разнились между собой. У шестидесятников не было той культуры, какая была в классическом МХАТе. И тут уместно еще раз вспомнить то, что говорил А. Эфрос о своих актерах, играющих Чехова. Он говорил, что мальчики с Арбата, воспитанные на песнях Окуджавы, с трудом дотягиваются до чеховских образов. Ефремов именно и был таким мальчиком с Арбата, и конечно его творческий союз с мхатовскими стариками выглядел непросто именно в силу разницы культурного уровня. Театр шестидесятников с трудом смыкался с театром эпохи классического МХАТа.

Однако, в Ефремову с мхатовскими стариками удалось подготовить один удачный спектакль. «Соло для часов с боем» О. Заградника (1973), в котором было занято сразу пять знаменитых ветеранов — О. Андровская, А. Грибов, М. Прудкин, В. Станицын, М. Яншин. Ефремов значился художественным руководителем постановки. А режиссером, практически и занимавшимся спектаклем и работой с актерами выступил тогда еще молодой (он во МХАТе состоял на положении стажера), но недюжинно одаренный Анатолий Васильев. Ему и принадлежит успех этой постановки. А. Васильев, ученик наследников мхатовских традиций А. Попова и М. Кнебель, обладал уникальным талантом и интуицией именно в области психологического театра. Он и сумел достичь органического союза с мхатовскими актерами. Они в этом спектакле играли великолепно, «Соло» стало их лебединой песней. Их век клонился к закату. Через некоторое время после премьеры старики один за другим стали умирать. Первой в 1975 году ушла О. Андровская. Последним в 1977 году — А. Грибов.

Только Народный артист СССР М. Прудкин оставался в живых. Он еще сыграет не одну роль на сцене МХАТа. Уйдет из жизни только в 1994 году возрасте 96 лет.

Из мхатовских ветеранов в театре при Ефремове будет работать А. Степанова, железная советская леди, Народная артистка СССР, лауреат Сталинской и государственной премий, премии К. С. Станиславского, герой социалистического труда. Она уйдет из жизни в один год с Олегом Ефремовым (2000). Степанова будет вести очень активную жизнь в театре на должности секретаря парт организации, сыграет ни одну роль. В 1975 году для нее будет поставлена «Сладкоголосая птица юности» Т. Уильямса. Она примет участие и в других спектаклях Ефремова, Эфроса.

96

Толмачева Л. «Шумит, не умолкая память-дождь» // Олег Ефремов. Альбом воспоминаний. М., 2007. С. 39–44..